«Да… Но, товарищ министр, смогу ли я?»

«Для связи с Молнией я дам вам направление в его секретную лабораторию. Но перед вами стоят пока чисто научные задачи. Для них потребуется революционное миросозерцание и восприимчивый ум. Пусть работа эта будет вашей диссертацией».

«Но ведь я уже защитила диссертацию! И потом, смогу ли я справиться с такой задачей?»

«Я думаю…»

«Достаточна ли моя подготовка?»

«… что эта диссертация будет вашей второй, то есть докторской».

«Как? Мне? На звание доктора?»

«На мой взгляд, чтобы справиться с такой задачей, вы могли бы найти в себе все данные. Наконец в том, чтобы вам стать доктором, ничего удивительного я не вижу».

Раза два потом Марина приезжала к министру и стала называть его уже Василием Климентьевичем. Она рассказала о своем свидании с полковником Молнией и о намеченных ею путях решения задачи.

Вот и прошли два года… Диссертация готова. Интересно, приедет ли Василий Климентьевич? Ведь он обещал.

Марине было двадцать пять лет. Глядя на нее, можно было ощутить перемены, которые произошли в наших женщинах за сто лет. В прошлом веке ее сверстницы, выйдя замуж лет в шестнадцать, обзавелись бы уже семьями и детьми и, достигнув зрелости, массировали бы у глаз морщинки, а двадцатипятилетняя «засидевшаяся» девица начала бы уже блекнуть и увядать.

Наша современница, соискательница степени доктора физики, была умнее, образованнее, начитаннее своих сверстниц из прошлого и все же оставалась юной. Иные условия воспитания, равный с мужчинами уровень развития, работа мысли и духовное богатство словно дали советским женщинам тот элексир молодости, который их бабки тщетно пытались заменить румянами и корсетами.

Марина была молода и хороша собой, но самой красивой и умной, самой изумительной и непостижимой считала Марину влюбленная в нее до обожания, на весь мир смотрящая ее глазами восемнадцатилетняя сестренка Надя.

Она нашла Марину в коридоре и помчалась ей навстречу, встряхивая мелкими кудряшками, розовощекая, пухленькая, с совершенно круглыми от переживаний чернильно-синими глазами.

Она подбежала, задохнувшись, и не могла ничего выговорить, напрасно открывая рот.

Марина ласково улыбнулась. Рядом с Надей она всегда чувствовала себя старшей, даже старой.

— Какой ужас, какой ужас, Мариночка! На Матросова напали истребители! Он мог погибнуть…

Марина побледнела, но Надя ничего не заметила:

— Ты подумай только, какой ужас! Но теперь все хорошо. Сейчас сообщили по радио: он приземляется… немного опоздал…

— Вот почему задерживается Василий Климентьевич, — сказала Марина, смотря в сторону сузившимися глазами.

— Матросов перелетел через все океаны и все материки… Но ты не расстраивайся, Мариночка! Защитишь сейчас диссертацию, и вы опять будете квиты. Ты волнуешься?

— Я? — усмехнулась Марина. — Нисколько.

Это была правда. Марина забыла о волнении. Холодная решимость, которая обычно приходила позже, когда был уже взят экзаменационный билет, сделан первый шаг на сцене или первый ход на шахматной доске, решимость и холодная ясность владели ею.

— Ты узнала, что будет говорить оппонент? — беспокоилась Надя.

Марина пожала плечами:

— Наверное, скажет, что я заглянула в будущее.

Надя смотрела на нее счастливыми глазами, любовалась ею.

Пора было спускаться в нижний этаж. Взявшись за руки, сестры шли по мраморной лестнице. Их окружили молодые люди, научные сотрудники института, в отличие от сохраняющей юность Марины, рано лысеющие и многие в очках. Марина здоровалась с ними, смеялась и радовала всех спокойствием. Она шепнула Наде:

— Смотри, кто идет! Это профессор Горский из Ленинграда.

— А кто рядом с ним?

— Кто-то незнакомый.

— А я знаю, — вмешался один из молодых людей, — это профессор Оксфордского университета Ленгфорд.

— Идут, идут! Тише!

— Кто это маленький в очках?

— Посторонитесь, не видно!

— Профессор Цзе Сюлян, а с ним рядом — доктор Держан из Монгольского университета. Сзади доктор Мейлс из Гейдельбергского университета.

— Это прямо не защита диссертации, а международный конгресс!

— Звонят! Приглашают в аудиторию!

— Пойдемте!

— Ну, где же Василий Климентьевич? — прошептала Марина, думая о том, кого министр встретил на аэродроме.

Через улицу по направлению к институту мчались две фигуры. Впереди, с развевающимися седыми волосами, без шляпы, почти бежал старый профессор. Позади него, старательно удваивая его шаги, едва поспевала кругленькая фигурка доктора:

— Почтеннейший, пощадите!. Вы, может быть, думаете, что я могу закрыть перед вами шлагбаум? Ничего подобного! Мне все равно не удастся забежать вперед. Одумайтесь! Что вы делаете со мной? Ведь я только что сообщил в бюллетене, который ежедневно докладываю правительству, об ухудшении вашего здоровья. И вдруг вас видят на улице, да еще без шляпы.

— Милейший, не откажите в любезности оставить меня в покое! М-да!.

— В покое? Этот сумасшедший бег по улице вы называете покоем?

Профессор сердито пожевал челюстями и прибавил шагу. Доктор выхватил платок и судорожно вытер мокрое лицо:

— Нет, почтеннейший! Ну зачем вам понадобилась эта диссертация? Вы для меня загадка!

Оставив запыхавшегося доктора далеко позади, профессор вошел в вестибюль института. Торопливо скинув с себя пальто и расчесав сбившуюся на сторону бороду, он одернул мешковато сидевший на нём пиджак и направился по коридору.

Дверь в аудиторию была открыта. Профессор остановился у притолоки, сердито смотря из-под насупленных бровей. Голову он склонил немного набок, а правую руку приложил к уху.

Он слушал Марину. Он почти физически ощущал ее слова, летящие в аудиторию, слова, что заставляли то насторожиться, то задуматься, то неожиданно рассмеяться.

— Я попыталась увязать высказанные мной представления о сущности сверхпроводимости с основными положениями квантовой механики и волновой теории. Моей конечной задачей было наглядно доказать, что в магнитном поле можно накапливать энергию, стоит лишь сочетать это с явлением сверхпроводимости. Разрешите мне закончить теперь научную часть своей диссертации и перейти к ее, я бы сказала, фантастической части. Я говорю — фантастической, ибо перспективам использования концентрированной таким образом энергии место скорее в научно-фантастическом романе, чем в научной диссертации.

Человечество вступило в атомный век. Навсегда забыты былые страхи и пессимистические прогнозы о грозящем нам иссякании запасов топлива: каменного угля, сланцев, нефти, природных газов. В нашей стране уже работают атомные электростанции общей мощностью в миллионы киловатт. Они дают ток городам, промышленности, сельскому хозяйству.

Вопрос получения энергии решен человечеством на несколько веков.

И с железной закономерностью встает для решения новый вопрос, вопрос распределения энергии.

Делаются попытки создания подвижных энергоатомных установок. В эту минуту на аэродроме приземляется наш замечательный паролет, в котором паровой котёл совмещен с атомным реактором. Плавают уже суда с подобными же, но более тяжелыми установками.

Однако технике нужно иное, более радикальное решение. Стоит ли ставить автомобильный мотор на старую пролетку? Надо по-новому аккумулировать энергию, использовать для этого сверхпроводимость.

Магнитное поле, в котором теоретически можно сосредоточить энергию, ничего не весит. Прибор можно сделать самых малых размеров. Любому потребителю энергии достаточно присоединиться к его клеммам, чтобы на длительный срок получить источник электрического тока. Ненужными станут тысячекилометровые электрические линии передач. Сверхаккумуляторы в огромном числе можно будет заряжать на гигантских атомных энергоцентралях, а потом доставлять потребителям.

Раз в месяц получат маленькие цилиндры машинист электровоза, бортмеханик самолета, шофер электромобиля, тракторист электротрактора, энергетик завода механик корабля, наконец, просто домашняя хозяйка, которая сменит у себя в квартире сверхаккумулятор с месячным запасом энергии, как меняла прежде предохранительные пробки.