Уже после их похода к Березовскому всплыл и ещё один факт. 31 марта под видом сотрудников РУОПа группа лиц ворвалась в офис фирмы «Верэви». У владельца этой фирмы были денежные разногласия с учредителем. Утрясать их и приехали руоповцы.

Но тут, как говаривал Жеглов, промашка вышла. В офисе стояла скрытая камера, которая записала все происходящее. Гусак, Понькин, Шебалин, Щеглов, Латышонок — гоп-компания в сборе.

На сегодняшний день заявление владельца «Верэви» Абрамова и материалы УСБ МВД и УСБ ФСБ находятся в Главной военной прокуратуре. Дело пока не возбуждено.

Я привел лишь три эпизода из героической жизни группы Литвиненко. Те, что подтверждены доказательствами. А сколько их было всего?

Думаю, теперь вам понятно, почему «шестеро смелых» решились на большую игру. У них просто не было другого выхода. В противном случае они увидели бы совсем другие камеры. Не операторские.

Когда полгода назад я впервые узнал об этой истории, Борис Березовский откровенничать со мной не захотел. Отделался несколькими фразами. То же — Литвиненко.

Что случилось? Почему этот скандал стал разворачиваться именно сейчас, по прошествии семи месяцев? Попытаюсь объяснить.

Дело в том, что Николая Ковалева надумали назначить руководителем Административного департамента аппарата правительства. Структуры, которая курирует спецслужбы. Разумеется, допустить этого Березовский не мог. Он отлично понимал, что экс-директор привык платить по счетам. Не случайно, если в марте всю вину валили на замнача УРПО Камышникова, а фамилия Ковалева в заявлениях «правдоискателей» вообще не звучала, то сегодня акценты сместились. Бочку покатили аккурат на него.

Вторая причина — в новом шефе ФСБ Владимире Путине. Рискну предположить, что это была его проверка на прочность: как поведет себя в скандальной ситуации.

Путин проверку выдержал. В день пресс-конференции было распространено его заявление. Директор ФСБ квалифицировал открытое письмо Березовского как давление на следствие и предупредил, что если изложенные Березовским и его агентами факты не подтвердятся, ФСБ обратится в суд.

Не хочешь по-хорошему, будет по-плохому. И «щелкунчик» Доренко начинает ежедневно крутить на ОРТ выдержки из своего интервью с «рэйнджерами».

А у тех свои проблемы. После расформирования УРПО все они висят за штатом. Перспектив никаких. Нынче же они уйдут, как генерал Калугин: с гордо поднятой головой. Страдальцы за правду.

На месте руководства ЦРУ и «Моссада» я премировал бы Литвиненко и его друзей. Не деньгами — с этим, надеюсь, проблем нет. Хотя бы ценным подарком.

Пожалуй, ни одна операция иностранной разведки не приносила ещё такого успеха: директор ФСБ снят, мощнейшее управление разогнано, дискредитация Лубянки идет полным ходом.

Я уж не говорю о преступных группировках. Более роскошного подарка сделать им не могли.

Доктор Геббельс утверждал: чем чудовищнее ложь, тем легче в неё верится. Борис Березовский наглядно доказал это.

Нисколько не сомневаюсь: через месяц, максимум два уголовное дело будет закрыто. Еще через какое-то время Ковалев, Хохольков и Камышников выиграют иски против своих обличителей (в ближайшие дни они намерены обратиться в суд).

Только кто об этом вспомнит! Как в анекдоте: он ли украл, у него ли украли, но шуба была.

Так уж устроен наш человек: в плохое он верит с удовольствием. Тем более если это плохое связано с организацией, чье название вся страна привыкла произносить шепотом.

Нет ничего приятнее, чем пинать ногами мертвого льва…

Р.S. Когда материал готовился к печати, всплыла ещё одна любопытная информация. В ФСБ обратилась бывшая жена подполковника Литвиненко. Она рассказала, что увидела по телевизору мужа и была сильно удивлена. Последние пять лет Литвиненко не платил алиментов на двух детей — пяти и двенадцати лет, — говоря, что уволился из ФСБ и сидит без работы. Неплохой штришок к портрету героя.

Иногда мне кажется, что, подобно небесному телу, я вращаюсь по какой-то замкнутой орбите. Жизнь постоянно сводит меня с одними и теми же людьми — при совершенно разных обстоятельствах.

…С генералом Баграевым мы познакомились давно — году, наверное, в 95-м. Помню, он понравился мне безоговорочно и сразу: открытое, красивое лицо, не свойственная генералам прямота.

Баграев работал тогда в Главной военной прокуратуре — начальником отдела надзора. Через его руки проходили все дела, которые расследовала ГВП.

О его честности и упертости ходили легенды. В 94-м после знаменитой операции «мордой в снег», когда люди Коржакова уложили охрану Гусинского на грязный асфальт, именно Баграеву было поручено разбираться с этой скандальной и неприятной историей.

В то время о Барсукове с Коржаковым принято было говорить шепотом. Влияние и власть этих генералов казались безграничными. И тем более удивлены и обескуражены они были, когда прокурорский генерал Баграев не пошел на поводу у конъюнктуры. Вопреки всему — увещеваниям, уговорам, логике — он нашел в их действиях состав преступления. Пойти на это мог человек исключительно смелый. Это был своего рода подвиг. Пусть маленький, но подвиг.

Точно так же в 89-м, расследуя дело о тбилисских беспорядках, он признал действия военных обоснованными. Это в условиях-то, когда вся демократическая общественность во главе с Собчаком жаждала крови, крича о мифических саперных лопатках, которыми солдаты будто бы рубили грузинских старух на куски.

Горбачев попросту предал армию. Это он принимал решение о разгроме демонстрации, но в последний момент, как всегда, от своих слов открестился, свалив всю вину на командующего Северо-Кавказским округом Родионова, будущего министра обороны. Единственный, кто защитил Родионова, был Баграев…

Порой мне казалось, что Баграев существует вне времени и пространства. Честность его носила какой-то болезненный характер. За 25 лет службы он не заработал ни квартиры, ни дачи. Жил где-то у черта на куличиках — на самом краю Орехова-Борисова в маленькой двухкомнатной квартирке. Считал до получки каждую копейку.

Но зато — в отличие от многих — он мог позволить себе роскошь иметь собственное мнение по любому вопросу. Ему нечего было терять и не за что было бояться, а это значит, что рано или поздно от него должны были избавиться, ибо люди честные и принципиальные неудобны при любом режиме…

Хорошо помню, как заехал в ГВП по каким-то своим делам. Баграев попросил зайти к нему. На столе лежала газета с моей статьей «Офицеры по вызову», вся исчерканная зеленым фломастером.

— Вы абсолютно уверены в том, что написали? — спросил Баграев (мы были ещё на «вы»). И услышав мой ответ, облегченно вздохнул. Мне показалось, внутренняя ясность наступила для него уже давно, просто ему хотелось окончательно убедиться в своей правоте.

— Многие из тех «подвигов» Литвиненко, которые вы описываете, — объяснил Баграев, — нам, в принципе, известны. Но есть несколько новых эпизодов. Вот если бы к ним подобраться… Поможете?

Конечно же, я сделал все, что было в моих силах. Собственно, с этого момента и началась наша дружба с Баграевым. Настоящая мужская дружба, не раз проверенная и испытанная: ведь даже первый за 25 лет службы выговор генерал получил из-за меня — за несанкционированное выступление в моей телепрограмме с рассказом о деле Литвиненко. Именно Баграеву-то Литвиненко и обязан был своей первой «посадкой».

…Понимал ли Литвиненко, на что обрекает себя? Что отныне всю его жизнь до мельчайших деталей будут рассматривать под микроскопом: спецслужбы не прощают предательства.

Впрочем, учитывая его некоторую своеобразность, можно предположить все, что угодно.

В марте 99-го, прямо у здания Исполкома СНГ, на Варварке, Литвиненко был арестован. Как рассказывали мне непосредственные участники захвата, поначалу он смертельно испугался, а успокоился, лишь поняв, что находится в руках прокуратуры, а не своих дружков-уркаганов и везут его в «Лефортово», а не в лес.