— Почему же, уважаемый герр Шютте?

— Потому что все вы… под-ле-цы, герр проф!

— Простите, герр Шютте… Почему вы… почему столь необычайная манера разговора? — заволновался профессор.

— Подлецы! — упрямо твердил Ганс. — Я бы вас сжег вашим же огненным облаком. Эх, и попахло бы гарью!.

Профессор вскочил, но Ганс схратил его за хобот противогаза и усадил обратно.

— Сколько я ни знал ученых, все они… работали над тем, как лучше отправлять нашего брата на тот свет.

— Что вы! Что вы, гарр Шютте!

— Конечно. Вот Кленов был… Подлейший человек! Придумал такую штуку, чтобы целые острова со всем на… на… со всем населением… взрывать… Да такого человека надо… — Ганс сделал выразительный жест. — Жаль, что он тогда вырвался! Пожалел я его, герр проф, все-таки это был слабоумный. Не люблю вспоминать… Я тогда еще не понимал, что это за птица. И еще этот японец… Ох, шельма… Я бы с ним посчитался! Я боссу-то не рассказывал…

— Простите, герр Шютте. Мы, ученые, работаем над разрешением научных проблем. Мы далеки от мысли причинять вред людям.

— Эге, что он поет! А ты… А что ты всю жизнь придумывал? Что?.

— Я работал над известной вам химической реакцией, полученной впервые в 1914 году.

— О-хо-хо-хо!. - пьяно засмеялся Ганс. — Химическая реакция! Да этой огненной реакцией хотят выжечь все коммунистические страны, герр проф!

— Что-о? — попытался вскочить профессор, но Ганс снова потянул его обратно.

— Не прикидывайтесь… дурачком. Мы приехали сюда, чтобы запасти побольше фиолетового газа. Ведь он нужен для вашей там… реакции. Босс уговаривает все государства пойти войной на коммунистическую заразу, выжечь дотла их земли вашим огненным облаком, проклятый вы проф!.

— Оставьте… Откуда у вас такие чудовищные фантазии? Я работал над проблемой «вездесущего топлива», а вовсе не над идеей сожжения людей или городов! Я достиг цели, теперь меня ждет слава… и независимость, наконец… Мне нет никакого дела до коммунистических стран!

— Бросьте, проф! Не мелите ерунды… Какая там независимость? Вы на службе у босса. Вы — раб! Вы работаете на босса. А он продает ваше открытие. Вы здесь ни при чем. Вашей реакцией будут жечь красные страны, и только. Вы, ученые, все убийцы. А с виду тихонькие, мухи не обидите. А миллионы людей уничтожить — это им… тьфу!.

Ганс забыл, что он в противогазе, и плюнул.

Бернштейн, пораженный словами Ганса, испуганно смотрел на него:

— Но если так, то что мне помешает прекратить работу?

— Дуррак, а еще профессор! Вы раб. Я имею инструкцию размозжить вам голову, как только вы заартачитесь!

— Я… я — раб? Если правда то, что вы говорите о цели мистера Вельта, то никто не сможет заставить меня работать!

— Подумаешь! Очень это кому-то надо! Босс уже знает вашу реакцию. И без вас обойдутся, проф. Не надо было выдумывать. Теперь все равно миллионам людей — крышка. Я вам скажу откровенно, проф. Я и сам не стал бы участником этого дела. Не люблю я людей убивать. Так ведь вместо меня он пошлет другого. Ничего я не остановлю. А жена моя будет сидеть голодная. То-то! Вы не думайте, что я пьян… что язык у меня заплетается…

Профессор встал:

— Какой ужас! — схватился он за голову. — Смерть… Действительно, это ужасное смертоносное средство, а вовсе не вездесущее топливо.

— Ха-ха-ха! — пьяно захохотал Гаис.

Снова дико захохотали скалы, камни, звезды.

С яхты со свистом взвилась ракета и рассыпалась в небе огненным узором.

Ганс вскочил и заорал что-то несуразное. Потом уставился на Бернштейна. Тыкая перед собой пальцем, он говорил:

— Никто… никто теперь не помешает боссу. Все у него в руках! Вы, я — ничто для него, дешевые слуги…

Маленький профессор гордо выпрямился:

— Напрасно вы так думаете, герр Шютте! В моих руках больше власти, чем вы полагаете.

Ганс покачал головой:

— Что это вы придумали? Все напрасно! Надо подчиняться, герр проф. Пойдемте. Вы меня поддерживайте, камни здорово вертятся. Надо идти, а то и вправду я проболтаюсь… Эх-хе!

Профессор шел понуро. Необыкновенная обстановка и болтовня опьяневшего Ганса пробудили неожиданные и страшные мысли.

Приблизившись к шлюпке, Бернштейн и Ганс услышали шум. Опередив Ганса, профессор поспешил вниз. Там с пьяными криками дрались два матроса. Один из них повалил на землю другого и пытался сорвать с него противогаз.

— Проклятый газ! Они невменяемы! — прошептал профессор и бросился разнимать дерущихся.

Однако оказавшийся наверху матрос был силен. Одним ударом он повалил щуплого Бернштейна на землю, потом ухватил его за хобот противогаза, силясь стащить маску.

Но тут подоспел Ганс. Матрос полетел кубарем. Послышался плеск воды. Профессор бросился вытаскивать матроса, боясь, что он утонет. Ганс в это время дубасил для порядка и второго матроса. В результате скорой расправы оба гребца в бесчувственном состоянии были брошены на дно шлюпки. Один из них, мокрый и жалкий, мелко дрожал.

За весла сел Ганс, править стал профессор.

— Удивляюсь… — сказал Ганс, — не тому, что они опьянели, я и сам пьян. Но вот люди не умеют владеть собой. Мне это незнакомо… Обязательно они или передерутся, или наговорят лишнего. Удивительно!

Профессор правил молча. Тяжелые мысли давили его. Иной раз он вздрагивал, как от озноба. По мере приближения шлюпки к яхте всё отчётливее становились какие-то странные звуки.

Хмель у Ганса понемногу стал проходить, и он приналёг на весла.

Они подъехали к борту яхты и стали кричать, но трапа им никто не спускал.

Ганс выругался и встал на ноги, теперь уже не шатаясь. Сверху доносились приглушенные крики и возня.

— Доннерветтер! Что там случилось? — прошептал Ганс и, сев, несколькими ударами весел подвел шлюпку к носу яхты. Профессор перестал править и сидел, погруженный в свои мысли.

Ганс приставил к борту судна весла, с неожиданной быстротой забрался по ним и схватился за якорную цепь раньше, чем шлюпка успела отойти от яхты. Потом подтянулся на руках и точным движением перебросил свое грузное тело на палубу.

Весла упали в воду, но профессор Бернштейн не сделал попытки их выловить. Он неподвижно смотрел на двух людей, бесчувственно лежащих на дне шлюпки, но едва ли видел их.

Гулко прозвучали тяжелые шаги Ганса. Донесся хрюкающий звук неправильно работающего выхлопного клапана его противогаза.

На палубе было очень темно. Верхние огни были почему-то потушены. Странные звуки слышались из салона. Гигант обрушился на запертую дверь и вбежал в коридор, словно двери и не было.

Кают-компания была ярко освещена. На столе из редчайшего железного дерева в беспорядке громоздились колбасы, консервы, копченые окорока. В креслах и на полу сидели или валялись пьяные, горланящие люди. Они то и дело отдирали резину своих противогазов, чтобы засунуть под нее куски пищи. Все это походило на пьяную оргию, хотя не было видно ни одной бутылки.

Только два человека из всей компании не имели противогазов. Один из них был негр-кок. С налитыми кровью белками, едва стоя на ногах, прислуживал он буйным гулякам. Пинки и удары сыпались на него со всех сторон.

Другой человек без противогаза был боцман Вильямс. Он связанный лежал у двери, так что Ганс при первом же шаге споткнулся о его тело.

Никто из пирующих не заметил Ганса. Несколько секунд в немой ярости он наблюдал их, потом заревел так, что зазвенели хрусталики на люстре:

— Эй, вы!!Отродье свиней и сусликов!!Встать!!!

— Клянусь приливом, это корабельный бунт, мистер Шютте! Эти пираты опьянели и решили обожраться один раз за всю свою морскую жизнь! — отозвался связанный боцман.

Кое-кто поднялся, но большинство осталось лежать.

Вдруг здоровый рыжий детина прыгнул на Ганса. В тот же момент тело его отлетело в сторону, сбив с ног еще двух матросов, приготовившихся к нападению.

После этого нельзя было ничего разобрать. Все двадцать человек, кроме пяти-шести мертвецки пьяных, бросились на Ганса. Послышался хрип, стоны, звон и рычание…