Коул не смотрит на меня, пока его слова не затихают, не придают тяжесть молчанию и не падают бесшумно на пол. Но когда он поднимает взгляд, медленно переводя его с бледного лица Эмми на мое, я чувствую всю любовь, в которой он признался. Чувствую ее, словно жар пламени. Вижу, как цвет на картине. Дрожащие вспышки красного и зеленого, синего и желтого, усеивающие безрадостный пейзаж. Проникающие сквозь тучи.

Его взгляд прикован к моему, и он продолжает:

― Я люблю тебя, Эмми. И, надеюсь, ты тоже сможешь меня полюбить.

Ком нарастает у меня в горле, и слезы наполняют глаза. Еще столько нужно сказать,

так много вопросов, столько всего решить, но Коул любит меня. Он любит нас. Это ясно, как день. И я тоже его люблю. Нужно поверить, что с остальным мы разберемся позже. Сейчас время для любви, согласия и силы. Для Эмми. Сейчас она нуждается в нас.

Ее пальцы в моей руке подергиваются, и мое сердце замирает. Но снова бросается вскачь, когда Эмми издает низкий хныкающий звук.

Я встаю и склоняюсь над ней, провожу рукой по лбу.

― Эмми? Ты меня слышишь, милая?

Она не отвечает, но морщит бровь. Я поворачиваюсь к Коулу.

― Позови медсестру.

Он сразу же выбегает из палаты.

― Эмми, ты можешь открыть глаза? ― Я смотрю. И жду. Сдерживая дыхание. Ничего. ― Эмми, пожалуйста, малыш. Это мамочка. Ты можешь открыть глаза и посмотреть на меня?

Ее веки дрожат. Так ведь? Я смотрю на них. С усилием. Как если бы хотела, чтобы они двигались. Могла я это вообразить? Или они на самом деле двигались?

Коул возвращается с Верой, которая подходит к кровати и начинает проверку. Когда она собирается поднять левое веко Эмми, чтобы посветить внутрь, Эмми вздрагивает и отворачивает голову.

Медсестра опускает свет и тянется к горе покрывал.

― Эмми, меня зовут Вера. Можешь ты сжать мои пальцы? ― Нет ответа. ―Эмми? Ты можешь сжать мои пальцы?

Я чувствую, словно моя жизнь, все мое существование балансирует на булавочной головке. Мое сердце бьется так тяжело и так быстро, что я задыхаюсь. Словно я вскарабкалась на холм или пробежала забег. Хотя, и присутствует некое чувство, будто я по-прежнему бегу. И еще не достигла финиша.

― Эмми, мо… ― Веры замолкает и улыбается. ― Хорошая девочка. Можешь покачать пальцами на ноге?

Я вижу легкое движение под одеялами, но настоящее облегчение чувствую двумя минутами позже. Когда моя дочь открывает свои изумрудно-зеленые глаза, ищет взглядом мое лицо и хрипло шепчет:

― Я остаюсь, мамочка.

Глава 31

Коул

Прошла неделя с того дня, как мы с Иден привезли Эмми из больницы домой. Я вижу их каждый день. Не могу держаться в стороне, и, кажется, Иден сама этого не хочет. Да и Эмми тоже. Она открывается все больше с каждым разом, как я ее вижу.

Сегодня они пригласили меня на ужин. Стол накрыт, и Иден ждет, пока испечется хлеб. Эмми рисует на полу с тех пор, как я здесь. Все, от докторов до медсестер, были поражены и благодарны, что у нее не было каких-либо неврологических отклонений. Как и мы с Иден.

«Ваша быстрая реакция: вытащить ее из воды, немедленно начать делать искусственное дыхание, ― все благодаря этому. Несколько минут промедления, и ее могло бы не быть здесь сегодня».

Я вздрагиваю при мысли, на что это могло быть похоже. Знаю, я не смог бы снова подняться. А Иден… это разрушило бы ее мир. Что еще сильнее разрушило бы мой.

Внезапно Эмми вскакивает и направляется ко мне, протягивая рисунок.

― Это мне? ― спрашиваю я. Она кивает.

Восемь рук, все на разном месте, вокруг замка из песка. Расстановка немного нескладная, но для шестилетнего ребенка все удивительно точно и подробно. Легко можно понять, что это.

Я соскальзываю с кухонного стула и опускаюсь перед ней на корточки, собираясь поблагодарить. Но не успеваю. Эмми удивляет меня, обвивая свои ручки вокруг моей шеи. Нерешительно я обнимаю ее тонкое тельце, притягивая к себе. Она не отодвигается, не уклоняется, не испытывает неудобств. Просто сжимает меня так сильно, как могут позволить ее маленькие ручки.

Когда она отпускает меня, то засовывает большой палец в рот.

― Спасибо, Эмми. Это красиво.

Она внимательно смотрит на меня, потом, спустя несколько секунд, неохотно вытаскивает большой палец и еще больше меня удивляет, сказав мне первые слова.

― Ты знаешь, кто это? ― спрашивает она.

Я слышу позади себя судорожный вздох Иден. Не нужно поворачиваться, чтобы понять, что в ее глазах слезы или что у нее потрясающая улыбка. Которая, скорее всего, прячется под ладонью, прикрывающей рот. Я могу представить, как она стоит на кухне позади меня, так же четко, как вижу рисунок, что держу в руках. Тот, что Эмми нарисовала для меня.

― Нет, кто это? ― спрашиваю я.

Она указывает на две пары рук побольше.

― Это твои и мамины, ― объясняет она. ― Это мои. А эти ― твоей маленькой девочки.

Эмми робко поднимает на меня взгляд. Она стоит так близко и смотрит так пристально, что я могу сосчитать каждую темно-зеленую крапинку в радужке ее глаз. Я улыбаюсь. Молчу какое-то время. Не думаю, что сейчас способен говорить.

― Мы все четверо строим замок из песка, ― предполагаю я, когда мой голос становится тверже.

― Как семья.

Я киваю. Вижу, как пальцы ее ног сжимают коврик. Она нервничает.

― Как семья. Мне это нравится, Эмми.

Она больше ничего не говорит, просто поворачивается и убегает, оставляя меня гадать, что же я сделал, чтобы заставить ее уйти. Но спустя несколько секунд прибегает обратно, что-то свисает с ее рук.

Она останавливается передо мной, перебирая цепочки, выбирая из связки, что держит в руке, самую длинную и толстую.

― Это твоя, ― сообщает Эмми, протягивая ее мне. Это цепочка с подвеской, на конце

ее качаются песочные часы, наполненные песком. ― Мы сделали их для нас. Так что тебе больше не придется класть песок в карман. Он будет с тобой все время. Даже в магазине продуктов.

Я смотрю на Иден. Ее глаза сияют. Очевидно, она поделилась с Эмми моим карманом песка. Я не возражаю. Это ничего. Мне не стыдно и нечего скрывать.

Я перекидываю цепочку через голову, и Эмми надевает свою. Она короче и тоньше, как и цепочка Иден, которая подходит ближе, чтобы ее забрать. Эмми поднимает свои песочные часы, целует их, а потом несется в гостиную смотреть мультфильмы.

Я поворачиваюсь к Иден. Меня восторгает песок; нечто такое особенное для меня, надежно удерживаемое внутри маленького сосуда.

― На следующую ночь, как я привезла ее домой, она рассказала, что побежала к тебе за помощью, но тебя не было дома, так что она решила спрятаться в тенях вдоль прибоя, пока не станет безопасно. Полагаю, вода оказалась холоднее, чем она думала, и она… ― голос Иден прерывается хриплым, удушающим звуком, и я тяну ее в свои объятия. Знаю, пройдет время прежде, чем исчезнет потрясение и этот страх. Когда она приходит в себя, то отклоняется назад и смотрит мне в глаза.

― Вчера она захотела вернуться на пляж. Сказала, что не боится песка, что там мы встретили тебя и твою маленькую девочку. Она хотела, чтобы ты не забывал ни ее, ни свою дочь, так что решила сделать для нас это.

Слезы снова наполняют ее глаза, и я целую ее в лоб.

― Я никогда не смогу забыть о них. Черити была частью меня. И всегда будет. Но Эмми тоже проникла мне в сердце. Я хочу, чтобы она была в моей жизни. Она и ты, ― осторожно говорю я ей.

Я смотрю через плечо на Эмми, потом возвращаю взгляд обратно к Иден.

― Могу я сегодня ненадолго остаться? Чтобы мы могли поговорить? После того как Эмми пойдет спать?

Улыбка Иден легкая, но счастливая.

― Конечно.

Я вздыхаю с облегчением. Мысленно я составляю список всего, что хочу ей рассказать, всего, чем хочу поделиться. Например, что я сказал Брук, что все закончилось. Что я хочу начать заново с ней и Эмми. Что стоит двигаться постепенно, день за днем, чтобы мы могли узнать друг друга, повзрослеть и сделать все правильно. Так, чтобы все не испортить. Я чувствую, словно получил у жизни второй шанс и хочу это сделать. Для Эмми. Для Иден. Для себя. Для моей дочери. Она бы хотела, чтобы я был лучше для Эмми. В этом она была удивительно щедра. Ничто не заставит меня перестать ее любить. Или скучать по ней. Или желать, чтобы все могло быть иначе. Она всегда будет жить в моем сердце. В моей душе. Я никогда не отпущу ее и не заменю. Я могу только доказывать ей, каждый день, что она сделала меня лучше. Что, зная ее и любя ее, я стал таким человеком, который мог бы ее заслужить. Если бы вернул.

И все это начинается сегодня.

Иден пытается обойти меня, чтобы проверить хлеб. Я останавливаю ее, слегка сжимая плечо пальцами.

― Иден?

Она поднимает на меня глаза, большие, орехово-серые. Ее взгляд переворачивает все внутри меня. Это правильно. Она правильная. Для меня. Для моей жизни. Она ― красота на моем пепелище. И я надеюсь на ее сострадание. Мы подходим друг другу. Словно были созданы друг для друга.

― Я заставлю тебя влюбляться в меня все больше и больше. С каждым днем. Обещаю.

Она улыбается мне, иной улыбкой, и я знаю, что буду помнить ее до конца своих дней.

― Нисколько в этом не сомневаюсь.

Эпилог

Иден

Пять месяцев спустя

Сколько бы я ни жила, не думаю, что пляж когда-нибудь будет выглядеть одинаково. Особенно этот. Я смотрю на длинное пространство, что раскинулось слева, на тропинку, по которой мы идем из нашего маленького коттеджа, и вспоминаю первый раз, когда мы с Эмми вступили на этот песок. Это было в тот день, когда мы переехали сюда. Наш третий переезд в попытке найти «дом». В тот день мы встретили того, кто смог изменить наши жизни навсегда.

В то время я понятия не имела, что встречу кого-то такого сломленного. Или что он станет человеком, который сможет нас исцелить. Или что этот песок может так же угрожать жизни, как и поддерживать ее. Я все еще чувствую тонкую нить страха, когда Эмми оказывается рядом с прибоем. Она уже не раз объясняла, что теперь ей семь лет. Она знает, как беречь себя. Хотя я и не отвожу от нее взгляд. Вероятно, пройдут годы прежде, чем я почувствую, что это безопасно. Если такое вообще случится. Но теперь за ней присматривает и кое-кто другой.