Спала ли этой ночью Эдлайн Мелвилл, в каком часу проснулась, делала ли свою утреннюю гимнастику, осталось неизвестным. Первые признаки жизни она подала около восьми утра, когда позвонила по телефону в номер Маклоренса. Поскольку никто не отвечал, она появилась у дверей соседнего номера и долго стучалась. Пришла горничная, открыла номер, и, когда Мелвилл выяснила, что ее любовника не просто нет, но он и не ночевал здесь, она явно встревожилась и вернулась к себе. Минут через пять она опять появилась в коридоре, за спешкою позабыв о тонкостях туалета и грима, и немедленно ринулась вниз к администратору с расспросами о Маклоренсе. Но никто ничего сказать ей не мог, кроме того, что ключ со вчерашнего вечера висит на положенном ему месте. Последнее известие взволновало Мелвилл, она упала в ближайшее кресло и нервно закурила. Она настолько погрузилась в какие-то неспокойные думы, что оперативник позволил себе приблизиться и взглянуть ей в лицо. Ему почему-то показалось, что вовсе не ревность исказила это лицо, не ревность и не тревога за судьбу ее дружка, а какой-то дикий, животный страх за собственную жизнь.

Докурив сигарету и погасив ее в пепельнице, немного успокоенная, Мелвилл встала. Она попросила женщину-администратора узнать в больнице или в полиции (она именно так выразилась), не случилось ли чего с ее приятелем Дэвидом Маклоренсом. И снова закурила в кресле.

Прошло десять минут, прежде чем администраторша выяснила в курортной поликлинике, что случилось. Сильно смущенная, она пересказала Мелвилл ужасную новость, вплоть до того, что в крови погибшего обнаружено много алкоголя, а машина его тяжко повреждена.

Мелвилл выслушала все это без единой слезинки, быстро вышла из гостиницы и принялась возбужденно расхаживать перед входом. Села на ближайшую скамейку, снова закурила, но после двух-трех затяжек отшвырнула сигарету. Опять началось хождение перед фасадом гостиницы. Наконец, будто выяснив для себя что-то или приняв какое-то решение, она направилась к почте.

Марков и Ковачев только что вышли прогуляться в парк возле дома отдыха, когда их почти бегом догнал возбужденный Петев.

– Товарищ генерал, я понял, кто Маман!

– Говорите!

– Это… Мелвилл. Только что она отправила телеграмму в Нью-Йорк. И подписалась «Маман». На английском… – И он протянул Ковачеву листок бумаги с латинскими буквами.

– «Нью-Йорк, Бронкс, Уэстчестер-авеню, 181, квартира 73. Джо Формика, – переводил Ковачев. – Морти погиб катастрофа машине быстрее жду Маман».

– Гм… Морти… – прошептал еле слышно Марков. – Мортимер… Напомните, как звали господина, которого ирландец искал по гостиницам?

– Мортимер Харрисон.

– Так, так… По паспорту погиб Дэвид Маклоренс…

– По фальшивому, товарищ генерал!

– А она сообщает, что погиб Морти. О'Коннор разыскивает Мортимера Харрисона или… в крайнем случае Дэвида Маклоренса. Видимо, это одно и то же лицо. Ибо, найдя Маклоренса, он прекратил поиски Харрисона. Вроде бы логично, а?

– Она и есть Маман! – не унимался Петев. Ковачев сердито потряс головой.

– Откуда такая уверенность! Можно писать и от чужого имени, как это делал Маклоренс. Хотя… скорее всего, вы правы. – Он ненадолго задумался. – Джо… Формика… На латыни «формика» означает вроде бы муравья. Джо Муравей!

– Может быть, так зовут этого… Бонифацио? – предположил Петев.

– Оставьте вы эти псевдонимы. Кто поручится, что Бонифацио – это не какой-нибудь полковник Лоуренс, а Муравей, к примеру, может оказаться и генералом.

Петев машинально поглядел на Маркова.

– Дались вам генералы, – усмехнулся Марков. – Пока что можно сделать лишь один вполне определенный вывод: у них нет на сегодня другого передатчика и приходится пользоваться официальным телеграфом.

– Значит… – Петев в раздумье почесал свою бородку. – Значит, Мелвилл не причастна к убийству.

– Ладно! – Марков махнул рукой. – Может, она сообщает, что возложенная на них задача успешно выполнена? Самое большое впечатление в этой телеграмме на меня лично произвела подпись. Точно такая же, как в шифрограммах: Маман. Профессионалы так не поступают. Нетрудно догадаться, что мы можем их засечь и расшифровать текст. Тем более что шифр-то элементарный…

– А что могут значить эти два словечка напоследок: «быстрее жду»? – размышлял вслух Ковачев. – Куда уж там спешить после катастрофы? И чего ждать?

– Или… кого? – продолжил генерал. – Как поступили с телеграммой? Отправили?

– Я поговорил с начальником почты, – сказал Петев. – Договорились немного ее подзадержать.

– И правильно. Когда ее там получат, то будут знать…

– Что Маклоренс – то есть Морти – уже… морто, мертв. И что передатчик уже в наших руках. Так что других шифрограмм больше не поступит. Заметьте следующее… – Ковачев заглянул в листок с текстом: – «Морти погиб катастрофа машине» можно понять и так: «Морти погиб. Точка. Катастрофа в машине». То есть катастрофа с передатчиком.

– А что все-таки передать начальнику почты? – спросил Петев. – Он не может надолго задержать телеграмму.

Марков курил, несколько раз торопливо затянулся.

– Действительно… А жаль! Смущает меня, что время идет, а мы все еще не знаем цели их прибытия сюда.

– Надо надеяться, скоро они покажут свои коготки, – сказал Петев.

– На что надеяться? Разве они уже не показали, на что способны, когда спровадили Маклоренса в пропасть? А завтра может произойти что-нибудь и похлеще!

19 июля, суббота. Вечером

Супруги Халлиган, как и положено достопочтенным англичанам, ровно в восемь явились к забронированному для них столику. Несколько минут спустя, когда еще ничего не было заказано, в зал вошел Ларри О'Коннор. Он оглядел зал, как бы кого-то ища, и, хотя свободных столиков было достаточно, приблизился к столу англичан и обменялся с ними несколькими ничего не значащими фразами, как водится между соотечественниками в чужой стране, после чего был настоятельно приглашен разделить компанию. Когда О'Коннор сел, беседа продолжалась.

Петев сидел недалеко. Цены здесь были не для командированных, а выдавать обеды и ужины в первоклассном заведении тоже за служебное задание Петеву было совестно, и потому он заказал пиво. Официант посмотрел на него подозрительно, но недовольства не выказал. Тем временем подоспел Дейнов и уселся напротив.