Бойцы были серьезные, крови не боялись, на вооружении у них были немецкие автоматы, так что на дело они ходили, как на бой.

Когда Копыто увидел звезду Героя, то решил добыть ее лично.

Андреев сел в последнюю ночную электричку, а в соседнем вагоне разместились Копыто с тремя бандитами. Лейтенанта решили не убивать. Глушануть по голове, забрать ордена, звезду, часы, кожаную тужурку и деньги, конечно.

Сразу после того как электропоезд тронулся, зашли в вагон. Двое подошли к Андрееву:

– Младший, дай прикурить.

Андреев полез за спичками. Его ударили кастетом по голове. Но танкист выдерживал и не такие удары. Он очнулся и увидел, как какой-то мужик, расстегнув гимнастерку, свинчивает у него звезду Героя. Пистолет был у него в кармане кожаной тужурки. Андреев снял парабеллум с предохранителя и выстрелил через куртку.

Копыто рухнул. Пуля вошла ему в горло. Второго Андреев завалил так же, через карман, а потом выхватил пистолет и уложил еще двоих. Бандиты тоже стреляли, но, к счастью, мимо. На выстрелы прибежал помощник машиниста, сообщивший о перестрелке диспетчеру, а тот – в линейный отдел милиции НКГБ. Да, именно Наркомат государственной безопасности, так как транспортная милиция относилась именно к этому всесильному ведомству.

По прибытии в Москву в вагон набежала целая куча милицейских начальников. Был опознан убитый Копыто и его подельники. Андрееву оказали срочную медицинскую помощь. И вполне естественно, рапорт о происшедшем, в котором фигурировал младший лейтенант Андреев, пошел наверх. Как известно, «наверху» никогда не любили, да и нынче не любят, читать пространные документы. Поэтому помощники составляют для начальства справки.

Высокое начальство в лице комиссара госбезопасности второго ранга Кобулова ознакомилось со справкой и наложило резолюцию: «Младшего лейтенанта Андреева представить к ордену "Знак Почета". Высокое начальство не поняло из документа, что младший лейтенант Андреев – армейский офицер, да еще Герой Советского Союза. Кобулов поощрил его точно так же, как и любого младшего лейтенанта милиции.

Всю эту историю в гостинице города Рудного в целинном крае мне рассказал бригадир мехбригады зерносовхоза «Ленинский» Сергей Андреев, который стал уже и Героем Социалистического Труда.

Мы сидели в так называемом «правительственном номере» с тяжеленными темно-синего бархата гардинами на окнах. Пили чудовищный местный напиток «Арак» – водку, которую можно было употреблять только в противогазе.

– Ты слушай, что было дальше-то, – нарезая сало, весело вещал Серега Андреев. – Мы как раз на ремонт стали, у меня три трака разнесло. Ну, механик, как ему положено, с ремонтниками упирается, а мы сачкуем. Вообще, живем, как в запасном полку. Утром построение, развод, вечером поверка и отбой. Только вечером заходит в нашу хатку особист. Сволочь редкая. До него у нас отличный контрразведчик был, веселый, смелый, его забрали куда-то с повышением, а этого, наоборот, понизили.

– Здравствуйте.

Мы, конечно, – «здравия желаем».

И говорит особист, и улыбается мне приветливо: вам, Сергей Агафонович, мол, завтра на построении надо быть во всем параде.

Ну, я гимнастерку постирал, сапоги почистил и в положенное время вышел на построение. Смотрю, кроме нашего бати стоят два генерала. Один из штаба армии, а второй незнакомый.

– Равняйсь!

– Смирно!

– Товарищ генерал, личный состав полка на утренний развод построен.

Генерал командует «вольно» и передает слово незнакомому генералу. Тот достает бумагу и зачитывает приказ по Наркомату государственной безопасности, где говорится, что я уничтожил опасную банду чуть ли не диверсантов и за это НКГБ награждает меня орденом «Знак Почета».

Ну, я выхожу из строя, генерал прикрепляет мне орден, я, как положено, – «Служу Советскому Союзу».

Только слышу за спиной смех, правда, тихий. Строй смеется.

Батя подошел ко мне, взял на ладонь орден.

– Первый раз его вижу. Ты у нас, Серега, прямо комбайнер.

Так и пошло. До Берлина я комбайнером дошел, потом с японцами повоевал.

Андреев выпил и спросил:

– Ты скажи мне, зачем тем гадам мои ордена понадобились?

Вопрос был риторический. Сергей прекрасно знал, кому нужны ордена, но не знал он одного любопытного обстоятельства.

Пригородные электрички были делянкой, на которой собирали деньги мордастые мужики-инвалиды. Они ходили по вагонам, тяжело опираясь на костыли и звеня медалями, пели слезливые песни, например:

Жене передай мой последний привет,

А сыну отдай бескозырку.

Репертуар был богатейший, но, естественно, фронтовой.

Люди, сколько могли, кидали в заношенные пилотки. А те продолжали:

Я был за Расею ответчик,

А он спал с моею женой.

Группа солистов-орденоносцев двигалась по электричке. И вдруг появлялся шустрый паренек и сообщал:

– Атас. Цветные.

«Фронтовики-страдальцы», не закончив песню, забыв о костылях, неслись в тамбур, где срывали с гимнастерок медали и отдавали их шустрому пареньку.

Патруль проходил, внимательно смотрел на «калек» и шел дальше.

За незаконное ношение и хранение орденов и медалей полагалась статья 183 УК РСФСР. Но она была принята до войны и отличалась некоторой мягкостью, поэтому 2 мая 1943 года был принят знаменитый указ об усилении борьбы с незаконным ношением и хранением наград. Так называемый указ 2-43.

Вот по нему и получали за чужую славу «за всю масть».

Военное время делало нас, пацанов, коллекционерами.

Вернее, держателями ценностей. Почти у каждого ходового мальчишки, живущего рядом с Белорусским вокзалом, тайники ломились от подлинных сокровищ: немецкие награды, нашивки и погоны. Кстати, совсем недавно я подарил чудом сохранившуюся с тех пор нагрудную летную нашивку своему коллеге Теодору Гладкову, специалисту по Третьему рейху.

Чего только не было в наших мальчишеских схронах: кортики, штурмовые ножи, ракетницы, походные спиртовые печи и пистолеты!..

Их мы прятали особенно тщательно. Самой ходовой валютой в школе были немецкие награды. На них выменивались завтраки, интересные книги, билеты в кино и цирк.

Ходили по рукам черные немецкие кресты, потрясающе красивые медали «За зимнюю кампанию под Москвой», какие-то непонятные знаки и значки. Торговля шла бойко, но, как известно, всему прекрасному приходит конец.

Однажды на урок ворвалась пионервожатая по кличке «Шалава Машка», так ее называли за горячую любовь к противоположному полу. Визит пионервожатой меня никак не взволновал, так как я в ряды юных ленинцев принят не был, как хулиган и двоечник.

Но Шалава Машка действовала, как настоящий чекист из фильма «Военная тайна». Она направилась к Камчатке, где на последней парте восседал школьный богатей Витька Романов, подошла, схватила его портфель, открыла.

– Так! – радостно произнесла она и вылетела из класса.

А после уроков в актовом зале выстроились все школьные пионеры, пригнали и нас, несоюзную молодежь.

Молодой парень из райкома комсомола поведал нам, что вот уже третий год страна борется с фашизмом, но есть люди, которые насаждают в наших школах вражескую идеологию. Они хранят в портфелях фашистские знаки, распространяют их среди школьников и даже выменивают на продукты у несознательной молодежи.

Мы, человек двадцать, недостойных пионерского звания, стояли у стены и с чувством некоего страха слушали слова секретаря райкома комсомола.

Выходит, наш обмен значками является подрывной деятельностью. Так почему об этом никогда не говорил мне мой дядька, сотрудник уголовного розыска, или мой отец, который, возвращаясь из поездок, привозил мне замысловатые награды – румынские, болгарские, венгерские.