В конце концов медведь стал бежать все медленнее, пыхтение его показывало, что бежал он до тех пор, пока мог. Клац тоже умерил свой бег и теперь они двигались со скоростью бегущего трусцой человека. Тьма была полна звуков, но то был естественный шум тайга – отдаленный хриплый рев, который был брачным зовом гигантского кабана Грокона, слабый визг какого-то кошачьего, болтовня ночных белок высоко в деревьях и скорбное тремоло маленьких сов. Тревоги такие звуки не вызывали. Один раз прямо перед ними будто из-под земли вдруг возникло что-то большое, бледное, как призрак, и упорхнуло прочь огромными бесшумными прыжками. Все охотятся на гигантских зайцев-отшельников и они никогда не покидают своих укромных убежищ до наступления полной темноты.

Как прикинул Иеро, они проехали около пяти миль на юго-восток, когда Горм подал знак остановиться. Они оказались среди огромных, почти черных, пихт, вокруг них на ковре сухих иголок лежали гниющие столбы. Под деревьями было очень темно, сюда не проникал тусклый рассеянный свет звезд.

«Остановимся – отдохнем – сейчас безопасно – здесь?» – предложил медведь.

Иеро устало спешился и подошел к темному силуэту, едва заметному во мгле. Он присел на корточки и попытался заглянуть в глаза своему новому другу.

«Спасибо – помог нам – опасность – плохо», – послал он мысль. Иеро заметил, что с каждым разом мыслеобмен проходил все легче. Сейчас он мог разговаривать со зверем почти так же легко, как с Пером Маларо, своим сотоварищем по комнате в монастырском колледже. Пер Маларо, к тому же, был его побратимом, так что у Иеро мысленной связи теснее, чем с ним, во всем мире ни с кем быть не могло. А с медведем мыслеобмен проходил на том же интеллектуальном уровне, совсем не похожем на то, как он разговаривал с большим лорсом, чьи ответы были простыми и совсем не содержали абстрактных понятий.

Медведь откликнулся на благодарность по-своему. Иеро услышал, как медведь щелкнул длинным языком по своему носу и понял, что – это знак приветствия. Еще он почувствовал волну застенчивости или какой-то сходной эмоции, а вместе с ней тщательно скрываемый налет иронии. Горм развеселился.

«Чуть не убил нас – плохой какой – почувствовал, что он следит за нами – я удрал, пока он не поймал меня – заставил безжизненно стоять – не двигаться. Потом вернулся – укусил сзади – остановил дурные мысли. Добро удачно?» – Медведь умолк и мозг его сделался непроницаемым.

«Почему, почему ты помог мне? – резко спросил Иеро. Чего ты хочешь?» Снова пауза. Иеро слышал, как позади сопел Клац, отыскивая какое-то лакомство, вероятно, гриб, выросший на поваленном бревне. Наконец, медведь-подросток ответил, мысли его были совершенно ясными, но с налетом неуверенности, будто он знал, что хотел сказать, но еще не был уверен, как лучше выразиться.

«Идти с тобой – видеть новое – новые страны – видеть то же, что и ты – познавать то же, что и ты».

Иеро в замешательстве откачнулся назад. Неужели Горм догадывается о его миссии? Нет, это невозможно. Он же ни с кем не разговаривал, да и отъезд его был тайным.

«Ты знаешь, что я ищу, куда направляюсь?» – спросил человек, восхищенный тем новым для него разумом, с которым ему пришлось столкнуться.

«Нет, – невозмутимо ответил медведь. – Но ты расскажешь. Расскажи сейчас. Позже может быть не будет времени».

Священник задумался. Он поклялся никому не рассказывать о своей миссии. Но эта клятва была не абсолютной, не условной, и дана была не потому, что миссия была священной или таинственной сама по себе, а из общих соображений секретности. Он мог полагаться на свое собственное суждение, пользоваться любой потребной ему помощью. Иеро принял решение и снова наклонился вперед. Две фигуры лежали голова к голове в полнейшем молчании. Огромный лорс стоял на страже, провеивая носом и ушами ночной воздух в поисках сигналов опасности, а те, кого он охранял, совещались, и каждый узнал много нового для себя.

– Мы проигрываем, Иеро, проигрываем медленно, но верно. – Отец Настоятель в коричневой сутане мерил шагами пол лаборатории, заложив худые руки за спину. – Одной веры недостаточно. По правде говоря, так было всегда. В последние годы мы снова и снова осознаем, что существует некая сила, или группа сил, действующая против нас в обстановке полнейшей секретности и крайней осторожности. Те человекообразные, что пытались проникнуть в Центральные Аббатства и почти преуспели в этом, всего лишь часть проблемы, хотя и немаловажная. Но есть и многие, многие другие факты, которые Совет в своей мудрости хранит в тайне от народа. Ни один распространитель информационных бюллетеней никогда не слышал, да и не услышит об этом. – Он помолчал, его морщинистое толстокожее лицо с остроконечной бородой и висячими усами смягчилось в усмешке. – Ни один из нас не делится даже с женами. – Он тут же стал серьезным, взял кусочек мела и подошел к сланцевой классной доске. В начале своей весьма успешной карьеры он учил детей, и даже теперь, став Его Преосвященством Куласом Демеро, не мог избавиться от старых привычек.

– Вот, смотри, – решительно сказал он и принялся писать. – Два года назад большой караван попал в засаду недалеко к северу от Внутреннего моря, на главной дороге из Отва. Было отбито десять повозок со старинными лабораторными приборами. Кое-что позже нашли, но уже в изуродованном виде. Эти приборы были доставлены из некоего непострадавшего допогибельного места в Восточном Океане. Как мы полагаем, среди этих приборов было и какое-то весьма совершенное вооружение, о котором мы теперь ничего не знаем. Назовем этот случай номером первым. – Он говорил, время от времени бросая взгляды на Иеро, сидевшего за длинным столом лицом к нему, чтобы убедиться, что его словам уделяют достаточное внимание, как это делал с тысячами учеников в прошлом.

– Второе. Мы послали целый полк солдат под командованием опытного субаббата и двадцати священников, одну из лучших наших строительных бригад, снабдив их всеми припасами на шесть месяцев, чтобы они заложили новое Аббатство, базирующееся на рыболовстве, на Гудзонском заливе, далеко на северо-востоке, в снежных лесах. Наверное, ты слышал об этом, ведь начинание это было слишком грандиозным, чтобы сохранить его в тайне. Несмотря на все предосторожности, несмотря на постоянную мысленную связь с Центральным Аббатством и другими Аббатствами, весь отряд, грубо говоря, одиннадцать сотен отборных мужчин и женщин, бесследно исчез. Не было никаких тревожных предупреждений, сразу наступил внезапный и полный обрыв связи. Через месяц разведотряд обнаружил то место опустевшим, большинство оставшихся припасов растащили дикие звери. Там можно было заметить смытые следы какой-то нечисти, но ничего конкретного. Одиннадцать сотен лучших! Это было ужасным ударом. Как я уже говорил, назовем это номером вторым. – Он умолк и посмотрел на Иеро. – Комментарий?

– Пока нет, Отец, – безмятежно ответил Иеро. Те, кто знал его плохо, временами думали, что он флегматик, но Отец Настоятель следил за этим молодым человеком много лет и знал его лучше. Он хмыкнул и вновь повернулся к доске.

– Это случилось около одиннадцати месяцев назад. Номером третьим я назову случай с кораблем. Об этом знают чертовски мало даже члены Совета, так что, я полагаю, и ты ничего не знаешь. Примерно через два месяца после исчезновения нашей новой монастырской колонии, которая должна была стать Аббатством святого Иоанна, – и снова гримаса боли исказила его лицо, – нам сообщили о большом корабле. Сообщили некие достойные доверия личности с западного побережья, далеко к северу от Банка и его обширной смертоносной зоны, с группы скалистых, покрытых лесами островов, которые называются Беллы. Те люди не метцы, но на самом деле еще и старше…

– На самом деле чистокровные индейцы, – согласился Иеро. – Они живут маленькими охотничьими группами и не желают объединяться, некоторые из них – хорошие люди, другие торгуют с Нечистью, а то и еще чего похуже. Не надо мне все объяснять, как ребенку, Отец. Я же не первоклашка.