А после того, как его увидели в ресторане Дома журналистов с самой Галиной Брежневой, о нем начали говорить как о человеке с огромными возможностями.

В то время у советской принцессы был жестокий роман с красавцем певцом Борей Буряце, больше известным в Москве как Боря Цыган.

Как мне сказал знаменитый цыганский певец Коля Волшанинов, Борис родом из очень почтенной семьи цыганских баронов. У него еще одна кличка – «Бриллиантовый Мальчик». Так звали его в окружении Гали Брежневой за невероятную страсть к драгоценным камням.

Я никогда не слышал, как он поет, но знающие люди говорили, что делает он это на уровне цыганского ансамбля. Тем не менее стараниями советской принцессы он был зачислен солистом в труппу Большого театра.

Мне довелось сидеть с ним за одним столом. Он был, безусловно, очень красивым мужиком. Черноволосый, с зелеными глазами, высокий и очень богатый. Борис иногда специально поднимал брюки, чтобы все видели у него на ноге бриллиантовый браслет.

Не буду рассказывать о перстнях, часах «картье», усыпанных бриллиантами, цепи и большом кресте на груди.

Сразила же меня наповал его темно-вишневая шелковая рубашка. По воротнику она была оторочена драгоценными камнями. Такого я никогда в жизни не видел и, наверно, не увижу.

Но страсть к бриллиантам не мешала Боре Цыгану быть добрым парнем и, как мне говорили люди, хорошо его знавшие, отличным товарищем. С Галиной Брежневой, кроме амурных отношений, их связывала еще одна страсть – драгоценности. Но не новодел 80-х годов, а изделия Фаберже, Грачева, Журдена – короче, все, что называлось ювелирным антиквариатом.

Это надо было находить, и вот здесь-то возникали такие люди, как Генка Малыхин. Роскошный московский кавалер, сидящий в ресторане в одной компании с дочерью самого генсека, по официальной версии, был журналистом. У него даже имелось красивое удостоверение, в котором на русском и английском было написано, что Малыхин является корреспондентом газеты «Москоу Ньюс». На самом же деле он работал у моего кореша Яши в мастерской металлоремонта в Столешниковом.

Но главным его занятием было оказание услуг Боре Цыгану. Малыхин бегал за боржоми, ездил к Соколову в Елисеевский магазин получать заказы, относил в чистку затейливые наряды Бориса.

Короче, был прислугой «за все». А кроме этого, он выполнял роль храброго разведчика: пользуясь своими связями в золотой фарцовке, находил людей, готовых продать украшения знаменитой работы.

Генка Малыхин не наводил и не воровал. Он по своим каналам узнавал, кто хочет расстаться с хорошей вещью, выходил на этого человека, а потом, естественно не бесплатно, сводил его с Борисом.

Конечно, кое-что, не очень дорогое, он покупал сам, а потом перепродавал Боре Цыгану, но в основном вещи, которые «накалывал» Генка, стоили очень круто, таких денег у него не было.

Мой товарищ Витя Савельев с огромным трудом попал в хороший кооператив, однако за трехкомнатную квартиру нужно было внести полную стоимость. У него были две вещи, оставшиеся от деда, знаменитого театрального антрепренера: папиросница работы Фаберже и чернильный прибор, сделанный в мастерской Грачевых.

Я видел эту папиросницу – не портсигар, а настольную коробку для папирос. Она была сделана из золотых нитей, крышка украшена камнями, которые, казалось, просто висят в воздухе.

Эта вещь стала украшением квартиры Бори Цыгана.

Борис Буряце жил на улице Чехова, в прекрасной, по меркам того времени, трехкомнатной квартире – подарок Галины Брежневой. В квартире этой крутился весь московский бомонд плюс криминальные авторитеты, старавшиеся решить свои дела через дочь Генерального секретаря.

Вполне естественно, что она обладала и определенной информацией. Так, например, Галина узнала, что Политбюро приняло решение в очередной раз повысить цены на ювелирные изделия и драгоценные камни почти в полтора раза.

Такой шанс упускать было просто глупо. Целый месяц Галя и Боря скупали в магазинах и на Смоленском ювелирном комбинате «Кристалл» украшения с многокаратными камнями. Вложили огромные деньги, а через несколько месяцев получили огромную прибыль.

За шалостями «бриллиантовой мафии», так называли в узких кругах компанию советской принцессы, внимательно наблюдал сам Юрий Андропов, председатель КГБ. Конечно, его люди могли за один день забрать всю эту шатию, но дочь генсека была лицом неприкосновенным.

В квартире на улице Чехова стали все чаще и чаще появляться иностранцы. Антрепренеры заезжих знаменитостей, бизнесмены с сомнительной репутацией и, конечно, журналисты.

Боря Цыган в беседах с иностранцами, для придания себе большей значимости, пересказывал им сведения, полученные в постели, – не по злому умыслу, а по женской пьяной глупости Галина передавала своему любовнику то, что слышала от своего отца и мужа.

В западную прессу начала попадать информация, которая у нас считалась не секретной, но все же закрытой.

Тридцатого декабря 1981 года была ограблена квартира знаменитой дрессировщицы Ирины Бугримовой. А в первых числах января в аэропорту «Шереметьево» взяли человека, пытавшегося вывезти за границу часть похищенных ценностей.

Через него чекисты вышли на Бориса Цыгана. При обыске в его квартире нашли брошь и перстень редкой работы, похищенные у Бугримовой, а также еще несколько находящихся в розыске ювелирных изделий известных мастеров.

Даже советская принцесса не могла отмазать своего любовника от Лефортовской тюрьмы и срока по знаменитой статье 88 УК (о валютных операциях и спекуляции драгоценностями).

Интересно, как вовремя и каким образом к нему попали эти ценности…

Мы сидим в знаменитом парижском ресторане «Доминик» на бульваре Распай. Это весьма модное русское заведение. Меня пригласил на ужин бывший «король» металлоремонта и подпольный бриллиантщик Яша. Давно уже забыта мастерская в Столешниковом, у него ювелирное дело в Нью-Йорке и Амстердаме. Он вполне доволен жизнью буржуа.

Конечно, говорили о Москве, о Доме кино, о тех, кто уехал, и о тех, кто остался.

Я рассказываю ему явление Генки Малыхина на Старом Арбате.

– На Борином «мерсе» приехал, – засмеялся Яша. – Понимаешь, наше дело в Москве было весьма не простым. Я занимался лишь редкими изделиями, в которых сочетались и дорогие камни и прекрасная работа. Я знал, у кого есть интересующие меня вещи. И если мне некоторые люди приносили ювелирку, то я знал, у кого они ее украли, и никогда не подписывался под этим делом. Боря Цыган – другое дело. В нем жила страсть коллекционера. Он мог купить любую замазанную вещь. Ведь вещи Бугримовой ему принес Генка Малыхин. Вот и суди сам, по глупости или по чьей-то воле.

Уже было поздно, когда мы выходили из ресторана. На углу улицы Вовен звучит музыка. Играли аккордеонист и саксофон, наверно, это были заблудившиеся в Европе наши музыканты. И мы стояли и слушали знакомые нам старые мелодии.

Яша закурил сигарету и сказал:

– Домой хочу.

…Теперь я иду уже не по улице Москвина, а по Петровскому переулку. Вот он, знакомый проходной двор, где играл веселый саксофонист. Я сворачиваю во двор, иду мимо школы.

Стоп. Прохода нет. Выход перегораживает ажурный металлический забор. Дворик забит престижными машинами. Старые дома отремонтировали. Балкона, на котором играл саксофонист, больше нет, вместо него лоджия с затемненными стеклами. По двору ходят серьезные охранники.

Из двора моей молодости ушли даже воспоминания о веселой мелодии.

Музыка покинула московские дворы, а вместо нее поселился страх.