У меня был товарищ, веселый, никогда не унывающий радиожурналист Саша Бахметьев. Он много писал, его передачи регулярно появлялись в эфире, и образовались у него свои поклонники.

Никто и никогда не видел его грустным. Все шло хорошо. Милая жена Лена, с которой они вместе закончили иняз, неплохая квартира на улице Кирова, доставшаяся от родителей, «жигуленок» первой модели, приличные заработки.

Так случилось, что умерла его бабушка и оставила Саше в наследство пять золотых червонцев царской чеканки. В те развеселые времена на черном рынке одна монета стоила 200 рублей. Деньги весьма приличные.

У Саши был знакомый зубной техник, который с огромным удовольствием купил у него монеты.

А через месяц зубных дел мастера арестовали. Золотишка нашли немерено, и он сдал поставщиков, в том числе и Сашу. Тот ничего не скрывал, рассказал о бабушкином наследстве, даже завещание показал. Сумму, «нажитую преступным путем», вернул в доход государства.

За это его выпустили из «Матросской тишины» погулять до суда. И самый «справедливый в мире» советский суд отгрузил ему срок – пять лет на строгом режиме. Правда, принимая во внимание первую судимость, прекрасные характеристики с места работы, возмещение ущерба и помощь следствию, срок дали без конфискации имущества и последующей ссылки.

Он вернулся домой по «двум третям», отсидев три с половиной года. Саша ни с кем не хотел встречаться из старых друзей, как мне сказали, стал озлобленным и угрюмым.

При первой возможности он продал квартиру и дачу и уехал с женой в Америку. Рассказывали, что он поселился в Сан-Франциско, нашел какую-то работу и тихо живет, как тысячи эмигрантов.

Когда я был в Америке, то пытался его разыскать, но Сан-Франциско очень большой город.

Если смотреть на Сан-Франциско со стороны залива, то можно увидеть самое высокое и элегантное здание, именуемое «Транс-Америкен Пирамид». Оно возвышается над городом, подчеркивая незыблемость финансового могущества.

На сорок первом этаже разместилась неведомо откуда появившаяся фирма «Голден АДА». Сам факт, что она сняла этаж в самом престижном здании города, придавал ей определенный вес в местных деловых кругах. Тем более что перед мэром Сан-Франциско за невесть откуда взявшихся бизнесменов хлопотал почтенный сенатор Копп, а вопросами безопасности занялся один из лучших полицейских штата – Джек Иммендорф.

Итак, руководитель «Голден АДА» Андрей Борисович Козленок въехал в свой офис на сорок первом этаже. Он уже был владельцем нескольких дорогих домов в Сан-Франциско, Лос-Анджелесе и Нью-Йорке. Он имел собственный самолет «Гольфстрим-4» и тяжелый российский вертолет фирмы «Камов», не считая «роллс-ройса» и других, не идущих в счет мелочей.

Жаль, что Андрей Борисович Козленок прежде, чем начать свою карьеру кидалы международного класса, не познакомился с известным в свое время в Москве мошенником Юрой Тарасовым по кличке «Тарас».

В далеком 70-м, только что вернувшись после очередной отсидки, он, в легендарной некогда «Яме» – так именовался пивной бар на Пушкинской улице, поведал мне, почему его постоянно преследуют неудачи.

– Слушай, – говорил он хриплым, сорванным чифирем голосом. – Ты думаешь, я глупее Ротмана, Мошки или Копченого? Нет. Просто так карты моей жизни легли. Понимаешь, судьба. Фатум.

Тарас был человеком начитанным, почти закончил техникум книжной торговли, поэтому приятно выделялся обширными познаниями среди своих беспутных коллег.

– Ты в приметы веришь? – спросил он меня.

– Практически нет.

– А зря. Есть мистические знаки, они и определяют человеческую жизнь. Я родился на Лесной и жил там до шестнадцати лет. А из окна моей квартиры была видна Бутырка. Так все шестнадцать лет ее и наблюдал. В семнадцать пошел работать. Контора помещалась на Малых Каменщиках, как раз напротив Таганки. Потом мне умные люди на «киче» разъяснили: если человек «крытку» из окна видит, значит, это перст судьбы. Прописаться ему в ней на всю жизнь.

Если бы Андрей Козленок посещал в былые годы «Яму» и познакомился с Юрой Тарасовым, возможно, его дела сложились бы более удачно. Но он не знал мошенника с мистическим уклоном, поэтому и послал своего поверенного Литвинова на Бермуды, покупать виллу.

Поверенный нашел три «небольших» строения, правда, не очень дорогих. Каждая чуть больше миллиона долларов. Андрей Борисович прилетел на острова на собственном «Гольфстриме», осмотрел их и отказался.

Ему понравился совсем другой дом. Стоимостью в одиннадцать миллионов долларов. И он стал его собственником.

Когда новый хозяин обходил дом, любуясь открывающимся видом, он не обратил внимания на старую тюрьму, органично вписавшуюся в пейзаж, – тюрьму, которую построили еще в прошлом веке для морских разбойников и контрабандистов.

Точно так же, придя в свой кабинет в «Транс-Америкен Пирамид», Козленок не поинтересовался, что это за мрачное строение на острове посреди залива.

А зря. Строением тем была знаменитая на весь мир тюрьма – «Алькатрас».

Вот так через много лет подтвердились мистические изыскания бывшего крутого мошенника, а ныне пенсионера Юры Тарасова.

– Знал бы прикуп, жил бы в Сочи, – любил повторять еще один из завсегдатаев «Ямы», знаменитый московский катала Боря Кулик.

Но не было ему счастья в этой быстротечной жизни. Поэтому и разобрались с ним за долги «залетные» из Питера.

А вот Андрей Борисович, видимо, знал прикуп. И вообще, ему в этой жизни здорово везло.

В 59-м году журнал «Молодой коммунист», в котором я тогда работал, разослал комсомольцам ударной молодежной стройки на Красноярской ГЭС анкету: «Что такое счастье?»

Ответы были самые разные. Ребята отвечали, что счастье в труде, любви, творчестве, смерти за Родину, в хороших заработках. Но один ответ я запомнил на всю жизнь. Привожу дословно: «Ты родился, а у тебя папа – Ворошилов».

И ответ этот был по тем временам самый точный. Для детей номенклатуры, особенно именитой, в том обществе открывались самые интересные возможности.

Конечно, у Андрея Борисовича папа был не Ворошилов, но зато мама обладала большим весом. Она руководила Горпищеторгом и могла распределять продовольственный дефицит. Именно из этой кормушки появлялась на столе нужных людей финская колбаса и возникала икра, которую в магазине видели только в день приезда туда для смычки с народом первого секретаря МГК Виктора Гришина.

Человек, распределяющий дефицит, имел в городе самые сильные связи. Андрей Козленок закончил Плехановский институт и ушел в армию. Уверен, что его матушка могла бы освободить его от призыва. Но она не сделала этого, полагая, что военная служба, кроме пользы, ничего не принесет.

Демобилизовавшись, через весьма короткое время Андрей Борисович получает диплом кандидата наук.

Я сам видел изданный тиражом 70 экземпляров автореферат. Тема его сразила меня наповал: «Совершенствование экономического анализа эффективности работы линейного флота в заграничном плавании». Вот такими разносторонними экономическими познаниями обладал выпускник Института советской торговли им. Плеханова. Но не мне, человеку далекому от экономической науки, судить об этом. В те годы кандидатская степень давала человеку определенный общественный вес, раскрывала перед ним возможность продвижения по службе.

Впоследствии, за «бугром», на визитной карточке Козленка появится солидное слово «доктор». Но в разгромленной ястребами перестройки России ученая степень уже ничего не значила. Появилось понятие – «новый русский».

Сие почетное звание давалось и тем, кто преуспел в перекачивании бюджетных денег на собственные счета под туфтовые проекты. Новые русские внесли мощную струю в скудную и пуританскую жизнь уставшей Москвы. Закрутились рулетки, кабаки стали работать круглые сутки, началась эра презентаций.