Надо сказать, что идея коалиции имела противников не только среди сторонников Милюкова, но и у немалой части Исполкома Совета. Дело в том, что делегировать своих представителей в правительство означало бы взять на себя ответственность за его деятельность, а лидерам Совета куда больше нравилось прежнее положение безответственных критиков. Вечером 28 апреля вопрос о коалиции был поставлен на голосование Исполкома. Итог был отрицательным — 24 против, 22 — за при 8 воздержавшихся.

Тогда на защиту своего предложения бросился Керенский. На следующий день, 29 апреля, в Таврическом дворце собралось совещание фронтовых делегатов. После выступления военного министра Гучкова, который рисовал обстановку в самых мрачных тонах, слово было предоставлено Керенскому. На этот раз он превзошел самого себя. Его речь была шедевром ораторского искусства. "Неужели, — заявил он, — русское свободное государство есть государство взбунтовавшихся рабов? Я жалею, что не умер два месяца тому назад: я бы умер с великой мечтой, что раз и навсегда для России загорелась новая жизнь, что мы умеем без хлыста и палки уважать друг друга и управлять своим государством не так, как старые деспоты". Керенский еще раз подтвердил, что единственным способом установить общественное согласие он считает формирование коалиционного правительства.

На следующий день о "взбунтовавшихся рабах" писали все газеты. Как ни странно, но выступление Керенского было очень сочувственно встречено и околокадетскими кругами, увидевшими во "взбунтовавшихся рабах" деятелей из Совета. В свою очередь, Исполком еще раз осознал, что с Керенским надо считаться. Однако решающую роль в изменении позиции руководства Исполкома сыграло другое событие — отставка Гучкова. О ней говорили давно, но все равно она стала неожиданностью. Официально заявление об уходе из правительства Гучков подал 30 апреля. Через несколько дней, выступая на частном совещании членов Государственной думы, он откровенно объяснил свои мотивы: "Я ушел от власти, потому что ее просто не было; болезнь заключается в странном разделении между властью и ответственностью: на одних полнота власти, но без тени ответственности, а на видимых носителях власти полнота ответственности, но без тени власти".[181]

Уход Гучкова стал толчком к новой фазе переговоров. Утром 1 мая князь Львов встретился с представителями Исполкома и поставил перед ними вопрос: либо формируется коалиционный кабинет, либо нынешнее правительство в полном составе отказывается от полномочий. Ранее Таврический дворец посетила делегация чинов военного министерства во главе с полковником Якубовичем. Со своей стороны они тоже пытались убедить руководство Совета санкционировать образование коалиции, угрожая в противном случае развалом фронта. Зная близость "младотурок" к Керенскому, можно предположить, что этот визит был инициирован или по крайней мере санкционирован им. В итоге новое голосование, состоявшееся вечером того же дня, принесло 44 голоса сторонникам коалиции при 19 голосах против и 2 воздержавшихся.

Следующий день, 2 мая, выдался не по-весеннему холодным. С ночи лил дождь, сменившийся после полудня мокрым снегом. На улице царило ненастье; что же касается атмосферы в здании военного министерства, где проходили переговоры между представителями правительства и Исполкома, то она тоже была весьма прохладной. Общую платформу коалиции стороны сформулировали на удивление быстро. Правительство согласилось с формулой "мир без аннексий и контрибуций", а Совет, в свою очередь, не возражал против подтверждения союзнических обязательств.

Разногласия настали, когда на обсуждение был поставлен вопрос о персональном составе правительства. Делегаты от Исполкома настаивали на том, чтобы "революционной демократии" было предоставлено минимум шесть мест. Представители правительства не говорили ни да ни нет. Масла в огонь добавило присутствие на совещании Милюкова. Лидер кадетов был обижен на всех и вся. За несколько дней до этого он уезжал в Ставку и перед отъездом взял с Гучкова обещание не предпринимать никаких шагов до его возвращения. Гучков, как мы уже знаем, обещания не сдержал, и Милюков вернулся тогда, когда все уже было фактически решено. Сейчас Милюков демонстративно прощался с бывшими коллегами. Князь Львов попытался робко протестовать: "Да что вы! Не уходите". Но Милюков холодно произнес: "Вы были предупреждены" — и с гордо поднятой головой покинул зал.

С его уходом все почувствовали облегчение. Вечный оптимист обер-прокурор Синода В. Н. Львов начал громко рассуждать о том, что все закончилось хорошо. На это присутствовавший на переговорах Суханов мрачно сказал: "Помяните мое слово — если все будет развиваться так же, мы через два месяца увидим во главе правительства Ленина".

Переговоры о составе кабинета продолжались еще два дня, и только к вечеру 4 мая портфели были окончательно распределены. Пост главы правительства по-прежнему сохранил князь Львов. Военным и морским министром стал Керенский. Он давно домогался этого, и его назначение никого не удивило. Министром иностранных дел вместо ушедшего Милюкова был назначен Терещенко. Вот это в какой-то мере могло считаться сенсацией. Впрочем, Терещенко на новой должности чувствовал себя так же непринужденно, как и в кресле министра финансов, и без труда находил общий язык как с союзническими дипломатами, так и с социалистами из Совета.

Министры-социалисты (считая Керенского) получили искомые шесть министерских кресел. При этом три выделенных им министерства были заново придуманы, то есть не имели своего аппарата и четко очерченной сферы деятельности. Это Министерство труда, отданное меньшевику М. И. Скобелеву, Министерство почт и телеграфов, которое возглавил И. Г. Церетели, и Министерство продовольствия, во главе которого встал народный социалист А. В. Пешехо-нов. Министром земледелия вместо кадета Шингарева стал лидер эсеров В. М. Чернов. Последним из министров-социалистов стал новый министр юстиции адвокат П. Н. Пере-верзев, причислявший себя к трудовикам. Надо сказать, что Переверзева и Пешехонова можно отнести к социалистам лишь с большой натяжкой. По своим взглядам они были скорее левыми либералами и в правительстве явно тяготели к кадетам.

Вопрос об участии в правительстве кадетов до последнего оставался неясным. Милюков категорически отверг все уговоры своих сотоварищей, просивших его согласиться на пост министра просвещения. Тем не менее кадетский лидер не протестовал против представительства кадетов в органах верховной власти. При окончательном раскладе министр путей сообщения Некрасов, министр просвещения Мануйлов и министр торговли и промышленности Коновалов сохранили свои прежние должности. Шингарев сменил Министерство земледелия на финансовое ведомство. Более того, в правительстве появился новый министр-кадет — Д. И. Шаховской, возглавивший вновь созданное Министерство государственного призрения. Остались в составе правительства также государственный контролер Годнев и обер-прокурор Синода В. Н. Львов.

Если рассматривать коалицию как компромисс между "социалистами" и "капиталистами", то у последних было заметное численное большинство. На деле картина выглядела сложнее. "Советская" фракция в правительстве объединяла трех министров — Скобелева, Церетели и Чернова. Такой же по численности была кадетская группа — Шингарев, Мануйлов, Шаховской. Некрасов и Коновалов, будучи формально членами кадетской партии, в силу своих масонских связей были ближе к Керенскому. К ним примыкал и Терещенко.

Таким образом, трем социалистам и трем кадетам противостояла группа Керенского. С ней чаще всего блокировались оставшиеся министры — Переверзев, Годнев и Львов-"синод-ский". Фактически Керенский с мая стал главным лицом в правительстве. Функции министра-председателя князя Львова чем дальше, тем больше приобретали исключительно представительский характер. Керенский с полным правом мог считать, что верховная власть уже в его руках. Человеку сложно заметить за собой изменения, особенно если эти изменения происходят за короткий срок. Но для сторонних наблюдателей было очевидно: Керенский меняется с каждым новым шагом наверх. Министр-идеалист постепенно уступал место вождю, властному и уверенному, хотя бы внешне.