— Идем со мной, не бойся.

Поравнявшись с группой ребят в подворотне, он вдруг подтолкнул Юру к ним и крикнул:

— А ну-ка, дайте-ка ему как следует!

И остановился посмотреть, что будет.

Все растерялись: что же теперь делать? Розыгрыш в тот день не получился. Но вообще Юре нравилось разыгрывать прохожих, участвовать во всяких ролевых дворовых играх, хотя в ту пору он еще не думал становиться артистом. Ему, как, наверное, всем мальчишкам в его возрасте, нравились военные: хотелось так же носить шинель и греметь сапогами по мостовой. Красноармейцев он видел, когда их отряды шли мимо Разгуляя на парад 7 ноября на Красной площади. Поскольку военные колонны проходили по городу, собираясь для парада у Кремля, ранним утром, почти еще ночью, Юре, чтобы посмотреть на них, приходилось вставать в четыре утра или даже раньше. Было очень трудно не проспать, но он и один его приятель никогда не пропускали шествие красноармейцев.

Лучшим другом Юры по двору был мальчик Коля по фамилии Душкин. Дружба с ним родилась, когда мальчишкам было по семь лет, после драки, во время которой Юра разбил Коле в кровь голову рукояткой пугача. Увидев залитое кровью Колино лицо, Юра подумал, что убил его. Стало страшно, он в ужасе побежал, не разбирая дороги, и спрятался в кустах. Он совершенно не представлял, что же ему теперь делать. Но уже через несколько часов мальчишки помирились, а потом стали закадычными друзьями. Первый в своей жизни анекдот Юра Никулин услышал именно от Коли Душкина: «К одному офицеру приходит полковник и стучится в дверь. Открывает денщик, а полковник говорит: "Передай своему барину, что пришел полковник". Денщик вбегает бледный к офицеру и говорит: "Ой, барин, к вам пришел покойник". И барин от страха полез под кровать». Друзья хохотали над этим анекдотом до упада и по-настоящему презирали тех, кому он не казался смешным.

Впервый класс Юра Никулин пошел в 1929 году — первом году первой советской пятилетки. Тогда в школу детей отправляли с восьми лет. Правда, Юра был декабрьским ребенком, и в сентябре ему еще не исполнилось восемь, но родители решили не тянуть — пускай уж сын учится.

В школу мальчика повела Лидия Ивановна. От дома это было довольно далеко, дважды надо было переходить дорогу. Встретила нового первоклассника учительница Евгения Федоровна: женщина в пенсне, синяя кофточка с отложным белым кружевным воротничком.

— Пойдем, Юра, в наш класс, — сказала она и увела мальчика от мамы.

Прошел первый урок. Всё было хорошо, всё было ново. Чуть страшновато, но интересно. Читать, считать и немножко писать Юру научили еще до школы родители, и он не почувствовал на уроке, что отстал от ребят, которые учились уже две недели.

Началась перемена. Евгения Федоровна вышла из класса, и тут все ребята повскакивали со своих мест и закричали: «Новенький! Новенький!» От неожиданности и испуга Юра дико заорал. К счастью, в это время в класс вернулась учительница, и все затихли.

А на другой день Лидия Ивановна только подвела Юру к зданию школы и, не заходя внутрь, попрощалась с ним и ушла. Мальчик растерялся: он забыл, где находится его класс. Подходил ко всем и спрашивал:

— Скажите, а где класс, в котором учительница в пенсне?

Юру отвели в четвертый класс: там действительно учительница носила пенсне, но это была не Евгения Федоровна! В общем, с опозданием, к концу урока, но он все-таки попал в свой класс.

16-я школа, в которой он учился, считалась образцовой. В нее постоянно приезжали методисты из роно, инспекторы, часто посещали школу и зарубежные делегации. К тому же в 16-й школе с детьми работали педологи. На основании различных тестов они делали профессиональное заключение о развитии ребенка, о его умственных способностях. Юру педологи продержали на тестировании очень долго. И сделали заключение, что способности его очень ограниченны, из-за чего Никулин-старший страшно возмутился. Он вообще не терпел критики от посторонних в адрес своего сына. И если кто-нибудь в его присутствии начинал ругать Юру, то Владимир Андреевич сначала молча бледнел, а потом разражался такой пламенной речью в защиту сына, что никто не мог даже слова ввернуть. Но, как истинный интеллигент, он сам никогда в глаза сына не хвалил. Высшей формой отцовской похвалы была фраза: «Это ты сделал неплохо». Так продолжалось, даже когда Юра вырос и стал всенародно любимым артистом.

После Юриного тестирования Владимир Андреевич пошел к школьным педологам — выяснять отношения. Он темпераментно доказывал им, что его сын нормальный ребенок с хорошими задатками. Видимо, доказал, потому что Юру в образцовой 16-й школе оставили. А может быть, его оставили потому, что Владимир Андреевич вел в ней драмкружок. Да и мама, Лидия Ивановна, входила в состав родительского комитета, помогала выдавать книги в библиотеке и постоянно шила костюмы для участников художественной самодеятельности…

Отец Юры занимался в 16-й школе постановкой сатирических обозрений, которые сам же и сочинял. Впрочем, ставил он не только смешные сценки, но и вполне серьезные вещи: отрывки из «Женитьбы» Гоголя, «Интервенции» Славина, сцены из произведений Пушкина. Владимир Андреевич относился к разряду фанатиков: уж если что-то любил, то весь отдавался любимому делу. Театр он любил больше всего и поэтому развернул в школе грандиозную постановочную работу. Он тратил на школьную самодеятельность даже больше времени, чем на свою основную работу.

В свой кружок Владимир Андреевич принимал всех желающих, даже тех, кто плохо учился: Никулин-старший любил всяких детей. Он открывал способности и талант у тех, на кого учителя давно махнули рукой. И впоследствии, когда преподаватели говорили ему, что тот или иной ученик стал лучше себя вести на уроках, исправил плохие отметки, он страшно радовался и говорил, что так на детей влияет волшебная сила искусства.

Занимался в кружке отца и Юра. С четвертого класса он со своим приятелем стал играть в клоунадах, которые Владимир Андреевич специально сочинял для школьных вечеров. Клоунады в основном проходили с традиционными цирковыми шутками, но Владимир Андреевич использовал в них и школьный материал. Однажды Юре дали роль мальчика-китайца в небольшой пьеске [ 8]. Действие в ней происходило в годы Гражданской войны. Мальчика-китайца красные посылают на железнодорожную станцию, занятую белыми, поручая ему любым способом отвлечь внимание врагов. Мальчик показывает белогвардейцам фокусы, и, пока те увлеченно смотрят, красный отряд окружает станцию и с налета занимает ее. Чтобы сыграть своего героя похожим на настоящего китайца, Юра, по совету отца, ходил на рынок и долго присматривался, как ведут себя китайцы-лоточники, как они разговаривают, как двигаются.

Юре пришлось научиться немного жонглировать и серьезно попотеть, придумывая вместе с отцом фокусы и разрабатывая их технику. Например, шарик, который волшебным образом исчезал из рук (он уходил на резинке в рукав), неожиданно появлялся под фуражкой у поручика (там был заранее спрятан такой же). Зрители — одноклассники и другие ученики — завороженно следили за манипуляциями рук, никак не могли разобраться в них и потом долго допытывались у Юры, как он это делает. А он решил никому ничего не рассказывать, потому что слышал, что у артистов всегда есть свои профессиональные секреты.

В финале постановки, когда станцию занимали красные, Юра с криком «последний фокус!» сначала показывал всем пустую корзинку, а затем вытаскивал из нее красный флаг. Зрители всегда принимали финал спектакля на ура и долго аплодировали.

Никто не говорил ни сыну, ни отцу: «Какой же способный Юра Никулин, он просто прирожденный артист». Вовсе нет. Но Юра любил выступать и поэтому в детских фантазиях всегда представлял, что если не станет красноармейцем, когда окончит школу, то уж точно пойдет в артисты.