– Витюша, – сказал Платон. – Хрен с ним, с Еропкиным. Беги в номер, неси список. Идея с книгами – классная. Смотрите, как они все западают.

Когда Виктор, повинуясь любезному "Заходите, не заперто", вошел в номер, он увидел таинственного Федора Федоровича, сидящего за столом в сером костюме, голубой рубашке и тапочках. Галстука на нем не было. На столе красовались бутылка коньяка и два фужера. А еще за столом сидел неуловимый Еропкин. Под левым глазом у него виднелся припудренный синяк, правая бровь и подбородок были заклеены пластырем.

Виктор представился, протянул Федору Федоровичу список и сел за стол. Федор Федорович, потянувшись, извлек из буфета еще один фужер и налил Виктору.

– Выпейте с коллегой, а я пока почитаю, – сказал он, углубляясь в список. – Так, это годится, так, так... – приговаривал он, листая страницы. – В общем, принесите, пожалуйста, то, что я пометил. И посчитайте, сколько там получается, я расплачусь. А еще что-нибудь будет?

– Наверняка будет, – заверил его Виктор. – Только точно неизвестно что. Сегодня обещали дать "Оливера Твиста"...

– Оливера Твиста? – оживился Еропкин. – Вот это я, пожалуй, обязательно возьму. А что конкретно? Какую вещь?

Впрочем, заметив дикий взгляд Виктора, он тут же сориентировался.

– Слушай, это я чего-то перепутал. Это что, та книжка, где на обложке мужик с ружьем? Я про нее говорю.

Только через несколько минут, уже в коридоре, Виктор сообразил, что Еропкин, скорее всего, имел в виду "Бравого солдата Швейка". И еще ему показалось, что еропкинскую осведомленность в мировой литературе Федор Федорович оценил по достоинству.

После столь бурного начала школа размеренно покатилась вперед, повинуясь причудливой воле Платона и железной руке Ларри. Приехало человек пятнадцать лишних, ими занимался проштрафившийся Еропкин. Марку Цейтлину поручили вести сразу три секции, он был очень доволен и появлялся в оргкомитетском номере только по вечерам. Виктор разобрался с книгами за два дня, отчитался перед Ларри, "Ленкнигой" и Сергеем, взял две свои секции и погрузился в работу с докладчиками. Муса сибаритствовал, бегал на лыжах, перезнакомился со всеми заехавшими в пансионат лыжницами. Принял от Сергея деньги на банкет, договорился с директором и в столовой и законно считал, что свое отпахал. Нина честно печатала программу на каждый день, после чего ходила на секцию по передаче информации в биосистемах...

Со Ленкой у Сергея все складывалось как-то странно. Первые две ночи она приходила, тихонько скреблась в дверь. Но до утра не оставалась ни разу: как только Сергей засыпал, сразу же уходила. Флакончики, тюбики и зубная щетка очень быстро исчезли. И хотя Ленка в первую же ночь сказала скороговоркой, уткнувшись Сергею в плечо: "Хорошо, хорошо, очень здорово хорошо", – была она какой-то скучной, все время отмалчивалась, если же Терьян начинал ей что-нибудь рассказывать, слушала без видимого интереса, а то и перебивала Сергея, причем довольно грубо.

Как-то Сергей попытался выяснить, в чем дело, но Ленка вместо ответа приподнялась на локтях, посмотрела на него, подмигнула и, чмокнув в щеку, отвернулась к стенке. А один раз ему померещилось, что она плачет, и он повернул ее к себе, но понял, что ошибся, потому что глаза Ленки были сухими, а через секунду и размышлять о чем-либо стало невозможно.

Когда миновала половина отведенного семинару срока, приехала Вика. О ее романе с Платоном мало кто не знал, но вели они себя очень сдержанно и отношений не афишировали. Платону лишние неприятности были ни к чему, а заработать их ничего не стоило. Во-первых, сам он был человеком семейным, и всякого рода аморальное поведение, да еще на глазах у коллектива, могло обойтись довольно дорого, а во-вторых, отношения с Викой тянулись уже пять лет – с тех пор, как Платон, выкрутив Виктору руки, заставил взять ее в лабораторию, – и время от времени прерывались, утрачивая остроту.

В один из таких перерывов Вика вышла замуж, причем не за какого-то аспиранта, а за человека, незадолго до того вступившего в должность заместителя директора по режиму. Прежний зам – Дмитрий Петрович Осовский – внезапно умер, и прислали нового, молодого. Он походил, огляделся и сделал Вике предложение, которое она приняла неожиданно быстро. Легко понять, что после этого общение с ней стало просто опасным. Впрочем, Платон отнесся к происшедшему удивительно легко и, судя по всему, даже не помышлял об окончательном разрыве. Ларри частенько говорил ему: "Если у нас человек такое делает, он сначала завещание пишет. Ты понимаешь, что будет, когда он вас расколет?" – "Ерунда, – отмахивался Платон и щурил глаза. – Никто никого и никогда не расколет. Прости, я побежал..."

Вика поселилась скромно – в одноместном номере. Днем она ходила на лекции, на секционные доклады, два раза выступила сама, причем довольно удачно. А вечерами устраивала в номере оргкомитета сборища, которые называла "салонами". Приходить полагалось обязательно с девушкой, непременно в пиджаке и галстуке. Вика была невероятно изобретательна и все время придумывала что-то новенькое. Один раз ей даже удалось затащить на салон Федора Федоровича, который был изысканно вежлив, особенно после того, как услышал фамилию Викиного мужа. На салонах играли в шарады, пели песни, танцевали. Как-то раз Виктор, вдохновленный присутствием одной аспирантки из Харькова, целый вечер читал стихи. Не позднее двенадцати ночи салон закрывался, и все расходились по номерам. Вика тоже уходила к себе, а куда она потом девалась, это уж никому неведомо.

Сергей, который дома в Москве редко куда выходил, от этих салонов просто ошалел. Все было ему в новинку. И он не сразу заметил, что Ленка всячески старается избегать веселой компании, хотя определенные выводы можно было сделать в первый же вечер, когда Вика устроила гранд-сабантуй по случаю своего приезда.

Ленка тогда до полуночи просидела в углу. Конечно, Сергей все время был с ней рядом, наливал шампанское, один раз они даже потанцевали, но что-то было не так. Когда все уже расходились и он взял ее за руку, Ленка вырвалась и сказала: