Джози отрицательно покачала головой.

— Он сказал, что зайдет позже. Да, возможно, это вам что-то подскажет. Он говорил на превосходном английском, однако в его речи чувствовался еле заметный иностранный акцент.

И, словно отвечая на молчаливый вопрос Лауры, она добавила:

— По-моему, акцент итальянский, — это было точно то, что Лаура ожидала услышать.

«Надеюсь, не времен итальянского Ренессанса», — подумала она. Хотя, конечно, было в высшей степени нелепо искать какую-то связь между визитом незнакомца и ее странным интересом к старинному портрету.

— Весьма впечатляющий мужчина, — добавила Джози. — Из тех, кого замечаешь в толпе. Интересно, что ему надо?

Выплата недельного жалованья Джози всегда производилась по пятницам и была своего рода событием. Вручив ей чек и пожелав хорошо провести выходные, Лаура какое-то время потратила на то, чтобы похвалить гоночный трек, сооруженный Паоло для своих миниатюрных спортивных машин, и посмотреть его в действии, прежде чем смогла выбраться на кухню и заняться приготовлением ужина.

Размышляя о том, кто бы мог быть этот посетитель, и поглядывая время от времени на альбом, который она положила на край стола, Лаура открыла банку спагетти, которые Паоло любил больше всего, и стала подогревать ее содержимое в микроволновой печи. К спагетти будет зеленый горошек, деревенский сыр и его любимое яблочное пюре. «Возможно, дворянин на портрете — один из отдаленных предков Ги и Паоло, — подумала она, доставая для себя салат из формочки и наливая сыну холодного молока. — Может быть, все этим и объясняется».

Если здесь замешано родство, вряд ли это удастся проверить. На родственников Ги надежды никакой. За исключением матери, изредка присылавшей письма, он не поддерживал отношений ни с кем из них, после того как поссорился с отцом. Лаура не получила ответа даже на то письмо, в котором извещала родственников о гибели Ги.

По словам мужа, его разрыв с отцом произошел из-за выбора карьеры. Умберто Росси, глава семейного клана и главный владелец предприятий Росси, считал гонки занятием для бездельников и настаивал, чтобы Ги занялся семейным бизнесом. Когда тот наотрез отказался, Умберто выгнал его из дома. Если старик даже не разрешил жене откликнуться на письмо Лауры, чтобы выразить простое соболезнование, о каком общении может идти речь?

Усадив Паоло на высокий стул за кухонным столом и поставив перед его тарелкой одну из гоночных машинок в ответ на обещание Паоло съесть все спагетти, Лаура налила себе бокал вина и приступила к салату, наблюдая за сыном. «Лучшее, что можно сделать, — увещевала она себя, — это выбросить из головы все то, что произошло сегодня. И держаться подальше от галереи, пока передвижная выставка не уберется оттуда. У меня уже достаточно набросков, чтобы приступить к работе над коллекцией!»

И все же, как ни старалась, Лаура не могла избавиться от мысли, что против нее действуют непонятные силы, связанные каким-то образом с портретом. Словно где-то там, за кулисами сознания, компоненты красок и света, связанные в портрете воедино, продолжают существовать сами по себе, формируя причудливую мозаику, возникающую перед ее внутренним взором.

Звонок в дверь заставил ее вздрогнуть. Кто это? Дневной ли посетитель или мальчишка-газетчик, решивший подольше поработать в конце недели? Скорее всего — последний, решила она.

— Ешь!.. Не делай из спагетти трек для машинки, дорогой, — отчитала она своего светловолосого малыша, хватая сумочку.

Моментом позже она открыла глазок в двери, позволяющий видеть того, кто находился по ту сторону. Она не поверила своим глазам. «Не может быть! — подумала она. — Я обозналась!» Однако это был он! Невероятно, но ее гость, среднего роста, темноволосый мужчина в дорогом, строгом костюме, точно сошел с поразившего ее портрета, сменив наряд эпохи Ренессанса на современную одежду.

Конструкция дверного глазка не позволяла ему видеть Лауру. Однако он слышал, как она открывала глазок, и знал, что за ним наблюдают.

— Лаура Росси? — спросил он. Словно парализованные изумлением, ее губы отказывались подчиняться — она ничего не могла произнести в ответ. Заботы будничной жизни и умопомрачительная чехарда с портретом смешались и слились воедино — казалось, кафель прихожей под ее ногами готов превратиться в трясину.

— Я Энцо, брат вашего покойного мужа, — добавил посетитель. — Из Италии. Можно войти? Я проделал долгий путь, чтобы поговорить с вами.

Всегда, даже в нормальной обстановке, испытывающая колебания и нерешительность перед тем, как впустить незнакомца в квартиру, Лаура сейчас словно приросла к тому месту, где стояла. «Как он может быть братом Ги? — размышляла она. — Его место в шестнадцатом веке».

Чтобы подтвердить свою личность и доказать, что у него добрые намерения, он достал документы, раскрыл их, затем извлек и показал фотокарточку, где он был снят вместе с Ги. Они стояли в рубашках и мятых брюках, под сенью раскидистых деревьев, улыбаясь в камеру и положив руки друг другу на плечи.

Случилось так, что точно такая же фотокарточка оказалась в числе тех немногих вещей, которые Ги взял с собой, когда покинул родительский дом под Турином восемь лет тому назад. Таким образом, все, казалось, говорило о том, что хорошо одетый незнакомец, явившийся к ней с визитом, действительно тот, за кого он себя выдает, — а именно старший брат Ги, отпрыск семьи Росси и прямой наследник всего состояния.

Чувствуя, как мурашки бегут по коже, дрожащими руками Лаура открыла дверь и, сделав шаг назад, позволила гостю войти. Его темные глаза, казалось, стали шире от той печали, которая появилась в них, когда он негромко спросил:

— Полагаю, вы вдова Ги — Лаура?

Она кивнула.

У него был глубокий и выразительный голос, и его английский, как уже подметила Джози, был безупречен. Едва заметный итальянский акцент придавал его произношению мелодичность. Скорее правильные, чем интересные, черты его лица полностью отвечали тому, что сказала о них Джози.

Лаура, внимательно рассмотрев незнакомца, вздохнула с некоторым облегчением. Она убедилась, что человек, представившийся старшим братом Ги, вовсе не был точной копией дворянина с портрета времен Ренессанса. Только его глаза с их особенным выражением можно было с полной уверенностью считать такими же, как у мужчины в бархатном камзоле. «Почему же у меня возникло ощущение, что это один и тот же человек?» — удивилась она.

Спохватившись, она протянула руку.

— Пожалуйста, простите меня, синьор Росси. Просто дело в том… в том, что вы выглядите так знакомо. А мы никогда прежде не встречались.

Она оказалась намного интереснее, чем на той фотографии, которую ему показывал Ги во время их короткой встречи на гонках во Флориде за несколько месяцев до своей гибели. Энцо отметил большие зеленые глаза, вьющиеся от природы, спадающие на плечи каштановые волосы и чувственный рот, вызывавший мысли о поцелуях. У него тоже возникло ощущение, что он ее знает. Или, вернее, знал, но не мог вспомнить, где или когда они были представлены друг другу.

Он усмехнулся.

— Что же необычного в том, что я похож на брата?

Хотя на Ги он был не очень похож, Лаура не стала ему возражать из вежливости. Рукопожатие, которым они обменялись, как это ни странно, вновь вызвало у нее воспоминание о старинном портрете. «Что с тобой происходит? — задала она себе вопрос. — Он брат Ги. Не делай из себя дуру!»

Она вздохнула, когда Энцо выпустил ее руку; его внимание привлекли фотографии всех размеров, украшающие стену над диваном в гостиной.

На фото, которые Лаура увеличила и вставила в рамки после несчастного случая с мужем, были запечатлены основные этапы его спортивной карьеры. На них Ги выглядел беззаботным, жизнерадостным, ослепительным — невозможно было поверить, что его уже нет!

Желваки на скулах Энцо задвигались при виде этих фото. «Младший братик, — подумал он, пытаясь ничем не выдать сильнейшую душевную муку. — Ты уже никогда не узнаешь, как мне тебя не хватает. Почему тебе было суждено уйти из жизни так рано?» Для него тот факт, что Ги порвал с семьей и эмигрировал в Америку восемь лет назад, только усугублял тяжесть утраты.