Настоящий приказ держите в тайне и не приступайте к его выполнению до тех пор, пока судно, доставившее письмо и арестованную, не отправите назад в Византию, что необходимо сделать сразу же после того, как оно пополнит запасы провизии и воды. Вы отвечаете головой за выполнение наших распоряжений, равно как и жизнью вашей жены и детей.
Подписано и скреплено печатью в нашем византийском дворце в двенадцатый день шестого месяца первого года нашего царствования и заверено подписями наших офицеров, чьи имена перечислены ниже.
Настолько ужасным было это письмо, что, закончив читать, Мартина поспешила избавиться от него, вложив документ мне в руки.
– Приказывайте, ваше превосходительство, – проговорила она сухо. – Насколько мне известно, это… эта арестованная находится в вашей приемной под присмотром капитана Джодда.
– Тогда пусть она и остается под его присмотром! – сердито воскликнул я. – И под вашим тоже, Мартина, вы ведь привыкли заботиться о ней. И знайте, вы оба отвечаете за ее безопасность своей жизнью. Пришлите мне капитана этого судна и приготовьте ему разрешение на выход в море. Я не стану возиться с этой женщиной, пока корабль не отплывет, потому что до этого момента мне приказано все держать в секрете. Пришлите ко мне также старшего офицера охраны.
Прошло три дня. Императорское судно отчалило, взяв с собой официальное уведомление о получении письма. Пришло время встретиться опять с Ириной лицом к лицу.
Я сидел в приемной комнате моего большого дома, и со мной вместе был мой заместитель Джодд. Будучи слепым, я не рисковал принимать один на один эту отчаянную женщину, опасаясь, как бы она не заколола меня или не нанесла какого-нибудь повреждения себе самой. У двери комнаты Джодд принял ее у охранника, которому приказал оставаться снаружи и ожидать вызова. Затем он подвел ее к месту, где я сидел.
Услышав ее приближение, я поднялся, поклонился ей, и первыми моими словами было приглашение присесть.
– Нет, – ответила она своим звучным, таким знакомым мне голосом. – Арестованная должна стоять перед судом. Приветствую вас, генерал Олаф… прошу прощения, Михаил… После долгих лет, что мы не виделись, вы мало изменились, и я рада видеть, что ваше здоровье прекрасно и что высокое положение и благосостояние, данное вам мною, не были у вас отняты.
– Я приветствую вас, госпожа, – произнес я, едва не назвав ее Августой, затем торопливо продолжал: – Госпожа Ирина, я получил распоряжения императора Никифора, касающиеся вас. Они лучше, чем вы могли ожидать, тем не менее, возможно, вы станете упрекать меня за то, что я обязан в силу своего долга наказать вас. Прочтите их, Джодд… ах да, я забыл, что вы не умеете. Тогда дайте копию письма госпоже Ирине, а оригинал она сможет увидеть позднее, если того пожелает.
Джодд передал ей бумагу, и она громко прочла ее вслух, тщательно произнося каждое написанное в ней слово.
– О! Что за скотина! – воскликнула она, закончив читать. – Знайте, Олаф, что я добровольно отказалась от трона в его пользу, да и от всех сокровищ тоже. И он поклялся на Евангелии, что я останусь жить в мире и почете до конца своих дней. А теперь он посылает меня к вам, чтобы я была здесь ослеплена и доведена до смерти, так как именно это он имеет в виду. О Боже! Отомсти ему за меня! Пусть он станет притчей во языцех, презираемым всеми! Пусть его собственный конец будет хуже того, что он уготовил мне! Пусть позор и стыд охватят память о нем покровом своим, ч да будут его останки обесчещены и место его захоронения забыто! Да свершится так!
Она прекратила свои яростные проклятия и заговорила совсем иным тоном, в котором слышались умоляющие нотки:
– Вы не должны ослеплять меня, Олаф. Вы не отнимете у меня мое единственное благо – свет дня. Подумайте, что это значит…
– Генерал Олаф знает это достаточно хорошо, – перебил ее Джодд, но я махнул ему рукой, приказывая замолчать, и спросил:
– Скажите мне, госпожа, как я могу поступить иначе? Ведь очевидно, что моя жизнь, жизнь моей жены и моих детей зависит от выполнения этого приказания. Кроме того, не кажется ли вам, что колесо Фортуны и Божьего суда наконец повернулось? – добавил я, показывая ей на пустые впадины под моими бровями, где когда-то были глаза.
– О Олаф! – вскричала она. – Если я вам когда-то и причинила зло, то вы же знаете, это произошло только потому, что я любила вас.
– Благодарю Бога, что Он не послал мне женщину, любящую подобным образом, – вмешался Джодд.
– Олаф, – продолжала она, не обращая на него внимания. – Однажды вы также были близки к тому, чтобы полюбить меня, в тот вечер, когда пытались съесть отравленную фигу, чтобы спасти моего сына, императора. По крайней мере, вы поцеловали меня тогда. Если вы об этом забыли, то я не забыла, Олаф. Разве вы можете ослепить женщину, которую целовали?
– Целуются двое, а ведь мне известно, что его ослепили именно по вашему приказу, – пробормотал Джодд. – Я подверг пытке этих скотов при дворе, тех, кому вы отдали приказ это сделать, и они во всем признались.
– Олаф, я допускаю, что жестоко поступила с вами, допускаю, что намеревалась убить вас. Но верьте мне, это была ревность, и ничто иное. Ревность довела меня до этого. И вскоре я сама убила бы себя, я действительно думала об этом!
– На этом и заканчивайте свои объяснения, – сказал Джодд. – По Коридору Преисподней ходил Олаф, а не вы. И мы нашли его на самом краю пропасти.
– Олаф, после того как я снова вернулась к власти…
– Ослепив собственного сына, вероятно, тоже из ревности, – вновь перебил ее Джодд. – В один прекрасный день вам еще предъявят за это счет.
– …я хорошо обошлась с вами. Узнав, что вы женились на моей сопернице, – а мне постоянно сообщали обо всех ваших делах, – я с тех пор не поднимала против вас руку…
– Да и что мог значить для вас какой-то калека, когда за вами ухаживал сам Карл Великий! – не унимался Джодд.
На этот раз она повернулась к нему, проговорив:
– Твое счастье, варвар, что с некоторых пор Судьба вырвала власть из моих рук! О! Это самая горькая капля в моей чаше! Ведь теперь я, правившая миром, должна терпеть оскорбления от таких, как вы!
– Тогда почему бы вам не выбрать смерть и не покончить со всем этим? – невозмутимо спросил Джодд. – Или же, если вам недостает смелости, почему бы вам не подчиниться приказу императора, как многие подчинялись вашим приказам, вместо того чтобы беспокоить здесь генерала своими мольбами о пощаде? Тогда бы все так хорошо устроилось!
– Джодд, – наконец не выдержал я, – приказываю вам замолчать! Эта дама в нелегком положении. Нападайте на сильных, но не бейте лежачего!
– Вот это слова человека, которого я люблю, – проговорила Ирина. – Какую ошибку совершила Судьба, разделившая нас, Олаф! Если бы вы приняли то, что я вам предлагала, вы и я и теперь бы еще правили миром!
– Возможно, госпожа, но все же, говоря откровенно, я не сожалею о своем выборе. Хотя из-за него не могу больше смотреть на мир…
– Я знаю! Знаю! Это все она, с тем проклятым ожерельем, которое, как я вижу, вы все еще носите, встала между нами и все испортила. И вот теперь я погибла из-за того, что потеряла вас. Да и вы ничто без меня – простой солдат, который пройдет только свой жалкий путь и растворится во всеобщей темноте, не оставив после себя имени. В веках вы останетесь лишь как один из десятка губернаторов маленького острова Лесбоса. Вы, кто мог бы держать в своих руках весь мир и сиять в истории, подобно второму Цезарю! О! Какая дьявольская сила управляла нашими судьбами?! Это она повесила золотые раковины на вашу грудь, я убеждена. Что ж, все это так, и теперь уже ничего не изменишь! Августа, Повелительница Мира, вынуждена умолять человека, отвергнувшего ее и не побоявшегося из-за этого навеки лишиться света и даже собственной жизни. Понимаете ли вы, Олаф, что в этом письме содержится приказ убить меня?
– Точно такой же приказ вы отдали тем, кто ослепил вашего сына, императора Константина, – чуть слышно заметил Джодд.