– Ну ладно, мне наплевать, если вы не видите. Мой прадедушка – король Георг Пятый [7] , – горделиво произнесла она.
Я захохотал так, что чуть не упал со стула. Я знал, что многие тревеллеры ведут свою родословную от ирландских королей, но объявить себя родственницей совсем недавнего британского монарха – это что-то новенькое. Интересно, что за штуку она задумала? Начнет продавать мне акции Манчестерского канала или какую-нибудь семейную реликвию?
Мэри сидела, не улыбаясь и никак не реагируя на мое веселье. Она смотрела на меня, плотно сжав губы, – и я в самом деле заметил сходство! Передо мной сидела почти что копия королевы Виктории! Та же пышная грудь, так же сложенные на коленях руки!
Я попытался найти верный тон:
– Перестаньте, Мэри. Скажите, что вы пошутили.
Однако она была совершенно серьезна.
– Какие тут могут быть шутки! Мой дед – этот идиот Эдуард Восьмой! [8] Он обрюхатил мою бабку, когда она служила в Виндзорском замке в начале тридцатых годов.
Я помахал рукой, прося ее замолчать.
– Мэри, вы представляете себе, сколько людей в этой стране претендуют на родство с королевской фамилией? В психиатрических лечебницах целые палаты заполнены потомками Виндзоров, и примерно столько же гуляет на свободе.
Я понял, что выбрал неверную тактику. Она пришла сюда не за деньгами. Бедняжке нужен был человек, который помог бы ей превратить ее навязчивую идею в подобие реальности. И повезло, как всегда, мне. Надо было со всем соглашаться и потихоньку, незаметно, выставить ее за дверь. Может быть, ее недавно выпустили из какой-нибудь клиники «на поруки общины», и мое упоминание о психбольнице было совершенно не к месту.
– Но за чем же вы все-таки хотели ко мне обратиться?
Я встал из-за стола и подошел к окну, желая убедиться, что это не сон. Нет, длинные склады из красного кирпича и офисы Чайна-тауна и Пикадилли стояли на своем месте.
– То, что я вам сказала, я знаю всю жизнь. Мне об этом поведал отец, когда я была еще совсем девчонкой, и мы не могли об этом распространяться. О таких вещах не кричат, скитаясь в фургонах по Западной Ирландии, но у него были документы, подтверждающие его происхождение: свидетельство о браке его матери с принцем Эдуардом. Он мне часто его показывал – говорил, оно удостоверяет, что он не выблядок. Но мне тогда казалось, что это не имеет никакого значения. Он умер, когда мне было четырнадцать лет, а вскорости я вышла замуж. – «Эдуард» она произносила как «Этворт».
Я ободряюще улыбнулся. «Держись спокойно, – сказал я себе, – дай ей выговориться до конца». К тому же эта тетенька неслабого телосложения прочно уселась между мной и единственным выходом. Мимо нее не проскользнула бы и кошка.
– И что же случилось потом, Мэри? – спросил я еще более сочувственно.
– Я сказала, что рано вышла замуж. Такой уж у странствующего народа обычай. У меня остались бумаги отца, но все другие его вещи сожгли, когда он умер.
Все-таки уловив на моем лице тень недоверия, она взорвалась:
– Я вижу, вы не верите ни одному моему слову, как мой скотина муженек! Но, во-первых, я могу вам хорошо заплатить, а во-вторых, у меня есть кое-что, что вам нужно. Я нашла машину вашей дамочки, которую вы искали. Она стоит внизу, и я отдам вам ключи, как только вы согласитесь мне помочь.
Теперь серьезным стал я.
– Вы выручили машину? Но ваш кузен сказал вчера, что она уже на пути к покупателю. Что же случилось? Вы сами говорили, что Деклан и его дружки угоняют машины на заказ.
– Так и есть, но парня в Болтоне, который скупал у них машины, вчера арестовали. Деклан и Шон приехали туда как раз тогда, когда вы упали лицом вниз, и быстренько смылись.
Я заметил, что речь ее стала менее грубой, но не знал, чем это вызвано.
– Итак, вы готовы мне помочь? – спросила она.
– Мне надо подумать. Я должен понимать, с кем имею дело. Вы должны будете рассказать мне все, что знаете, – ответил я.
– Я не одобряю то, чем занимаются мои родственники, если вы это имеете в виду. Мой отец честно зарабатывал на жизнь – собирал металлолом и чинил крыши. Может быть, ему случалось иногда украсть лист свинца с церковной крыши, но только когда он был уверен, что это не принесет вреда. Мой отец был очень набожный человек, – гордо закончила она.
– Не сомневаюсь, что ваш батюшка был само благородство, но расскажите мне о машине, – нетерпеливо перебил ее я. Заявления о честности часто предшествуют признанию в каком-нибудь грязном преступлении, и хотя я был счастлив возможности вернуть Кэт Хэдлам ее автомобиль, я должен был быть уверен, что он не засветился при ограблении банка или в каком-нибудь другом милом приключении.
– Машина чистая, никаких неприятностей у вас не будет. Мальчишки собирались отогнать ее в Браутон и сжечь, но я дала им две сотни, и они мне ее уступили. Решили, что сыграли со мной отличную шутку.
– Я готов помочь вам, но вы не сказали, о чем именно хотите меня попросить. – Я вернулся за свой стол, перестав обдумывать способы прорыва к двери. Перспектива вернуть Хэдлам машину, с которой она уже распрощалась, весьма радовала меня. Кроме того, такой поворот событий, несомненно, поможет восстановить мои отношения с Делиз после вчерашнего фиаско на телестудии.
– В молодости я почти не умела читать, но мой муж Дермот умел. Он читал газеты, учебники – все, что попадалось. Когда он прочел бумаги отца, то смеялся и говорил, что они липовые. Потом, пятнадцать лет назад, когда мы перебрались в Англию, чтобы работать на укладке асфальта, у него открылась болезнь легких. Из-за дыма, понимаете… Работник он стал никудышный… Он показал бумаги одному из своих товарищей по работе, прорабу Джеймсу Кларку. Кларк сказал, что сможет их продать, что газеты заплатят за любой материал, компрометирующий королевскую семью. Кларк забрал документы и наверняка хорошо толкнул, потому что перед смертью у Дермота появились деньги, а откуда, он не говорил. Вот я и хотела попросить вас найти этого Кларка, заставить его сказать, что он сделал с бумагами, и вернуть их.
– Это не очень сложное дело. Вы представляете себе, сколько я беру за расследование? То, что вы вернули машину – прекрасно, но я не могу засчитать это как оплату: за эту работу мне уже заплатили. Вы знаете, где сейчас Кларк? – Я по-прежнему продолжал подыгрывать ей.