— Причем тут мой… Да что вы, вообще, знаете о… — как она и ожидала, Соне без труда удается выбить Мерцилия из седла. Паренек смущен и растерян, а это означает, что инициатива вновь принадлежит ей.

Соня легонько похлопывает магика по руке, затем, сев на постели, неторопливым движением высекает искру из заранее подготовленной трутницы и зажигает масляный светильник. В свете лампы лицо молодого колдуна кажется еще более худым и мрачным, чем ей запомнилось. На воительницу он взирает со смесью неприкрытой ненависти и почти суеверного страха.

— Ну, о том, что ты из благородных, особого труда догадаться не составляет, — дружеским тоном поясняет Соня, а затем повелительно показывает пареньку на стул напротив кровати. — Извини, что не могу предложить тебе вина, но кое-чем другим, пожалуй, попотчую…

Он не успевает даже уловить движение… но в руке воительницы, а точнее, в обеих ее руках возникают два кинжала, — непонятно даже откуда она их берет… Короткий замах, взблеск в воздухе, тонкий свист… и два глухих удара, один за другим.

Оба кинжала втыкаются в стену, пролетев справа и слева от головы Мерцилия… и на обоих прибитой к стене остается прядь его волос, срезанная с поистине сверхъестественной точностью, которая не зря служит предметом восхищения среди бывалых наемников, знакомых с Рыжей Соней. Сравняться с ней по мастерству метания кинжалов не удавалось еще никому.

— Это то, что я могу предложить тебе вместо угощения, — все тем же дружелюбным тоном объясняет Соня. — Если ты парень умный, то оценишь урок. Уверяю тебя, он дорогого стоит…

Но Мерцилий лишь таращится на нее испуганными глазами, время от времени оборачиваясь к стене. Торчащие из деревянной обшивки кинжалы только-только прекратили подрагивать, и теперь его белоснежные волосы опадают на пол один за другим, покидая срезавшие их лезвия.

Так что Соня понимает что придется дать некоторые объяснения:

— Видишь ли, Мерцилий, я наемница. Воин. Я не берусь колдовать. Если бы я хотела с тобой сразиться, то последнее, что пришло бы мне в голову, это наводить на тебя чары или применять какое-то иное чернокнижие. Согласись, с моей стороны это было бы самонадеянно, и я поплатилась бы за эту глупость. — На лице паренька наконец начинает отражаться понимание, и он медленно кивает. — Вот так то, — продолжает Соня. — Именно поэтому ты допустил глупость, когда вздумал преследовать меня, вторую глупость, когда решил вломиться ко мне в комнату… И третью, которая могла бы стать для тебя роковой, если бы я прежде не догадалась, с кем имею дело, и не была бы уверена, что ты не желаешь причинить мне настоящего вреда, — это когда ты наставил на меня нож. Небом клянусь, если бы я пожелала, мои кинжалы нашли бы твое сердце, едва лишь ты приоткрыл дверь в эту комнату.

Слепая ненависть постепенно уходит из голубых глаз магика, и, как ни странно, приходит на смену ей нечто похожее на уважение.

— Да, я понимаю, госпожа, я был глуп и самонадеян, мне казалось, что чары невидимости должны надежно защитить меня… Но, если это не секрет, как вам удалось обнаружить меня?

Теперь, когда первоначальный испуг прошел и появилась уверенность, что и Соня, в свою очередь, не желает ему зла, пареньком овладевает любопытство. Должно быть, это основная его черта — он жаден до знаний, и Соне это даже импонирует. Пожалуй, зря она первоначально с таким презрением отнеслась к этому мальчишке, он не так уж и глуп… а наивность — ну что ж, это болезнь преходящая. От нее излечиваются очень быстро.

— Я не смогу тебе объяснить, как я это делаю. Скажу только, что никакой магии в этом нет. — произносит она с легкой улыбкой. Затем, поднявшись, подходит к стене и, с силой дернув, вырывает ножи из деревянной панели. Оба кинжала исчезают столь стремительно, что хотя Мерцилий и наблюдает за воительницей во все глаза, он вновь не успевает понять, где же та прячет свое смертоносное оружие.

— Полагаю, дело в том, что воины, настоящие воины, наделены шестым чувством, которое сродни колдовству. Поэтому я и смогла заметить тебя. — Она вновь усаживается на кровать и устремляет пристальный взор на своего ночного гостя. — Ладно, ближе к делу. Ты ведь не просто явился полюбоваться на меня, или пожелать доброй ночи…

Молодой маг смущенно багровеет:

— Боюсь, намерения мои были далеки от идеалов куртуазии, госпожа. Но поверьте, мне очень нужна эта книга. Я грезил о том, чтобы заполучить «Магические арканы», многие годы. Там сокрыта мудрость, которая… — он обречено машет рукой. — Впрочем, что говорить!.. Вы едва ли сможете это понять, и уж тем более едва ли, в ваших глазах, я заслуживаю теперь снисхождения, поэтому даже не посмею просить…

— Ладно, помолчи, — грубовато перебивает беднягу воительница.

Нет, она определенно недооценила мальчишку. Если уж человек настолько стремиться к вожделенной цели, что ради этого даже готов на поступки, несвойственные его природе, из такого может выйти толк. А сейчас ей это на руку. Ради заветной книжицы парень сделает для нее все, что угодно. А у нее как раз такая нужда в послушном колдуне…

— Думаю, мы сможем договориться.

— Договориться? Но… — паренек вскидывает голову, и в глазах загорается надежда.

Соня разводит руками.

— Мы могли бы поговорить об этом, если бы книга была у меня. Увы, ты зря потратил время, когда следил за мной. И напрасно рисковал жизнью, явившись сюда. Книги у меня нет. Она осталась у Раззака.

— Он отказался продавать? — лицо мага озаряется надеждой, он уже готов сорваться и бежать к дому купца, в надежде перекупить заветный том. Соня едва успевает удержать его на месте повелительным жестом.

— Сиди спокойно и не мечись, как подраненная перепелка, — усмешливо приказывает она. Мерцилий покорно оседает на стуле. — Тебе он книжку уж точно не продаст, в этом можешь уж не сомневаться. Я его достаточно запугала, и на этот раз законы гильдии уже на моей стороне.

Но для чего-то я вам нужен? — проявляет маг несвойственную ему прежде смекалку. Соня кивает:

— Да. Потому что цена за книгу изменилась. Теперь им нужно не золото.

— Но что же?

— Услуга. Отыскать одного человека. Девчонку. Пропала по пути сюда из Заморы. То ли сбежала, то ли похищена. Раззак не пожелал сообщить мне ничего больше. Но он дал мне одну вещь, которая раньше ей принадлежала. — Соня аккуратно, двумя пальцами достает из-под подушки шелковый платок. — Вот, возьми и скажи, сумеешь ли ты с помощью своих чар отыскать хозяйку? Если ты скажешь мне, где девчонка, я отправлюсь за ней, привезу в Келадис и верну Раззаку. Он отдаст мне книгу.

— Но я?.. Я-то что от этого выиграю?! — возмущенно вскидывается Мерцилий. — Если я верно понимаю, этот фолиант нужен вам не для себя. Вы работаете на какого-то заказчика, верно? А это означает, что мне нечего и надеяться получить «Арканы»…

— Как сказать, — Соня пожимает плечами. — Если тебя устроит получить их в свое владение на… скажем, на три дня, то я соглашусь задержаться в Келадисе на этот срок.

По напряженному лицу мага видно, как он судорожно что-то подсчитывает в уме, — должно быть, прикидывает, успеет ли он скопировать то основное, что нужно ему в этой книге. Затем, решившись, наконец обречено машет рукой.

— Три дня — это жалкие крохи, но торговаться я не стану. Понятно, что это лучшее, на что я могу рассчитывать в такой ситуации. Я согласен, госпожа. Кстати, вы-то знаете мое имя, могу ли я узнать ваше?

Соня с легким поклоном представляется ему, и они скрепляют свой союз рукопожатием.

— Сколько тебе понадобиться времени, — деловым тоном спрашивает Соня, наблюдая за тем, как Мерцилий бережно сворачивает и прячет на груди заветный платок.

Тот потирает двумя пальцами переносицу:

— Как пойдет. Вообще, это не слишком сложное заклинание. Возможно даже, что уже к утру будут, какие-то результаты. Но все зависит от того, насколько далеко от города находится владелица. Если дальше, чем за сотню лиг, то мне понадобится отыскать дополнительный источник силы или установить точку прерывистого равновесия для опорного прыжка… А вот на это уйдет много времени.