— Уверен, что одна рюмка не повредит. Сейчас принесу.

Хозяин дома вышел из комнаты и через несколько секунд вернулся с бутылкой шампанского и двумя хрустальными бокалами. Молча он откупорил бутылку. Элен тоже молчала, делая вид, что разглядывает акварель, висящую над камином.

Николас казался напряженным, чем-то крайне озабоченным. На жестком лице ни тени улыбки. Таким оно было и в ту памятную ночь любви, когда он говорил, как Элен красива, а она ответила короткой холодной репликой. Тогда ей казалось, что это было очень умно, на деле же она воздвигла еще один барьер между ними.

Элен начала возводить барьеры один за другим с самой первой встречи с Ником. Но что делать? Это была самооборона. Каждый ее поступок истолковывался превратно. Ей все время хотелось, чтобы он думал о ней самое худшее, и цель оказалась достигнутой. Сейчас же требовалось совсем другое: убедить его, что она может стать хорошей матерью своему ребенку, что она достойна доверия.

Как этого добиться после того, что произошло?! Нужно попытаться внушить Нику, что, скрывая от него беременность, она думала, что действует в интересах ребенка. Однако для нее не было секретом, что в глазах мужчины, особенно такого, как Николас Палмерс, отказ женщины от ребенка, которого она носила под сердцем,— величайшее преступление, преступление, которому нет прощения.

— Держи,— прервал он ее размышления, протянув бокал.

Элен присела на софу. Ник остался стоять, глядя на женщину сверху вниз. Она ничего не смогла прочесть в его глазах.

— Я говорил тебе, что намерен связаться со своими адвокатами,— начал он с тем же непроницаемым лицом, — я сделал что обещал. Они...

Рука Элен задрожала так, что она была вынуждена поставить бокал на маленький низкий столик. Вино разлилось, выплеснувшись через край.

— Прошу тебя, Николас, прежде чем ты еще что-нибудь скажешь о своих адвокатах, выслушай меня. Я хочу, чтобы ты знал: у меня была возможность все хорошенько обдумать, и... моя точка зрения изменилась. Вернее, изменилась я. Я не хочу отдавать Эвелин.

Николас молчал, потягивая вино.

— Понимаю,— наконец произнес он и перед следующей фразой пригубил из бокала.— И что привело тебя к такому... внезапному изменению решения? У тебя обнаружилось сердце? Или ты хочешь лишить меня возможности общаться с дочерью.

Поверит ли он? Разве он не почувствовал то же, что и она, когда взяла на руки дочь? Элен пережила такой всплеск эмоций, когда только что произведенное на свет дитя положили ей на грудь, и особенно тогда, когда ротик малыша схватил ее сосок.

— Я... Я не знала, что буду чувствовать к ней. Теперь мне кажется, что я была не совсем в своем уме, когда думала, что смогу отдать ее на удочерение,— тихо ответила она.

Ник только кивнул.

— И что ты сейчас намерена делать?

— Я встречусь с Клифом Рэддингом и попрошу его предоставить мне возможность работать неполный день.

— А если он откажет?

— Я, конечно, нахожусь в некоторой зависимости от него, но даже если Клиф не захочет пойти мне навстречу — не беда. Придумаю что-нибудь другое. Я молода, у меня есть мозги. Найду работу по себе, чтобы мы с Эвелин могли жить безбедно.

Наверное, мне будет трудно, ну что же. Я готова к борьбе.

— Разве это не тот самый сценарий, который привел тебя к решению отдать дочку посторонним людям?

Элен вздохнула.

— Постарайся меня понять. Может быть, теперь ты поверишь, что я действую в ее интересах. Этот путь, разумеется, труднее в финансовом отношении, зато в эмоциональном ему альтернативы нет. Итак, она моя, и я ее никому не отдам!

Николас снова кивнул, как бы соглашаясь, и вдруг спросил:

— А как насчет меня?

— Я не стану мешать твоему участию в ее жизни,— быстро ответила Элен.

— Очень великодушно с твоей стороны,— язвительно заметил он.— А какую форму моего участия ты имела в виду?

— Обычную,— ответила она обтекаемо.,

— Обычную? Встречаться через выходной? Несколько недель летом?

— Я готова к большему.

— Так вот, позволь сказать тебе, что я не готов благодарно глотать куски, которые ты великодушно будешь мне протягивать. Если ты все же решишь привести в действие свой план по передаче девочки на удочерение, знай, я готов пуститься во все тяжкие.

— Ну а если нет, то что?

— Ничего. Я не настолько циничен, чтобы лишать девочку матери, но и становиться «отцом на полставки» тоже не желаю. Значит, остается только один выход.

— Какой?

— Чтобы у Эви было двое родителей.

Элен удивленно подняла брови.

— Каким образом?

— Существует только один способ,— сказал он будничным голосом.— Ты выйдешь за меня замуж.

Она смотрела на него во все глаза.

— Ты, наверное, шутишь.

Николас наклонился к столу, подлил себе еще вина и уселся на диван рядом с Элен, спокойно глядя на нее, как будто и не произносил слов, подействовавших на женщину, словно разорвавшаяся бомба.

— Нет, Элен. На этот раз ты ошиблась.— Он улыбнулся.— Я говорю серьезно, чертовски серьезно.

— Но, Николас... В наше время мужчины не женятся ради ребенка.

— Я знаю. Но иногда такое случается. Наш случай — тому подтверждение. Представь, каково будет нашим близким. Когда твоя мать узнает, что у тебя родился ребенок, ее непременно заинтересует, кто же отец девочки. Тогда тебе снова захочется солгать, и...

— Я...— попыталась возразить Элен, но он покачал головой, не давая ей вставить слово.

— Я не намерен скрывать свое отцовство,— непреклонно заявил Ник,— как не намерен становиться отцом на выходной. Я хочу участвовать в ее воспитании. Хочу, чтобы она чувствовала уверенность в жизни, как в духовном плане, так и в финансовом. Все это я могу ей дать.

Элен печально покачала головой.

— Ты забыл о нашей взаимной неприязни, о недоверии друг к другу. Ты считаешь, что при подобных отношениях возможна стабильность? Глаза его вспыхнули,

— Это зависит от условий, на которых будет заключен наш брачный договор.

Что же за человек этот Николас Палмерс!

— Ты хочешь сказать, что мы должны выработать какой-то устав, как при создании компании?

— А почему бы и нет? Семья такая же ячейка общества, как и любая другая, и основополагающие принципы только укрепят ее.

— И какие же краеугольные камни ты предлагаешь заложить в основу нашей семьи?

— У тебя будет полная свобода, прислуга, самые лучшие няни для Эви. Ты можешь приступить к работе, как только захочешь.

— Звучит невероятно благородно, Николас. А что же получишь ты?

— От тебя потребуется играть роль примерной жены. В определенных пределах, разумеется. Ты будешь появляться со мной на приемах, званых обедах. Иногда мы будем ездить в гости на уикэнды. Возможны и другие поездки, но, разумеется, только те, которые будут вписываться в твое рабочее расписание. Все, что нужно мне, это быть полноправным отцом Эвелин, и брак — самый удобный для меня способ добиться этого.

Существовал один аспект проблемы, о котором он не сказал ни слова. Элен едва сдерживала дрожь в голосе, когда спросила:

— А это?..

— Это? — Николас неожиданно рассмеялся. Он, конечно, понял, что она подразумевала, но удивленно вскинул ресницы.

— Ты не могла бы быть поконкретнее?

— Ты прекрасно знаешь, что я имею в виду! — сказала Элен с горечью, внезапно вспыхнув.

— Знаю? — прошептал он, подвигаясь ближе и касаясь указательным пальцем ее темных крутых бровей. Он повторил их очертания так, будто рисовал.

— Да...— дрожащим голосом сказала она, опасаясь его действий, но не предпринимая никаких попыток остановить Ника. Тело ее запело от его прикосновений. Как он умел ласкать... Всего лишь легкое касание пальца заставляло ее вздрагивать, будто он задевал самые чувствительные точки нервных окончаний.

— У тебя,— бормотал Ник,— такие красивые брови: волевые и изящно очерченные. Как на картинах старых мастеров. И такие же красивые губы. Они как будто кричат: «Целуй же меня»... Элен, ведь они кричат об этом?