— Ноги болят дико, — объявила она.

— Все магазины обуви сейчас закрыты. Завтра купим вам сникеры. Хотите, я вас понесу?

— Нет, спасибо. Подождите-ка.

Остановившись и чуть согнувшись, она сняла туфли. Холодная брусчатка обласкала ступни — но это было временное утешение. Они снова были в сквере перед отелем.

— Давайте здесь поспим, — сказала она почти умоляюще.

— Ладно, — согласился он.

Они вошли в вестибюль. Портье посмотрел на них сонно. Гвен объяснила, что им нужна комната и протянула кредитку. Портье, исполнявший ночью также обязанности клерка, пропустил кредитку через машину, и машина отказалась принимать транзакцию.

— Не может быть, — сказала Гвен. — Попытайтесь еще раз.

— Дайте ему другую кредитку, — сказал Лерой.

— Хорошо, — сказала она покорно.

Те же результаты.

— Что-то не так с машиной, — предположила Гвен, нервничая.

— Боюсь, что все так, — сказал Лерой.

— Что вы имеете в виду?

— Вы знаете.

— Но не могут же мне взять и отменить кредит, вот просто так!

— Почему нет? Могут. Что им мешает?

— Это противозаконно. Все мои кредитки — на мое собственное имя.

— А когда вы последний раз оплатили счет сами? То есть, когда вы действительно сами заполнили чек, расписались, положили в конверт, приклеили марку, и кинули в почтовый ящик?

— Я… Не знаю. В прошлом месяце.

— Нет. Вы лично. Когда вы в последний раз занимались этим лично?

Она яростно на него посмотрела.

— Спросите у него, возьмет ли он зеленоспинные, — сказал Лерой, вытаскивая бумажник.

Клерк объяснил, что не возьмет.

— Скажите ему, что он идиот, — сказал Лерой. — Скажите ему, что доллары — тоже самое, что золото. Скажите ему, что мы оккупируем Францию, как только закончим с Ближним Востоком. [непеч. ] лягушатники.

Клерк, кажется, что-то понял и разразился гневной тирадой, которую заключил английским словом «сожалею».

— Ничего не поделаешь, — сказал Лерой. — Если, конечно, у вас нет евро с собой.

— Двадцать или тридцать не хватает.

— Тогда пойдем отсюда.

— Значит, — растерянно сказала Гвен, — мы не можем здесь остаться ночевать?

Лерой уставился на нее. Мигнул. Ощутил сильное желание обнять и поцеловать ее.

— Сожалею, — сказал он. — Все сожалеют, о герцогиня. Вы сожалеете, я сожалею, этот бесполезный кретин ужасно сожалеет. Просто представьте себе весь мир, и что он вам виновато улыбается. «Сожалею, помочь не могу». Обычное дело.

Бесполезный кретин наклонил голову, показывая что он понял и, да, сожалеет.

— А вы ничего не можете сделать? — спросила потерянная Гвен.

— Я могу дать ему в морду. Но делу это не поможет. Слушайте, до рассвета два часа. Мы пойдем… Нет, подождите-ка. Спросите его, нет ли у него бутылки вина.

— Клерки в отеле не продают вино.

— Спорим?

— Перестаньте.

— Спросите его.

Она закатила глаза, но все-таки сказала по-французски:

— Мой спутник хотел бы узнать, нет ли у вас вина.

— Конечно есть, — откликнулся клерк.

— Есть?

— Конечно.

Он взял с них в три раза больше стоимости данной бутылки — примерно треть платы за номер.

— Прекрасно, — сказал Лерой. — Пойдемте обратно на вершину холма. Я покажу вам нечто совершенно потрясающее, милая дама.

Морщась, Гвен снова надела туфли. Хулиганы ушли. Несколько прилично выглядящих индивидуумов разных рас и национальностей собрались на террасе и ступенях.

— Присоединимся к клубу, — сказал Лерой. — Все ждут восхода.

Он открыл бутылку и налил вино в бокалы. Элегантно одетая женщина подошла к ним, неся пластиковый стаканчик, и спросила по-французски с акцентом, не нальют ли ей немного вина.

— Она хочет вина, да? — спросил Лерой.

— Да, — подтвердила Гвен.

— Спросите ее, есть ли у нее настоящий бокал.

— У нее есть стаканчик.

— Это я вижу. Спросите, есть ли бокал.

Гвен спросила. Нет, бокала у женщины не было.

— Скажите ей, чтоб она шла [непеч. ], — сказал Лерой.

— Почему? Мистер Лерой…

— Сэм.

— Почему вы не хотите налить ей вина?

— Потому, что у нее нет бокала, — объяснил Лерой. — Пить доброе вино из пластмассы — святотатство. Людей, так поступающих, следует пороть на площади.

— Извините, — сказала Гвен женщине. — Он не хочет наливать в пластик. Вот, отпейте из моего бокала.

— Э, нет, не пойдет, — сказал Лерой, останавливая руку Гвен. — Мало ли, может она заразная. Перестаньте сейчас же.

— Она… — Гвен хотела объяснить, что дама скорее всего принадлежит к ее, Гвен, классу. Не объяснила. Ей вдруг пришло в голову, что капризы Лероя ей, в общем, нравятся. Она повернулась к даме. — Идите на [непеч. ], — сказала она на очень чистом, очень отчетливом французском.

— Простите? — сказала дама.

— Она австрийка, — сказал Лерой без видимой причины.

— Идите [непеч. ], — повторила Гвен по-немецки.

Отвергнутая вместе с компанейскими ее побуждениями, дама резко распрямилась и отошла, возмущенная.

— Вот и хорошо, — сказал Лерой. — За свободу, Гвен. Вашу и мою.

— Мистер Лерой…

— Сэм.

— Сэм. Сэм? Вы не смотритесь, как Сэм.

— Сэмьюэл Кристофер.

— Сэмьюэл. Лучше. Слушайте, Сэмьюэл… Нет, вас не Сэмьюэл зовут… Вам правда следует мне сказать, откуда вам все это известно… обо мне. Серьезно. И что еще вам известно. Обо мне.

— Всему свое время, — сказал Лерой. — Прозит.

Они пригубили вино. Нет, наверняка он не Сэмьюэл. Она также была уверена, что он не Майкл и не Дейвид. И уж точно не Брайан. Странный человек.

— Приятное пойло, — сказал Лерой, — этот кот-дю-рон. Ничего лучше в данный момент не нужно. Бордо — было бы слишком. Перебор.

Он закурил.

Дюжина человек из разных стран и сословий толпились, хихикали, обменивались псевдо-циничными замечаниями, стоя, сидя и глядя на величественный метрополис с населением в четыре миллиона, семь миллионов с пригородами, в мире с шестью миллиардами душ. Подъехал Бентли с шофером, остановился у собора, из него вышла среднего возраста дама в вечернем платье — и направилась к террасе. Будто он только этого и ждал, пожилой бродяга с тяжелой гривой седых волос и седой бородой притащился от главного сквера. Группа таким образом была вся в сборе.

— Венера, — Лерой показал пальцем. — Юпитер, — снова показал.

Гвен посмотрела на небо. Слева, на востоке, начинало бледнеть.

Вскоре некоторые из куполов внизу, в сердце города — Инвалиды и Пантеон — выделились в тусклом свете с востока. Черный шпиль Нотр Дам стал темнее неба. Одна за другой исчезли звезды, кроме Венеры и Юпитера. Над горизонтом наметилось импрессионистское оранжевое сияние. Идущая под уклон улица посветлела, смесь света и теней обнажила глубину. Шпиль, и вскоре весь лантерн собора, возвышающегося за спинами зрителей сверхъестественного спектакля, созданного вечной мудростью Бога и гением человека, вдохновленного этой мудростью, осветился, нежась в алых лучах восходящего солнца, все еще невидимого.

— Что вы сказали? — спросила Гвен.

— Ничего, — огрызнулся Лерой, достаточно сердито, чтобы она поняла, что он действительно что-то только что ей сказал.

Ноги у Гвен ныли болезненно. Храбрая, она шла с достоинством весь путь к перекрестку на восток от Клиши, где в пять тридцать утра им с Лероем подали прекрасные омлеты с пушистым багетом и плохим кофе. Оба проглотили омлеты и багет и заказали еще кофе. В кафе больше никого не было.

— Я не верю, что вас зовут Сэмьюэл.

— Тогда просто Лерой.

— Лерой.

— Да.

Светило солнце. Кругом было полно свободных такси.

— У меня в восемь тридцать встреча, — сказал Лерой. — Я могу вас сбросить у отеля.

— Нет, — сказала испуганно Гвен. — Не пойдет. Куда вы едете, туда и я.

— Вы уверены? — спросил он. — Вы очень устали, наверное.

— Я… Лучше пусть я буду усталая, чем мертвая. Это во-первых. Также, не вижу, что вы будете делать на встрече без переводчика.