Так что лоскутность Великого княжества Литовского вовсе не какая-то его особенная черта, не проявление местной специфики и не симптом слабости государства. Все было в Литве, как везде.

Другие читатели усомнятся в сообщаемых сведениях по другой причине. Мол, не мог же быть столь благороден литовский великий князь! Какой смысл было ему вести завоевательную политику, если не грабить, не смещать с престолов прежних владык, не ставить своих наместников, не делать государство-монолит?

Я уже говорил, и еще раз могу повторить с полной уверенностью: корысть в завоевании была. Но в том-то и дело, что в разные эпохи и при разных обстоятельствах и сама корысть бывает разная. Корысть Гедиминаса и состояла в том, чтобы стать большим и сильным. Присоединение к Литве русских княжеств на этих более чем либеральных условиях, их вассалитет устраивали его целиком и полностью, потому что достигалась его цель. Возникало государство, организованное почти так же, как феодальная Франция или Англия после нормандского завоевания.

И внутренне даже более сплоченное, потому что и французский феодализм возник как следствие завоевания, и норманны захватили суверенное государство короля Гарольда, разделили между собой землю и жителей.

А Великое княжество Литовское возникало как почти добровольное объединение, и у всех подданных великого князя Литовского были внешние враги, и какие! Крестоносные ордена, это раз. Татары Золотой Орды – это два!

А был, пожалуй, и третий враг – Московия.

Разумеется, Гедиминас проводил антимосковскую политику. Как пишут официальные советские справочники, Гедиминас «поддерживал сепаратистские тенденции Смоленского княжества, поощрял союз Пскова и Новгорода против Москвы» [46].

Действительно, он приложил все усилия, чтобы оторвать Псков и Новгород от союза с Москвой, и ему, прямо скажем, было нетрудно проводить эту политику. Псков и Новгород вовсе не хотели становиться вассалами Литвы, но и сделаться подданными московского то ли князя, то ли хана им улыбалось еще меньше. Вот Смоленское княжество все сильнее тянулось к Литве и в конце концов вошло в его состав.

Гедиминас активнейшим образом дружил с Тверью, и это был как раз тот самый случай: «Против кого дружить будем?». Тут было ясно, против кого – против Москвы, разумеется.

Трудно отделаться от мысли, что за противостоянием, скажу сильнее – даже за нарастающей враждой Москвы и Литвы стояла не только конкуренция двух центров, каждый из которых претендовал на собирание русских земель, но и какое-то чисто эмоциональное невосприятие друг друга.

Слишком уж различны сами принципы, по которым живут Литва и Москва, их понимание друг друга и самих себя.

Сталкиваются не просто два сильных княжества, спорящие из-за других, более слабых. Сталкиваются две разные цивилизации. Два мировоззрения, два принципа мироустройства.

Очень характерно, что Москва вовсе не забыла, что Гедиминас был ее врагом; даже когда Великое княжество Литовское давно уже исчезло с карты, москали изо всех сил тщились представить Гедиминаса врагом Руси и русских.

Но концы с концами не сходятся. Гедимин не только окружал себя русскими, не только говорил и писал на древнерусском языке, не только называл себя «королем русских».

Древнерусский язык был официальным языком Великого княжества Литовского, на нем велось и делопроизводство. На нем писались летописи.

А кроме того, Гедиминас еще и смешивал кровь своей династии с кровью русских князей. Начнем с того, что женат он был на Марии Тверской и имел от нее целый выводок детей.

Сын Гедиминаса Любарт был женат на русской княжне и княжил на Волыни, в коренных русских землях. Другой сын, Ольгерд, первым браком женат на витебской княжне Марии Ярославовне, вторым – на тверской княжне Ульяне Александровне. Дочь Гедимина Мария в 1320 году вышла замуж за тверского князя Дмитрия Михайловича. Все это, несомненно, составные части политики по вовлечению Твери в свою орбиту, политика отрыва ее от Москвы. Если в Твери будет сидеть полулитовская династия, многое меняется, и, конечно же, в пользу Литвы!

Но ведь это же факт, что дети Гедиминаса – русские по матери, а его внуки и от сыновей, и от дочери русские еще в большей степени. Трудно представить себе антисемита, имеющего детей от еврейки. Еще труднее – русофоба, так активно смешивающего с русскими кровь.

Так что политику Гедиминаса, конечно же, можно назвать антимосковской. И по справедливости. Но вот антирусской… Гм… скорее уж ее можно назвать прорусской, и в очень, в очень большой степени.

Еще раз подчеркну: трудно сказать, насколько Гедиминас и его потомки считали своими жемайтов. А вот по поводу русских тут вопросы просто неуместны.

Вторым важнейшим направлением политики Гедиминаса была борьба с крестоносцами. Тевтонский орден постоянно вторгался в земли Литвы. Конечно, в бесконечных лесах нетрудно было и спрягаться от нашествия. Не случайно же еще в XIX веке ходила легенда, что в Литве водятся мамонты, но их никак не могут найти в пущах. Но, во-первых, какое это все же не княжеское дело – бежать в леса при приближении противника, отдавая свою землю на разорение. Мамонты – Бог с ними, а вот руководители государства… Во-вторых, лесов-то ведь все меньше. Насчет мамонтов трудно сказать, а вот что прятать армии все труднее – это факт.

От орденских нашествий надо активно обороняться, и в конце XIII – начале XIV веков в Литве идет форсированное строительство замков, здесь Гедиминас продолжает начатое еще Витенем. Строятся замки на берегу Немана, вдоль границ владений ордена – в Каунасе, в Велюона.

Строятся и в глубине страны – Ариогала, Укмерке и другие. В 1323 году в письмах Гедимина впервые упоминается Вильнюс. Развалины замка Гедиминаса сохранились в Вильнюсе, в самом центре города.

Гедиминас не был бы литовским князем-кунигасом, если бы только отсиживался за стенами крепостей. Он совершил ряд удачных походов против ордена ив 1331 году наголову разбил вторгшихся рыцарей под Пловцами. Эту победу долго и с удовольствием вспоминали в Литве, на Руси и в Польше.

Даже кончил свою жизнь Гедиминас очень характерно: в 1341 году он был смертельно ранен в битве при Велюоне.