Поднимаясь по лестнице, она прислушалась к тишине. Она была густой, нежной и жаркой, как ночь любви. Ах, друг Максим, чего бы я не сделала для тебя! Она представила его себе на улице Луи-Блан, надеясь, что он спит. Она была уверена: Бартельми поместил его в отдельную камеру и дал ему хорошее одеяло.

В квартире не было слышно ни звука. Лола тихонько позвала: «Ингрид! Ингрид!», но ее дылда напарница не отвечала.

Она нашла ее в спальне, на кровати. Девушка лежала неподвижно, сняв куртку и ботинки, а лампа, висевшая в изголовье, освещала часть ее лица. Глядя на нее, можно было подумать, что она уснула.

Лола увидела на ее груди куклу.

- ИНГРИД! О! ИНГРИД!

Высокая блондинка открыла глаза.

- Я растянулась здесь… чтобы вдохнуть его запах. Мужская кожа пахнет безумно приятно.

Ее голос показался Лоле странным. Но все-таки она уселась на одеяло, испустив глубокий вздох облегчения, ведь на какой-то миг решила, что Ингрид мертва. Второй раз за вечер - это уже слишком. Она машинально похлопала Ингрид по предплечью, которое оказалось горячим, и заставила себя несколько раз медленно и глубоко вздохнуть. «Если я улягусь на эту кровать, то никакая сила меня не поднимет», - подумала она, ощущая, как давит на плечи тяжесть, а желание заснуть вонзается в голову, словно хищная птица.

Ингрид грустно потеребила куклу. Та была одета в бело-голубую морскую форму и короткие носочки с кружевами. Ее создатель сделал ей личико с большими невинными глазами.

- Я нашла еще двух ее подружек. Они лежат в красивых коробочках, и к каждой прилагается фотография лицеистки.

- Неужели у них лица Хадиджи, Хлои и Ванессы?

- Нет, уверяю тебя, они японки, - мрачно ответила Ингрид.

- Ну и почему ты говоришь об этом с такой грустью? По-моему, это повод вздохнуть с облегчением.

- Меня пугает другое - то, что я нашла в шкафу, рядом с куклами.

- Что же?

- Одеяло.

- Ингрид, сказки Матушки-гусыни оставь на потом! Говори быстрее, к чему ты клонишь. Потому что если ты будешь продолжать в том же духе, я упаду и буду спать как бревно.

- Подожди секунду, сейчас я тебе все объясню. Максим - очень аккуратный человек и не любит беспорядка.

- Это очевидно.

- Ты сидишь на зимнем одеяле.

- И оно мягкое.

- В шкафу я нашла пустой чехол с надписью «зимнее одеяло» и чехол с одеялом, помеченный «летнее одеяло». Я вытащила оттуда летнее одеяло. Оно лежит сейчас рядом с кроватью. Пощупай его и погляди, что там.

Лола посмотрела на нее ничего не выражающим взглядом, потом медленно протянула руку и проделала то, чего от нее ожидала ее напарница.

- Хитрюга! Что это такое, Ингрид?

- Банковские билеты, Лола. Пачки, пачки и пачки банковских билетов.

Облокотившись на барную стойку «Красавиц», Лола настолько ушла в свои мысли, что не реагировала на призывы побыстрее уйти отсюда и спрятать деньги на Пассаж-дю-Дезир. Холщовый мешок, найденный в стенном шкафу у Максима, лежал сейчас у их ног, в нем было содержимое, извлеченное из летнего одеяла.

- Лола! Проснись! Ты слышишь меня или нет?

- Да, милая, я вполне могу делать два дела одновременно. Ты права. Уходим отсюда, давай спрячем деньги у тебя.

Войдя в свою квартиру, Ингрид заметила мигающий зеленый огонек на автоответчике. Она направилась в кухню, сварила кофе, налила чашечку Лоле и принялась считать деньги.

- Лола, здесь почти пятьсот тысяч евро.

- Неплохо.

Ингрид наконец обнародовала таившиеся в автоответчике сообщения. Все они были от Родольфа Кантора. И с каждым последующим сообщением его тон становился все жалобнее. Последнее было оставлено меньше часа назад.

Голос хозяина кинотеатра угас со словами: «Помогите мне справиться с ситуацией, или я заявлю, что разгром моего заведения - ваших рук дело!»

- Как будто это надо было нам, - сказала Лола, возводя глаза и воздевая руки к небу.

- Наверное, мне все-таки стоит поехать туда, - отозвалась Ингрид.

- Я с тобой.

- Уверена?

- Уснуть, деточка, - это все равно, что успеть на поезд. Если ты опаздываешь на один, то всегда можешь сесть на следующий. Вот и я подожду следующего поезда.

- А если мы в конце концов вообще разучимся засыпать?

На Родольфе Канторе был обычный городской костюм. На его волосах совершенно отсутствовал бриллиантин, глаза блуждали, и он отклеивал искусственные усы.

- Шесть рядов кресел сломано, красный занавес разорван, бар разорен. Надеюсь, вы сможете убедить их очистить помещение. Иначе через две минуты я вызову полицию и сошлюсь на вас.

- Почему вы не начали с этого? - спросила Лола.

- Потому что, несмотря ни на что, я хочу, по мере возможности, сохранить наилучшие отношения с Диланом Клапешем. Этот человек все-таки звезда.

Его слова заглушил звон разбитого стекла и ликующие вопли. Потом послышался голос солиста «Ред Хот Чили Пепперз». Своим властным голосом он призывал людей избавляться от телевизоров. Throw away your television. Time to make this clean decision. [Телик выбрось за порог. Сделать это - самый срок (англ.).] Бас бил по ушам. Ему отвечало нервное соло на гитаре. Ингрид объяснила, что собой представляла компания Дилана Клапеша. Директор провел дрожащей рукой по волосам.

- У меня идея, - вновь заговорила Ингрид.

- В добрый час! - взвизгнул Кантор.

- Вы мастер маскарадов, и у вас наверняка где-нибудь завалялось соблазнительное платье и парик.

- Подождите… э-э-э, да, есть. Их оставила здесь моя жена. Прошлым летом мы устраивали грандиозный костюмированный вечер, и Рене изображала мать из семейки Адамс.

- Давайте все это сюда, потом найдите на диске «Ред Хот Чили Пепперз» композицию «Don't forget те», [Не забывай меня (англ.).] а остальное предоставьте мне.

- Ты уверена, что у тебя получится, Ингрид?

- Не беспокойся, Лола. Иногда лучше поразить воображение, чем что-либо еще.

Они вошли в зал. Он представлял собой настоящее поле боя. Воздух был пропитан сигарным дымом. Музыка гремела так, что сотрясались стены. Тут и там скакали группы друзей Клапеша, хорошо подогретые спиртным. Сам режиссер сидел около сцены и жадно обнимал красивую брюнетку. Ингрид, сняв куртку и колпак, оставила их на попечение Лолы.

Лола и Кантор смотрели, как она движется по центральному проходу и берет курс на Клапеша; платье и парик, которые она держала под мышкой, были похожи на пойманного зверя с развевающейся на ветру гривой. Ингрид горячо обняла режиссера и пустилась с ним в долгие переговоры. Потом она забралась на сцену и скрылась за разорванным занавесом.

Режиссер обратился к своей орде с речью. После длительных увещеваний, тонувших в потоке энергии калифорнийской группы, друзья Дилана Клапеша один за другим расселись. Музыка смолкла, заиграла вновь, заикнулась - Кантор искал на диске нужную песню. Свет постепенно стал приглушенным, зал накрыла волна гитарного вступления, послышался голос певца. I'm an ocean in your bedroom Make you feel warm Make you want to reas-sume… [Я океан в твоей спальне. Согреваю тебя. Заставляю тебя снова захотеть стать моей… (англ.)] Тут занавес открылся, и зрители увидели конус света, в центре которого стояла высокая колдунья с копной угольно-черных волос и бледным лицом. Она воздела свои длинные руки к воображаемому небу.

Перчатки из темного блестящего атласа закрывали ей практически все руки, оставляя на виду только плечи. Ее пестрое платье скрывало фигуру, внизу напоминая венчик ядовитого цветка. Сначала, извиваясь, танцевали только руки. Одна за другой, медленно, движениями, выверенными тысячелетней магией, перчатки открывали мраморные колонны рук. Она подразнила зрителей, крутя ими в воздухе, а потом небрежно отбросила. Невидимая публика не издавала ни звука. Она начала вращать бедрами в такт голосу певца. Она откинула полу платья, и взорам зрителей открылась нога. Ступня была обнаженной, изящной, не изуродованной обувью. Без неестественно высоких каблуков Ингрид превратилась в Эсмеральду.