Крупье сдал Костнеру восьмерку, себе - четверку; Костнер прикупил даму и решил - пусть контора поработает; "встал". Банкомет начал сдавать себе[1] . Шестерка.

Крупье словно выволокли из фильма Джорджа Рафта года этак тридцать пятого: глаза-ледышки с алмазным блеском, наманикюренные пальцы, длинные, как у нейрохирурга; прилизанные черные волосы, открывающие бледный лоб. Сдает не глядя. Шлеп, шлеп - две тройки. Шлеп - пятерка. Двадцать одно. Обрезом колоды смахнул последние тридцать долларов Костнера - шесть пятидолларовых бумажек - в ящик для банкнот. Готов, простофиля. Полное крушение в Лас-Вегасе, штат Невада. В Игралище Западного Мира.

Костнер сполз с удобного высокого кресла, отвернулся от стола для блекджека. Действо уже возобновилось. Будто волны сомкнулись над утопленником: был, нет - никто и не заметил. Никто не видел, как порвалась последняя спасительная ниточка. Костнеру осталось выбирать: то ли, попрошайничая, добраться до Лос-Анджелеса и там попробовать начать нечто вроде новой жизни… то ли выпустить себе мозги через дырку в затылке.

Не самые радужные перспективы.

Он засунул руки поглубже в карманы заношенных грязных брюк и пошел потихоньку вдоль ряда игральных автоматов, лязгающих и дребезжащих по другую сторону прохода между игральными столами.

Остановился - в кармане что-то нащупывалось. Рядом с ним - и не замечая его - дамочка за пятьдесят в матроске, пронзительно-лиловой юбке, на высоченных каблуках орудовала сразу на двух автоматах - пока сработает один, правой рукой опускала монеты в другой и дергала рукоятку. В левой находился, по-видимому, неисчерпаемый источник четвертаков[2] - кепи объемом с котелок. Сюрреалистическое было зрелище: действовала она с маниакальной методичностью, без малейшего выражения на лице, с устремленными в одну точку немигающими глазами. Отвела взгляд, только когда зазвучал гонг: кому-то дальше по ряду достался выигрыш. В это мгновение Костнер понял, сколько злобы, губительности, беспощадности таят Лас-Вегас, легализованный азарт, заманивание среднего человека наживкой во взведенных капканах: в момент истины, когда женщина услышала - другой уловленной душе, дальше в ряду, достался ничтожный выигрыш, ее посеревшее лицо отразило ненависть, враждебность, вожделение и безраздельную преданность игре. Выигрыша-то хватит разве на то, чтобы игроку успокоить себя какими-нибудь словами, вроде "везет" или там "поймал игру" . Выигрыш - не более чем приманка, поблескивающая, цветастая, дразнящая блесна для голодной стаи рыб.

"Что-то" в кармане Костнера оказалось серебряным долларом.

Он подкинул его на ладони, пригляделся.

Вид у орла был какой-то истеричный.

Костнера будто дернуло, он встал как вкопанный в полушаге от выхода из обираловки. Что-то у него еще оставалось, на языке игроков "край", нужная масть. Доллар. Один кругляш. И карман, откуда он был извлечен, куда как мелок против преисподней, в которую Костнер только что готов был низвергнуться.

Была не была, подумал он и вернулся в ряд автоматов.

Он-то думал, они давно вышли в тираж, автоматы под серебряные доллары - монетный двор Соединенных Штатов сократил выпуск. А тут вот она, бок о бок с рассчитанными на никели и четвертаки бандитами[3] , машинка под кругляши. Главный выигрыш - две тысячи. Костнер глупо ухмыльнулся: собрался уходить - уйди чемпионом.

Он бросил серебряный доллар в приемную прорезь, схватил массивную, хорошо смазанную рукоятку. Сверкающее алюминиевое литье, рифленая сталь. Крупный шар из черной пластмассы, слегка ограненный, чтобы удобней держать. Целый день дергай - не устанешь.

Во всей вселенной некому было помолиться за Костнера, когда он дернул рукоятку.

Она родилась в Таксоне, мать - чистокровная чероки [4] , отец проезжий. Мать вкалывала на стоянке грузовиков, отцу жуть как не хватало домашнего очага и прочего. Мать только-только вылезла из очередной передряги, непонятно с чего возникшей, да так и не дошедшей до кульминации. Матери жуть как не хватало постели и прочего. Девять месяцев спустя появилась на свет Маргарет Энни Джесси - черные волосы, белая кожа и наследственная бедность. Двадцать три года спустя Маргарет Энни Джесси, дитя и адепт каталогов дорогих магазинов, девушка-мечта, взращенная модными журналами и не понаслышке знакомая с мышиной возней, избрала древнейшую профессию.

Мегги.

Длинные ноги, стройные, пританцовывающие; бедра капельку широковаты, ровно настолько, чтобы наводить мужчин на вполне определенные мысли - как бы их приобнять; плоский, идеальной формы живот; осиная талия, с которой любой наряд хорош - что платье "ретро" с узким лифом и расклешенной юбкой, что балахоны "диско"; груди нет - сплошные соски, а не груди, как у дорогой шлюхи (именно так заклеймил данную анатомическую особенность О'Хара [5] ), и никаких накладок ("да забудь ты об этих буферах, детка, не самое это главное"), точеная, микеландже лове кой лепки, шея, да еще и лицо…

Упрямо вздернутый подбородок, может, чуть слишком воинственный, да и как другому быть, когда приставал чуть не палкой отгоняешь; капризно надутая нижняя губка, своенравная, если присмотреться, и все же будто медом сочащаяся, вспыльчивая, на все готовая; нос, правильную форму которого подчеркивают тени, с выпуклыми ноздрями - здесь подходят слова "орлиный", "римский", "классический" и все такое; выступающие скулы, бросающиеся в глаза, как бросается в глаза мыс после десятилетнего плавания в открытом океане; скулы, скругленные туго натянутыми мышцами, а под ними навсегда залегла тьма - узкими тенями, полосками сажи, изумительные скулы - да что там, все лицо изумительное; бесхитростные, вразлет к вискам глаза - это от чероки,- посмотришь в них, а они так на тебя глянут, будто ты в замочную скважину подсматривал, а оттуда - чей-то встречный взгляд; про такие говорят - бесстыжие глаза, бери - не хочу.