Группенфюрер Гейнц Упиц задумчиво шагал по кабинету своей резиденции в Остбурге. Время от времени он останавливался, наклонялся к лежащим на столе бумагам и вновь принимался мерить кабинет широкими нервными шагами. Да, весть, которую только что привёз из Берлина специальный курьер-мотоциклист, была ошеломляющей, хотя Упиц располагал кое-какими данными не только относительно готовившегося на особу фюрера покушения, но также и путча, долженствовавшего произойти вслед за уничтожением Гитлера.

Будь это в прежние времена, Упиц, не задумываясь, бросил бы в дело всех своих людей — лишь бы скорее заполучить нити заговора, разгромить путчистов и подняться ещё на ступеньку, а то и на две.

Да, так бы он и поступил, случись это не теперь, в середине сорок четвёртого года. Но сейчас Упиц смотрел на вещи совершенно по-иному. Он был слишком умным и тонким политиком, слишком хорошо разбирался в ситуации, сложившейся в мире, чтобы действовать так, как прежде. Сейчас все свидетельствовало о том, что Гитлеру приходит конец.

А падёт он, падёт и режим. Тогда наступит возмездие. Упиц не сомневался, что оно будет страшным. И конечно, страх, именно страх перед возмездием двигал теми, кто организовал покушение и путч. Заговорщики надеялись заполучить в свои руки такой козырь, как ликвидация фюрера, чтобы выложить его победителям и купить этой ценой отпущение грехов.

Да, Упиц знал все это. И после долгих раздумий, взвесив все «за» и «против», пришёл к выводу, что не должен мешать путчистам, ибо не уверен, что одолеет их — силы оппозиции были весьма велики и продолжали расти.

Но он не видел смысла и в том, чтобы присоединиться к заговорщикам, ибо полагал, что ситуация ещё не вполне созрела: имелось немало шансов на то, что путч провалится. А за неудачу была лишь одна расплата — смерть.

Вот почему, тонко сманеврировав, он сумел остаться в стороне.

Сейчас специальный курьер привёз информационные материалы о путче. В ставке фюрера в Восточной Пруссии, где Гитлер проводил совещание, взорвалась бомба замедленного действия. Бомбу принёс в своём портфеле начальник штаба германской резервной армии полковник Клаус фон Штауфенберг. Он включил механизм бомбы, оставил портфель под столом фюрера и поспешно вышел. Сила взрыва была такова, что рухнули стены помещения. Несколько участников совещания было убито, многие ранены. Гитлер же по какой-то случайности почти не пострадал, если не считать, что был смертельно напуган и получил несколько пустяковых царапин.

…Генерал Упиц походил по комнате, зажёг сигарету, но после первой же затяжки с досадой швырнул её в пепельницу — сигарета показалась слишком слабой. Пришлось закурить трубку, что Упиц делал в весьма редких случаях.

Крепкий кепстен несколько успокоил. Упиц вновь зашагал по комнате. Вообще говоря, в попытке убрать Гитлера не было ничего нового. Так, например, однажды — это было в середине марта 1943 года

— Упица разыскал один особо доверенный агент и, дрожа от страха, сообщил, что в ближайшие сутки Гитлер должен быть убит. Но это было все, что ему удалось разнюхать — агент не имел ни малейшего представления о том, кто и каким образом совершит покушение.

Упиц навёл справку о местонахождении фюрера. Оказалось, что самолёт с Гитлером только что поднялся с аэродрома в Смоленске, где Гитлер инспектировал свои войска на Восточном фронте, и держит курс на Растенбург.

Через час Упиц мчался туда же в скоростном бомбардировщике. Машина группенфюрера приземлилась на аэродроме вскоре после того, как там сел самолёт Гитлера. Контрразведчик помчался в ставку. Здесь все было в порядке. Фюрер прогуливал своего любимого пса и позировал фотографу из «Дас шварце кор»[30] .

В течение недели Упиц ни на минуту не оставлял Гитлера, бдительно оберегая его персону. Но все было спокойно. И только много позже группенфюреру удалось установить, что смерть должна была застигнуть Гитлера в том самом самолёте, в котором он летел из Смоленска.

Нечто подобное произошло и в конце 1943 года, уже в Берлине, но случай и на этот раз спас жизнь Адольфу Гитлеру.

Сейчас Гейнц Упиц вновь перебирал в памяти эти события. Неужели же дело лишь в боязни за свою шкуру и в той неприязни, которую питают к Гитлеру некоторые высокопоставленные военные?

Упиц всегда ненавидел родовую военную аристократию, все эти громкие прусские фамилии, из поколения в поколение поставлявшие генералов, адмиралов и фельдмаршалов германской армии. Они были особо привилегированной и подчёркнуто изолированной кастой, к которой такие, как Упиц, и близко не подпускались. Отпрыски родовой военной аристократии заполняли специальные училища и лицеи, им были уготованы тёплые места в генеральном штабе и министерстве иностранных дел, они становились у руля германской военной и дипломатической машины, обеспечивая незыблемость прусской милитаристской политики, выработанной за века.

Конечно, с приходом к власти Гитлера положение несколько изменилось. Упиц видел — фюрер старательно показывает, что не очень-то церемонится со всеми этими чванливыми, набитыми спесью аристократами. Им пришлось немного потесниться. Но потом стало ясно, что все это не больше чем игра. Верховодил Гитлер, но он лишь выполнял волю тех, у кого были деньги и заводы. Генералитет тоже держал их курс. Что ж, это вполне устраивало Упица.

Почему же Гитлера стремятся убрать? Так ли виноваты заговорщики, как это кажется на первый взгляд? Только ли ради спасения собственной шкуры затеяла «верхушечная оппозиция» покушение на фюрера? И Упиц вдруг пришёл к новым выводам. Нет, тут имелись и другие причины. В самом деле, те, кто преследовал личные цели, могли осуществить их иным, более безопасным способом. Могли, например, перевести свои капиталы за границу — куда-нибудь в Испанию, Португалию, Турцию или в одну из республик Южной Америки, а затем — бежать туда же. Их бы не разыскал и сам дьявол. Но заговорщики так не поступили. Почему? Потому, видимо, что ими руководили иные соображения. Какие же? Напрашивался вывод: они заботятся о сохранении самого ценного, что есть у нации, — руководящего ядра армии и промышленности, чтобы уберечь его от разгрома, набраться терпения и ждать. А там, спустя десять — пятнадцать лет, когда нынешняя война станет историей, когда опять в полную силу заработают заводы страны, подрастёт новое поколение нации и вновь замаршируют, чеканя шаг, стальные дивизии вермахта, — тогда будет видно, что делать! Что же касается Гитлера, то он, сделав своё дело, должен уйти. Настанет время, появятся новые гитлеры. Остановки за ними не будет, как только в этом возникнет нужда.