— У тебя билеты на самолет на пятницу, — сказал он и добавил, пристально глядя ей в глаза и до боли сжимая пальцы: — Обещай, что ты не уедешь?

Он не уточнил, на сколько она должна остаться. Но разве можно отказать ему? Он так нуждается в ней! Это было ясно как день. Для того чтобы понять это, хватило одного мгновения.

— Обещаю! — ответила она, ощущая, как связывающие их таинственные нити, которых она так страшилась, становятся все крепче, стягивают их, подобно смирительной рубашке, сотканной из стальной паутины.

Невзирая на приближавшиеся шаги Эмилии, которая должна была вот-вот появиться, Энцо вновь прижал Лауру к себе.

Ощущение, что над ней и Энцо нависла неминуемая опасность, вернулось к Лауре и не покидало ее накануне похорон ни на минуту. Очутившись в объятиях Энцо в ночь, когда умер его отец, она окончательно уверовала в неминуемость ожидавшей их беды. Однако Лаура не могла расстаться с Энцо сейчас. Он рассчитывал на ее сочувствие и ясно дал это понять. Он ожидал, что она останется до тех пор, пока тело Умберто не предадут земле. Хотя формально ее отъезд в Штаты был только отсрочен, а не отменен совсем, у Лауры сложилась твердая уверенность в том, что и после похорон ей не удастся вырваться из Италии.

Невольно она ухитрилась выдать свое беспокойство Кэрол, когда звонила, чтобы сообщить, что Умберто умер и ее возвращение откладывается еще на неделю.

— Что стряслось? — спросила ее партнерша по фирме. — У тебя такой голос, словно ты не в себе. Неужели так переживаешь смерть отца Ги? Ты же его почти не знала!

Прижимая к уху трубку в большом, заставленном книгами кабинете Энцо, Лаура силилась облечь свои волнения в приемлемую для чужого слуха форму, придать своим словам маломальский смысл. Но это оказалось невозможным. Не уверять же, что она знает Энцо уже века и что беда, возможно, нагрянет оттуда — из давно прошедших времен. Это прозвучит явным доказательством ее безумия. Она не хотела, чтобы Кэрол встревожилась.

— От горя я не умираю, если ты это имеешь в виду, — призналась она. — Хотя, к своему удивлению, я немножко полюбила Умберто. Но все это трудно объяснить.

Будучи женщиной практического склада, Кэрол тем не менее обладала поразительной интуицией.

— Твое нынешнее состояние, надеюсь, не связано с братом твоего мужа? — спросила она, как бы размышляя. — А может, у тебя продолжаются те головокружения, от которых ты страдала дома?

Спутниковая связь с телефоном на мгновение прервалась.

— Возможно, — призналась Лаура, умышленно оставляя Кэрол в неведении, на какой вопрос она отвечает.

— У тебя были новые приступы? Я имею в виду головокружения.

Сознаваться в этом было очень неприятно, но и врать подруге не хотелось, тем более что Кэрол не проведешь.

— Да, — призналась она. — Два раза. Последний — менее недели назад. Надеюсь, что с этим покончено.

Кэрол в ответ также выразила надежду на это.

— Как только ты попадешь домой, я тут же отведу тебя к врачу, — сказала она. — А еще лучше попросить совета у хорошего итальянского медика, если ты задержишься там надолго. Главное, относись к этому проще, хорошо? Не постись. Больше отдыхай!

— Так я и сделаю, — пообещала Лаура. Трансатлантическая связь обходилась недешево, и они вскоре после этого закончили разговор, не касаясь ни Энцо, ни чувств Лауры к нему. Так было даже лучше. Она уже вешала трубку, когда он вошел в комнату и обнял ее за талию.

— Хвала небесам за то, что они мне тебя послали, сага, — тихо сказал он, коснувшись щекой ее волос. — Ты островок покоя в этом море свар.

Опять свары, и наверняка опять из-за нас с Паоло. Пора нам отправляться восвояси», — подумала Лаура, но чувства ее противились доводам рассудка.

Отпевание Умберто Амадео Росси, знаменитого конструктора спортивных автомобилей, богатого промышленника, бывшего некогда мишенью для сплетен благодаря своей колоритной внешности и многочисленным любовным похождениям, состоялось в Турине, в соборе Сан-Джованни. Шел дождь, небо затянулось свинцовыми тучами. Площадь перед собором пестрела раскрытыми зонтиками.

Пропахший пылью, ладаном и оранжерейными цветами, мрачноватый изнутри собор усугублял печаль собравшихся. Лаура ожидала, что похороны будут пышными, и тем не менее была слегка ошарашена количеством высоких правительственных чиновников, бизнесменов, знаменитостей, толпившихся в соборе вместе с рабочими завода Росси и соседями. Чтобы сдержать напор любопытных и возможных нарушителей порядка, полиция оцепила все входы в собор. Все же членам семьи пришлось буквально прорываться сквозь толпу репортеров с фотоаппаратами и телекамерами на пути от траурного лимузина до церкви.

К своему явному неудовольствию, Кристина, Витгорио и их сын во время службы были размещены во втором ряду. Сидя рядом с Анной прямо перед ними, Лаура физически ощущала ненавидящий взгляд золовки, прожигавший ей спину. «Энцо и Эмилия отвели мне именно это место, — говорила она себе в оправдание. — Не могла же я расстроить их отказом, тем более ради капризов Кристины». Слегка держась за руку Энцо, Эмилия смотрела прямо перед собой ничего не видящими глазами. Она, казалось, черпала силу от него и от Паоло, который по ее настоянию сидел справа. Одетый в темно-серый костюмчик с миниатюрным галстуком — все это было срочно заказано для него портному Энцо в Милане, — маленький сын Лауры был молчалив, торжественен и кроток. Струившийся на окна собора свет золотил его волосы, делая его похожим на ангелочка.

Паоло был потрясен смертью дедушки, и Лауре уже пришлось объясняться с ним по этому поводу.

— Он с твоим папой на небесах, — толковала она ему. — Они сердились друг на друга, когда были живыми, но теперь стали друзьями. Небеса — замечательное место!

Нахмурившись, Паоло какое-то время размышлял над тем, что она сказала.

— Здесь тоже хорошо, мама, — ответил он скептически, явно не удовлетворенный ее толкованием. — Лучше бы они остались на земле подольше. А они когда-нибудь вернутся, чтобы посмотреть на нас?

— Нет, милый, — она отрицательно покачала головой. — Сюда они не вернутся!

«Ответ, конечно, не ахти какой, — думала она, глядя на гроб Умберто, которого почти не было видно за венками и цветами. — Но что я могла ответить? Сказать ему о том, как я это представляю, — значит запутать его вконец».

В последние дни жизни Умберто их визиты были для него единственной радостью. Тяжело больной, он рассказывал Паоло истории из своей юности, играл с ним в шашки, обучая его всяким трюкам. Представив, как он должен выглядеть сейчас — воскового цвета, холодный, — Лаура пыталась убедить себя в том, что земная жизнь кончается с последним вздохом. Тщетно. С той поры как она лицом к лицу столкнулась с портретом дворянина эпохи Ренессанса и взглянула на призрачные образы людей из прошлого, Лаура стала подозревать, что в человеческой сущности кроется некая тайна, ускользающая от очевидных объяснений.

«Я заглянула в то… что можно, пожалуй, назвать окном между прошлым и настоящим, хотя мое восприятие было искаженным, — подумала она, когда хор со щемящей душу мелодичностью запел мессу. — Если такие окна существуют, значит, и перевоплощения возможны. И тогда небеса, которые я описала Паоло как место, откуда нет возврата, на деле похожи на дырявую лодку — и из нее можно выпасть в земную жизнь. Начать заново! Тянуться к прежним друзьям и любимым».

Эти мысли не развеяли ее страхов, а, напротив, только усилили их. «Если влечение и страсть могут преодолеть пропасть времени, то почему этого не может сделать ревность? И ненависть? Что, если опасность и злые деяния затаились, пока проходили века, в ожидании подходящей конфигурации душ, чтобы возникнуть вновь?» Ей пришло в голову во время одной из бессонных ночей, что, возможно, их души, ее и Энцо, составляют часть такой загадочной конфигурации.