Сати подбежала к монитору, быстро набрала на клавиатуре свое имя, и на экране появился список кукол. Выбирать их, похоже, можно было не только по персонажам, но и по их одежде. Арина видела, как Сати щелкнула по два раза на Бригелле, одев его в красный костюм, Арлекине, украшенном сине-алыми ромбами, Серветте в белом переднике, и Пульчинелле в накидке цвета жженой сиены.

Артемий указал Арине на кресла, установленные перед сценой, и деревянный стол, на котором лежало меню в грубом замшевом переплете.

– Что это за место? – шепотом спросила Арина. – Я никогда о нем не слышала!

– Смотри! – таинственно улыбаясь, сказал Артемий. – Ты все увидишь сама!

Через мгновение перед ними появился официант:

– Что будете заказывать? – спросил он, обращаясь к Арине, но, увидев ее замешательство, перевел взгляд на Артемия.

– Как насчет Капучино с Неаполитанским тортом? – спросил у Арины Артемий. Та молча кивнула в ответ. – Два раза! – моргнул он официанту, – и большой ванильный коктейль для Бернардо Берталуччи.

Официант улыбнулся и торопливо направился выполнять заказ.

Сати носилась вокруг сцены, расставляя декорации. По прошествии нескольких минут на боковой ширме загорелась оранжевая лампочка, и звякнул колокольчик. Сати подбежала к стене и нажала на светящуюся кнопку. Дверцы крошечного лифта отворились, и Арина увидела четырех кукол, точно соответствовавших тем, что были выбраны на мониторе. Сати собрала их в охапку, перенесла на сцену и принялась аккуратно расставлять меж декораций.

Куклы были сделаны столь искусно, что у них двигались не только руки, ноги и голова, но еще и пальцы, и брови, и губы. Сати поставила Пульчинеллу перед камерой, подбежала к монитору и подпрыгнула на круглой площадке перед монтажным столом. Круг под ее ногами загорелся желтым светом, а на мониторе развернулось изображение снимаемой сцены. Сати перепрыгнула на красную площадку с изображенным на ней белым крестом, и картинка стерлась с монитора. Теперь все было готово к съемке.

– Это рай для детей! – с изумлением сказала Арина, глядя на происходящее.

– А для кого-то раем является зрительское кресло в аду с созерцанием чужих мук. – грустно заметил Артемий.

– Послушай! – сказала Арина, пристально глядя ему в глаза – Все это сводит меня с ума! Ты сводишь меня с ума!

– Мой дед как-то не без иронии заметил, – констатировал Артемий, – что если сводить женщин с ума, то рано или поздно окажешься окруженным сумасшедшими женщинами.

– Смешной у тебя был дед! – обиженно произнесла Арина.

Из– за ширмы появился официант. На серебряном подносе он держал две белых фарфоровых чашки с удивительно тонкими ажурными ручками. Залитый сверху шоколадом Неаполитанский торт был похож на вулкан Везувий.

– Ты знаешь, как делают эти ручки? – спросил у Арины Артемий, показывая на фигурные лепестки, прикрепленные к чашкам.

– Представления не имею! – честно призналась Арина.

– Их вышивают из тонких льняных нитей, выдерживают в сметанообразной фарфоровой массе, а затем обжигают в печах. Нити выгорают, а фарфор, которым они пропитались, превращается в ажурное кружево. Так можно сделать и целое свадебное платье из фарфора.

– Я должна искать в этом рассказе какой-то потаенный смысл? – с лукавством в голосе спросила Арина.

– Если тебе это будет угодно! – спокойно ответил Артемий.

Два часа пронеслись незаметно.

Сати дважды подпрыгнула на желтом круге, и на экране развернулось целое действие. Кукольный Бригелла взмахнул рукой, очертив в воздухе фигуру, похожую на латинское D. Серветта торопливо достала из сундука лук со стрелами и протянула его Пульчинелле. Тот выстрелил, и игрушечное яблоко упало с дерева на голову Арлекина.

– Сати, милая! Ты даже не представляешь, насколько умным кажется мне твое произведение. – сказал Артемий, целуя дочь, подбежавшую к столу и жадно пьющую ванильный коктейль. – Мы скоро уходим, – добавил он, – я попрошу, чтобы нам записали твой фильм.

Сати сделала выражение лица, похожее на печального спаниеля, но через мгновение улыбнулась и деловито побежала собирать кукол со сцены.

По возвращении домой, Сати убежала в самую дальнюю комнату и не выходила оттуда, пока Артемий не позвал всех обедать.

Мощный дубовый стол, который увидела Арина, был больше похож на лабораторный, чем на обеденный. Помимо тарелок на нем стояли какие-то хитроумные штативы, свечи, реторты, повсюду тянулись немыслимые медные трубки, цепочки, веревочки, а в самом центре стояли старомодные кухонные весы.

– Что делать, папа? – с нетерпением спросила Сати.

– Выпить сок через соломинку! – ответил Артемий.

Сати уселась в кресло и принялась пить сок.

Артемий выдвинул стул и жестом пригласил на него Арину. Та села, не отрывая взора от Сати. По мере того, как ребенок вытягивал сок через соломинку из высокого стакана, в стеклянном цилиндре напротив опускался уровень, ведя за собой поплавок. Когда сока оставалось уже на самом дне, поплавок оторвался от поверхности и взметнулся вверх на прикрепленной к нему леске. Подвешенное на штативе коромысло опрокинулось, и из ложки, закрепленной на его противоположном конце, по медному желобу, переваливаясь с боку на бок, покатился грецкий орех. Коснувшись стола, он толкнул длинную завитую спиралью свечу, которая, упав, подожгла пропитанный маслом фитиль. Пламя быстро вскарабкалось по нему до медной трубки, отведенной от латунной чеканной супницы, поставленной на высокий литой треножник. Некоторое время огонь облизывал участок трубы, оплетенный фитилем по спирали, пока из медных кранов, закрепленных над тремя пиалами, не полился ароматный грибной суп.

Сати захлопала в ладоши. Артемий довольно улыбнулся. Не скрывая своего восхищения, Арина спросила:

– И часто ты устраиваешь такие представления?

– Каждое воскресенье! – ответил Артемий, отламывая черный хлеб. – Каждое воскресенье!

– А почему суп не вылился сразу? – спросила Арина.

– В трубке был кусочек замороженного сливочного масла. – объяснил Артемий.

Когда с супом было покончено, он принес из кухни красивое блюдо, на котором стояли три корзинки, сплетенные из длинных картофельных чипсов и зажаренные целиком в оливковом масле. В каждой корзинке лежали кусочки печеной утки с дольками зеленого сочного яблока.

Арина забыла, когда она пробовала что-либо вкуснее, чем то, что было ей подано в этот день.

Закончив с обедом, Сати сказала «Спасибо!», выбралась из-за стола, подошла к Артемию и, теребя его за рукав, тихо попросила:

– Папа, давай заведем собаку!

– У тебя уже есть кот, а у него тоже четыре лапы и хвост! – гладя на нее, ответил Артемий.

– А мама сказала, что она не против! – жалобно пропела Сати.

Артемий закашлялся.

– Ну тогда придется покупать собаку! – сказал он наконец, – И какую ты хочешь?

– Мама предложила лабрадора! – радостно сказала Сати.

– Ну лабрадора, так лабрадора! – скороговоркой произнес Артемий.

Арина вопросительно посмотрела на него. В ее глазах блестели слезы.

– Я хотел, чтобы ты сначала привыкла! – сказал Артемий, глядя в стол.

– К чему? – зло спросила Арина. – К твоей лжи?

– Хорошо, – сказал Артемий, и потянул Арину за руку, – пойдем со мной!

Ее сердце заколотилось. Дойдя до конца длинного коридора, она уже не чувствовала своих ног. Кузнечным прессом кровь громыхала в ее ушах.

Артемий открыл белую дверь, и глазам Арины предстала чисто убранная спальня. В зеркалах трельяжа, стоявшего у стены, отражались флаконы дорогих духов и тюбики французских кремов. Кровать была пуста. На столе у изголовья стоял плазменный монитор, по которому пробегали разноцветные осциллограммы.

Кровь застыла в жилах Арины.

Артемий набрал на клавиатуре длинную комбинацию символов, и на экране плавно проявилось изображение женщины. Она сидела в серебристом кресле под белоснежным зонтом на берегу океана. Ее красота была испепеляющей. Волосы цвета жженой виноградной лозы атласными лентами спадали на тонкие плечи, обнятые молочными шелками платья, расшитого серебряными нитями торжокских кованых швов. Тонкие брови дамасскими клинками взметнулись над бахромою черных ресниц. В бездонных глазах светился зеленоватый огонь абиссальных асцидий. Карминовые губы слились в одну точку, словно вязкие капли крови на узорчатой булатной стали.