Софи часто задумывалась, что привлекло ее в Мэтью. Наверное, то, что он был женат, делало их отношения менее реальными, менее пугающими. Она знала, что он не может принадлежать ей целиком – ну и что? Софи вовсе не считала Мэтью мужчиной своей мечты и не стремилась давить на него. К тому времени, как, полгода спустя, он сделал ей предложение, она успела в него влюбиться. Мэтью уверял ее: Ханна все понимает и рада за него.

И только после того, как он перевез свои пожитки в ее двухкомнатную квартиру на Масвелл-Хилл и они начали планировать будущую свадьбу, Софи поняла, что ее жених, мягко говоря, слукавил, а грубо говоря, солгал. Ханна совсем не радовалась тому, что ее муженек полюбил другую. Однажды Ханна заявилась к ней домой – в слезах. Только тут Софи узнала, что Ханна была не в курсе их отношений. Несколько дней тому назад эта стареющая женщина и понятия не имела, что Мэтью намерен ее бросить! Тогда Софи уговаривала Ханну хотя бы войти в дом и поговорить спокойно, но брошенная жена отказалась переступить порог дома «шлюхи» и «потаскухи». Мэтью в то время не было дома, он играл в гольф с другом, не представляя себе, причиной какого скандала он стал.

По некоторым причинам – она уже не помнила, как все вышло, – Софи простила его. Не сразу, но он каким-то образом доказал, что настроен вполне серьезно. Он прошел через бракоразводный процесс, начал новую жизнь – тогда он был просто неотразим. Свадьбу пришлось отложить, конечно, пока он официально не стал свободным человеком, но, когда торжественное событие, наконец, произошло, все проходило трогательно и красиво. Софи получила все, о чем она только могла мечтать. Она заставила себя совершенно забыть о его лжи и об истерике Ханны у нее на пороге. Ей это удалось.

И вот ей выпала другая роль. На сей раз, она смотрела ему вслед, когда он уходил…

Мэтью не сказал ей, сколько лет Хелен. Когда Софи спросила, как сделала бы на ее месте всякая женщина, о возрасте его любовницы, он разбушевался и не дал ей ясного ответа. На самом деле ей удалось вытянуть из него немного:

Ее зовут Хелен.

Они познакомились на работе.

У нее есть квартира в Лондоне.

Она никогда не была замужем.

Они никогда не занимались сексом в доме Мэтью и Софи (по некоторым причинам это казалось ей вопросом первостепенной важности).

Она моложе Софи – вспышка гнева дала это ей ясно понять.

Мэтью встречается с Хелен уже довольно давно – хотя, когда она на него нажала, он не выдал, сколько на самом деле времени это означает.

У Мэтью и Софи роман развивался стремительно. Она была бухгалтером в конторе, где он работал, – ясно, Мэтью и тогда искал себе любовницу в радиусе десяти метров, не дальше. Полгода тайных свиданий в конференц-зале – и предложение руки и сердца. Теперь-то она понимала, что им двигало – кризис среднего возраста. Когда его первый сын вырос и вылетел из родного гнезда; Мэтью остался наедине с женой и вдруг осознал, что приближается старость и в ближайшие лет сорок, кроме Ханны, у него больше никого не будет. Он запаниковал. Он прожил с Ханной двадцать четыре года, и теперь, взглянув на нее новыми глазами, увидел женщину с морщинами вокруг глаз и прядками седых волос. Прежде точеная, стройная фигура расплылась. В общем, она постарела – а значит, постарел и он. Куда приятнее каждое утро любоваться свежим молодым личиком, чем морщинистым лицом старой жены, напоминающей тебе о Том, что ты смертен. Все мы крепки задним умом, как говорится в пословице. Только теперь Софи поняла, что сейчас, как и тогда, Мэтью оказался на перепутье. Тогда он выбрал ее. Сейчас – Хелен.

Софи никогда не верила в карму или рок. Она была слишком здравомыслящей, чтобы вестись на оккультные течения типа нью-эйдж. Но даже она вынуждена была признать, что есть некая справедливость в том, что случилось с ней. Она расплачивается за зло, которое причинила Ханне. Она гадала, что бы подумала Ханна, если бы после стольких лет обо всем узнала. Наверное, обрадовалась бы – решила, что одержала маленькую победу. Может быть, и она, Софи, успокоится через какое-то время – когда Мэтью бросит (а он наверняка бросит!) и Хелен.

Каждый день Хелен узнавала о Мэтью много нового. Как правило, открытия не были особенно приятными.

Оказывается, он красил волосы. Честно говоря, она догадывалась об этом, но потом увидела на полочке в ванной бутылочку краски для волос «Для мужчин» и поняла, что он отбросил всякое притворство – во всяком случае, перед ней.

Он носил тапочки. Не шлепанцы и не старые мокасины, а именно тапочки. С меховой опушкой.

Он шумно зевал. Почему она раньше не замечала? Неужели за четыре года он никогда не зевнул при ней? А может, просто сдерживался, подавлял себя, понимая, что подобная невоспитанность раздражает?

По вечерам, прежде чем лечь спать, он готовил себе одежду на завтра. Хелен сама не понимала, почему эта привычка Мэтью так ее бесит. На самом деле, наверное, он поступал вполне благоразумно, но при виде его аккуратно сложенных рубашек ей делалось так… неуютно… как будто его жена обычно делала это для него, или готовить одежду на завтра его научили в частной школе. Хелен так и подмывало измять его завтрашний костюм или подсунуть неподходящую рубашку, чтобы вывести его из равновесия. Раз приготовив одежду на завтра, он неизменно надевал ее. Если, например, накануне вечером было холодно, а утром неожиданно теплело, он все равно носил свитер, приготовленный с вечера.

У его машины было имя. Имя. У его Машины Было Имя. Хелен знала, что в семьях, где есть дети, такое случается часто, но, когда однажды он, забывшись, сказал ей: «Пойдем к Дейле», она вытаращилась на него, разинув рот – Мэтью даже показалось, будто ее хватил удар. Когда Хелен в конце концов взяла себя в руки, то в изысканных выражениях попросила его больше никогда не очеловечивать неодушевленные предметы в ее присутствии. Никогда. Больше. Не. Очеловечивать!!!

– Прости, Хелли, – кротко проблеял он – ну прямо барашек.

– И не называй меня Хелли. Я ненавижу, когда ты меня так называешь.

– Я всегда называл тебя Хелли, – заупрямился он.

– Точно.

На работе никто не обратил внимания на перемены во внешности Мэтью. Ну, разве что рубашки были не такими безупречными. И на утреннем совещании в среду он вдруг всполошился, поняв, что не скопировал из памяти домашнего компьютера бизнес-план, разработанный во время рождественских каникул.

– Я позвоню Софи и попрошу ее скинуть бизнес-план по электронной почте, – с готовностью предложила Дженни.

– Нет!!! Ни в коем случае! Ее… ее нет дома. Дома сейчас никого нет. Не важно, я все помню.

Поскольку он был мастером своего дела, то провел переговоры с клиентом без запинки – придумывал все на ходу. И все же он понимал: Дженни заметила, что с ним неладно. А его попытки подластиться к ней лишь укрепили ее в своих подозрениях.

В тот вечер Хелен оглядела свою когда-то безупречную, чистенькую гостиную критическим взором.

– Ты забыл свой ноутбук?

Она сунула руку в ближайшую коробку.

– Ты не забыл взять… игрушечную машинку… но ты забыл свой компьютер?!

– Она старинная. Коллекционная. Она еще покопалась в коробке.

– Тут их сотни. Сколько тебе лет – восемь?

– Они стоят целое состояние.

– Господи, Мэтью! Что ты собираешься с ними делать, открыть магазин?

Он явно обиделся, и Хелен стало жаль его, но раздражение взяло верх. Крутанувшись на каблуках, она вышла из комнаты. Она приняла долгую ванну, и, когда вышла в гостиную, вещи Мэтью были аккуратно сложены в углу, а сам он стоял на кухне, помешивая что-то на плите. Выглядела его стряпня не слишком аппетитно. Когда она вошла, он радостно улыбнулся и махнул ей лопаткой, словно напрашиваясь на комплимент.

– Почти готово. Любишь китайскую кухню?

– Обожаю.

Он живет у нее всего три дня, а Хелен уже хочется остаться одной – разогревать любимое карри в микроволновке, бродить по дому в пижаме без всякой косметики, есть и смотреть телевизор. Ей хотелось наливать себе вина, сколько хочется, не делая вид, будто она пьет только за компанию: «Не хочешь ли еще?» – «Не знаю, а ты?» – «Я буду, если ты будешь». Ее родители проводили так целые вечера. Вежливость – суррогат великой страсти…