Эти подробности Консулов узнал позднее, уже от секретаря первичной партийной организации. Разумеется, он спросил о Петрове не сразу, а в последнюю очередь, ибо просмотрел еще несколько дел. Секретарь был человек многоопытный, из старой гвардии, наверняка в людях разбирался лучше, чем в тонкостях точной механики, и можно было верить, что он ни с кем, как обещал Консулову, не поделится содержанием их разговора.

– Это лучший специалист и один из лучших людей нашего предприятия, – сказал секретарь на прощанье. – Лучший. По всем параметрам.

Участковый тоже был склонен к похвалам. Оказывается, нрава Петров был тихого, добрый и отзывчивый необыкновенно. К тому же он дружинник и едва ли не единственный безропотно соглашается на вечерние дежурства.

О жене Петрова отзывы были умереннее. По мнению участкового, это весьма стеснительная и Молчаливая женщина. На людей смотрит подозрительно, соседей чуждается, а после смерти своего первого мужа вообще перестала с ними разговаривать. На общие собрания жильцов не ходит, чего не скажешь о самом Петрове. Но главное, что настроило участкового против Евы, была ее религиозность. Она принадлежала к секте адвентистов, из тех, что ожидают второго пришествия Христа и Страшного суда. Регулярно посещала по субботам их молельню. Резкая перемена, как говорили участковому соседки, произошла с ней после того, как попал под трамвай ее первый муж, отпетый алкоголик. Выйдя за Петрова, Ева стала чуть поприветливей, но все равно гордячка и молчунья.

Оперативное наблюдение показало удивительный порядок в жизни пожилых супругов. Утром муж выходил из дому в половине восьмого. С восьми до половины пятого неотлучно был на работе. Тем временем жена готовила, хлопотала по дому, но никогда никуда не ходила. Нужные покупки делал либо он до работы, либо она – уже после прихода мужа. Вечером они смотрели телевизор. И так – каждый рабочий день. В субботу, пока она была в молельне, он сидел дома или копался на своем небольшом, но удивительно аккуратном огородике. Иногда по воскресеньям он совершал загородные прогулки.

Когда началось наблюдение за домом Петрова, получили разрешение и на прослушивание его телефона. Никаких результатов: не только Петровы никому не звонили, но и в их доме не раздавалось звонков, разве что по ошибке. Непонятно было, зачем им вообще телефон. Впрочем, он остался как бы по наследству от первого мужа Евы – до сих пор в телефонном справочнике значилось его имя.

25 июля, пятница

Генерал Марков вновь прибыл в дом отдыха ближе к вечеру. На аэродроме его встречал Ковачев. Но ни в машине, ни за ужином они не касались дела. И лишь перед самым прощанием Марков пригласил полковника в свои так называемые генеральские апартаменты, чтобы вручить пакет.

– Здесь газеты. Подробное описание налета на музей. Я, сами понимаете, смог только фотографии просмотреть. Ознакомьтесь внимательно, а утром поговорим. Спокойной ночи!

26 июля, суббота

Поговорить можно было лишь после завтрака, и то не сразу, а когда все отдыхающие ушли на пляж. Наконец Марков и Ковачев облюбовали себе скамейку в тени развесистого ореха. – Прочитали? – спросил Марков.

– Прочитал, товарищ генерал. Вы уже наверняка знаете о показаниях О'Коннора. Они полностью подтверждаются всеми газетами. 10 июля около 22.00 в помещении охраны Американского музея естественной истории раздался сигнал тревоги. Сразу же началась перестрелка. Убиты полицейский и один из бандитов. Исчезла коллекция бриллиантов на сумму почти 18 миллионов долларов. Газеты полны самых немыслимых предположений относительно имен грабителей, а также упреков в адрес дирекции музея – за плохую охрану. И во всем остальном О'Коннор не солгал, включая суммы вознаграждений – десять и сто тысяч долларов. Если хотите, я переведу поподробней.

– Не надо. Но с чего вы расхваливаете этого вашего О'Коннора, всего лишь повторившего газетные сообщения? Великое чудо! О бриллиантах мы знали еще из письма Морти.

– Не-е-ет, товарищ генерал, ничего мы не знали. А Ларри нам открыл глаза.

– Не такие уж мы слепцы, чтобы нам глаза открывать! Однако он забыл указать, где находятся бриллианты…

– Почему он должен это знать?

– Заступаетесь за него, будто поверили ему до конца. Не забывайте, что он возможный убийца мадам Мелвилл.

– Убийца забрал бриллианты. Будь это Ларри, зачем ему было лезть к Халлиганам? Он бы улизнул. Нет, бриллианты не у него. Вероятней всего, они в черном чемодане.

Марков, углубившись в свои мысли, курил и молчал, точно не слышал последней фразы Ковачева.

– Вы не допускаете, что бриллианты уже в надежном месте в Софии? – спросил полковник.

– Ну вот! – оживился Марков. – Вы, стало быть, хороните вашу версию… о лифчике красавицы?

– Я не отказываюсь от нее. Но не исключено, что он служил всего лишь для усиления женских чар.

– А почему же тогда он исчез из ее номера? Зачем его было уносить?

– Это серьезный вопрос, согласен. Но не менее серьезна и проблема черного чемодана.

– Нет, этот чемодан из другой оперы, поверьте моему чутью. Да и логика. Шофер Пешо и мастер по приборам Петров – козырные тузы из другой колоды. Иначе выходит абсурд: что оба завербованы не кем иным, как доном Бонифацио. К тому же не вчера! Или вы предпочитаете версию, что музей ограбило ЦРУ?

Разговор вокруг преступления постепенно иссяк. Оба отлично понимали, что, сколь ни полезно вникать в подробности всех версий, спорить, анализировать, все равно однажды наступает момент логического пресыщения. Это значит, нужны не новые гипотезы, а новые факты…

Неожиданно генерал задал Ковачеву свой традиционный вопрос: «А не расскажете ли вы, полковник, что новенького в космосе?» То был сигнал сменить пластинку, а заодно просьба к старому товарищу поразмышлять на его любимую тему – звездное небо, Вселенная. Ковачев, как всегда, говорил с удовольствием, увлеченно, и они расхаживали по аллеям парка, словно юноши, унесенные воображением в просторы Вселенной…

Перед самым обедом появился Петев. Оказывается, Мишель Ноумен только что расплатилась в гостинице по всем счетам и предупредила администрацию, что завтра пополудни освободит номер, поскольку улетает.