Но ведь «такару» не желают мириться со своей участью ни в Соединенных Штатах, ни за их пределами. Они борются за иное, лучшее будущее, и их борьба служит залогом того, что «Утопия 14» так и останется в мире утопий, точнее — антиутопий.

Выше мы говорили, что в романе Воннегута очень мало неправдоподобного, что сила его фантастики — в реалистичности этой фантастики. Это не значит, конечно, что правдоподобным в «Утопии 14» нам представляется решительно все. Напротив, некоторые утверждения автора заведомо несостоятельны, фантастичны в самом плохом смысле этого слова и ничего, кроме протеста, не вызывают. Это относится к тенденциозной трактовке автором проблемы мировой войны и социальной революции.

Третья мировая война предстает в воспоминаниях героев романа как некое повторение (по способу военных действий) второй мировой войны. Несколько сложнее военная техника, несколько сильнее бомбо-огневая мощь армий — вот и все различия. Это, конечно, не «научная фикция», как именуют на Западе фантастику, а просто фикция. Общеизвестно-, что третья мировая война, если она разразится, неизбежно будет войной с самым широким применением ядерного, а возможно, также химического и бактериологического оружия. Это будет величайшая катастрофа, грозящая человечеству самыми ужасными последствиями, на которые не раз обращали внимание крупнейшие ученые мира. И во всяком случае, Соединенным Штатам Америки не избежать мощных ответных ударов.

По данным самих американских специалистов, достаточно будет несколько десятков водородных бомб общей мощностью не более 10 миллиардов тонн тротилового эквивалента, чтобы из двухсот миллионов американцев осталось в живых двадцать, да и то на три четверти тяжело пораженных различными формами лучевой болезни от радиоактивного облучения и осадков. А таких бомб на Земле заготовлены сотни, если не тысячи.

Так что изображать третью мировую войну повторением второй, да еще с победой Соединенных Штатов, вновь выплывающих из нее без единой царапинки, современное соотношение сил на мировой арене не дает ровно никаких оснований.

Именно соотношение сил капитализма и социализма в современном мире позволяет быть уверенным в том, что монополистический капитал никогда уже больше не станет хозяином земного шара, что историю вспять не повернуть.

Но если трактовка мировой войны носит в романе, так сказать, служебный характер, являясь произвольным допущением, помогающим ярче показать, в какую пропасть идут и неизбежно придут Соединенные Штаты Америки даже в случае установления их господства над всем миром, то трактовка социальной революции выражает принципиальную позицию автора и составляет одну из главных идейных проблем книги.

В романе изображена, по сути дела, не революция, а путч кучки авантюристов, возглавивших своеобразное движение новых луддитов — разрушителей машин, подобно тому как это имело место в Англии конца XVIII-начала XIX века. Путч терпит крушение. Значит ли это, что любое выступление против капитализма, в том числе и такого, каким он является нам в «Утопии 14», в принципе безнадежно?

Что всякое движение, всякий бунт против научно-технического и социального прогресса заведомо обречен на провшг — это истина бесспорная и достаточно ярко на страницах романа еще раз проиллюстрированная. Правильной то, что безнадежный бунт кучки героев романа против машинной цивилизации Запада напоминает безнадежную борьбу североамериканских индейцев против той оке самой цивилизации столетием-двумя раньше. Но бунт и революция, конечно же, разные вещи.

Как уже говорилось, подбор героев романа крайне тенденциозен. Их можно условно разделить на три группы: правящая кучка технократов, отколовшаяся от них по тем или иным причинам деморализованная люмпен-интеллигенция и столь оке деморализованный, оболваненный, забитый люмпен-пролетариат, в который якобы обратилось к тому времени подавляющее большинство американского народа.

Конечно, люмпен-интеллигенция ни на что, кроме «революционного вспышкопускателъства», не способна. Мы знаем это по опыту истории множества лэшеров, которые устраивали скороспелые путчи только для того, чтобы «попасть в анналы». Не способен ни на что иное, кроме бессмысленного разрушительного бунта, и люмпен-пролетариат.

Но помимо люмпенов, в Соединенных Штатах и других странах капитала существует несоизмеримо более значительная сила — промышленный пролетариат, фермерство, «средние слои», в том числе и интеллигенция. Эта сила способна на нечто большее, чем просто бунт. И она выступает не против прогресса, а именно за него, что и делает эту силу в конечном счете непобедимой.

Было бы упрощением представлять дело так, будто в современных условиях эта сила на Западе окончательно консолидировалась и выступает единым фронтом против общего врага — против монополистического капитала, возглавляющего силы реакции. Процесс консолидации очень длителен, сложен и нередко противоречив. Но процесс этот идет, в нем принимают активное участие все прогрессивные элементы капиталистических стран, и победа в конечном счете за ними, ибо за ними — неодолимая поступь прогресса.

«Кто- то просто обязан быть неприспособленным, — пишет Воннегут, — кто-то просто должен испытывать чувство неловкости для того, чтобы задуматься над тем, куда зашло человечество, куда оно идет и почему оно идет туда». В этом смысл книги. Собственно говоря, в этом смысл всей современной прогрессивной фантастики Запада.

«Утопия 14», может быть, даже вопреки субъективным воззрениям ее автора служит идейным оружием в консолидации сил прогресса против сил реакции. Она с большой художественной силой показывает страшное будущее, которым угрожает человечеству капитализм. Она помогает поднимать людей на борьбу за иное, лучшее будущее. Это и дает ей право на выдающееся место в современной фантастике Запада.

Город Айлиум в штате Нью-Йорк делится на три части. Северо-восток — место жительства управляющих, инженеров, а также городских служащих и небольшой группы специалистов, северо-запад — обиталище машин, в южной же части, отделенной от прочих рекой Ирокез и получившей в народе название «Усадьба», ютится все остальное население.

Если бы вдруг мост через Ирокез оказался взорванным, это мало изменило бы обычнее течение жизни. И по ту и по другую сторону реки, пожалуй, не найдется желающих общаться между собой, и наведываться на тот берег их может заставить разве что простое любопытство.

Во время войны в сотнях таких же айлиумов управляющие и инженеры научились обходиться без мужчин и без женщин, которых отправляли сражаться. Война была выиграна невероятным способом одними машинами, без применения людской силы. В стилизованных патио на северном берегу Ирокеза жили люди сведущие — именно те, кто выиграл войну. Это именно им, сведущим людям, демократия обязана жизнью.

Десять лет спустя после окончания войны — после того, как мужчины и женщины вернулись к своим очагам, после того, как бунты были подавлены, а тысячи бунтовщиков были брошены в тюрьмы за саботаж, — доктор Пол Протеус сидел в своем кабинете, поглаживая кошку. В свои тридцать пять лет он был уже самой значительной фигурой в Айлиуме — управляющим Заводами Айлиум. Это был высокий худощавый брюнет с мягким взглядом, с длинным лицом, как бы перечеркнутым очками в темной оправе.

Но в данный момент, как, впрочем, и вообще за последнее время, ни своей значительности, ни своего выдающегося положения он вовсе не ощущал. Сейчас ему важно было только, чтобы кошка освоилась с новой для нее обстановкой.

Люди, достаточно старые для того, чтобы помнить, и слишком старые, чтобы состязаться с Протеусом, с умилением признавали, что он как две капли воды походит на своего отца в молодости. Считалось неоспоримым (в некоторых кругах это признавали с оттенком неприязни), что Пол в один прекрасный день продвинется по служебной лестнице так же далеко, как и его отец. Доктор Джон Протеус-старший к моменту своей смерти был первым национальным директором Промышленности. Коммерции, Коммуникаций, Продовольственных товаров и Ресурсов — пост, по важности уступающий разве только посту президента Соединенных Штатов, да и то в известной степени.