– Почитайте-ка, – сказал Осборн и протянул мне лист компьютерной распечатки. Я надел очки и стал читать.

Текст был отпечатан этим жутким шрифтом от игольчатой головки. Обычно я выбрасываю подобные вещи в камин не читая, но на сей раз сделал исключение.

Передо мной лежало завещание Клюга. Мне пришло в голову, что с этой бумагой юристам придется несладко.

Клюг снова утверждал, что он не существует, поэтому у него не может быть родственников, а все свое состояние он решил отдать тому, кто этого заслуживает.

«Но кто этого заслуживает?» – вот каким вопросом он задавался. Конечно же, не мистер и миссис Перкинс, живущие через четыре дома: они постоянно избивают детей. В доказательство этого Клюг ссылался на судебные постановления в Буффало и в Майами, а также на дело, возбужденное местными властями.

Миссис Рэндор и миссис Полонски, живущие пятью домами дальше, распускают слухи.

Старший сын Андерсонов угоняет автомашины.

Мариан Флоренс сжульничала на выпускных экзаменах по алгебре.

Совсем неподалеку жил тип, который крепко надул городские власти, взяв подряд на строительство шоссе. Жена одного из соседей путалась с коммивояжерами, а две другие завели себе постоянных любовников. Один подросток сделал своей подружке ребенка, бросил ее и расхвастался об этом приятелям.

Целых двенадцать пар, живущих по соседству, скрывали часть доходов от налогового управления.

У соседей, живущих за домом Клюга, постоянно лает собака.

Здесь я готов согласиться: эта собака и мне не давала заснуть ночами. Но все остальное… просто немыслимо! Прежде всего, какое право имеет человек, незаконно хранящий двести галлонов наркотиков, судить своих соседей так строго? Конечно, избивать детей нехорошо, но можно ли обливать грязью всю семью за то, что сын крадет автомобили? И потом, откуда Клюг все это узнал?

Впрочем, там было еще кое-что. В частности, о гуляющих мужьях. Среди прочих фигурировал Гарольд Хал Ланьер, который в течении трех лет встречался с женщиной по имени Тони Джонс – они служили вместе в центре обработки информации лос-анджелесской полиции. Она подталкивала его к разводу, а он ждал «удобного момента, чтобы рассказать все жене».

Я взглянул на Хала: его покрасневшее лицо подтверждало прочитанное.

И тут до меня дошло! Что же Клюг узнал обо мне? Я пробежал глазами страницу, выискивая свою фамилию, и обнаружил ее в самом последнем параграфе.

«… Тридцать лет мистер Апфел расплачивается за ошибку, которую он не совершал. Я, пожалуй, не предложил бы его кандидатом в святые, но ввиду отсутствия за ним явных грехов – а в данной ситуации этого достаточно – я оставляю всю свою законную собственность Виктору Апфелу».

Я взглянул на Осборна: он смотрел на меня внимательно и оценивающе.

– Но мне ничего не нужно!

– Вы полагаете, что это то самое вознаграждение, которое упомянул Клюг?

– Должно быть, – сказал я. – А что еще?

Осборн вздохнул и сел в кресло.

– По крайней мере, он не пытался завещать вам наркотики. Вы по-прежнему утверждаете, что совсем его не знали?

– Вы меня в чем-то подозреваете?

– Мистер Апфел, – сказал он, разводя руками, – я просто задаю вопросы. В делах о самоубийствах никогда нет уверенности на все сто. Может быть, произошло убийство. И если это так, то вы пока единственный известный нам человек, который оказался в выигрыше.

– Но он для меня совсем чужой!

Осборн кивнул, постукивая пальцем по распечатке. Мне захотелось, чтобы она куда-нибудь провалилась.

– Кстати, что это за… ошибка, которую вы не совершали?

Я так и думал, что этот вопрос будет следующим.

– Во время войны в Корее я попал в плен.

Осборн какое-то время обдумывал мой ответ. Я ударил рукой по подлокотнику кресла, вскочил на ноги и поймал на себе взгляд его обманчиво усталых глаз.

– Похоже, прошлое до сих пор сильно вас волнует.

– Это не так легко забывается.

– Хотите что-нибудь рассказать мне о тех временах?

– Дело в том, что все… Нет. Я ничего не хочу говорить. Ни вам, ни кому другому.

– Мне придется задать вам еще кое-какие вопросы относительно смерти Клюга.

– Я буду отвечать только в присутствии адвоката.

«Боже! Теперь еще и адвоката искать…» Осборн снова кивнул, потом поднялся и направился к двери.

– Я уже списал дело на самоубийство, – сказал он, – и единственное, что меня беспокоило, это отсутствие предсмертной записки. Теперь мы ее получили.

Он махнул рукой в сторону дома Клюга, и на лице его появилось сердитое выражение.

– Но этот тип не только написал записку, но и запрограммировал ее в своем чертовом компьютере вместе с целой кучей видеоэффектов. Я, положим, давно уже не удивляюсь, когда люди выделывают всякие сумасшедшие вещи, – достаточно всего повидал. Но услышав, как компьютер играет церковный гимн, я понял, что здесь убийство. Сказать по правде, мистер Апфел, я не думаю, что это сделали вы. В одной только моей распечатке несколько десятков мотивов. Может быть, он шантажировал соседей. Может, именно так он купил себе всю аппаратуру. Опять же, люди, имеющие наркотики в таких количествах, редко умирают своей смертью. Мне предстоит много работы, но я узнаю, кто это сделал.

Он пробормотал что-то о невыезде и ушел.

– Вик… – произнес Хал, и я взглянул на него. – Я насчет распечатки. Я был бы тебе благодарен… Они сказали, что сохранят все в тайне… Ты понимаешь, о чем я?

Только тогда я заметил, что у него глаза, как у таксы.

– Отправляйся домой, Хал, и ни о чем не беспокойся.

Он кивнул головой и двинулся к выходу.

– Не думаю, что все это получит огласку, – сказал он.

На самом деле, конечно, вышло наоборот.

Возможно, это случилось бы и без писем, которые начали приходить через несколько дней после смерти Клюга. Писем со штемпелями Трентона, штат Нью-Джерси, переданных с компьютера, который так и не удалось проследить. О том, что Клюг лишь упомянул в своем завещании, в них говорилось во всех подробностях.

Тогда, однако, я ничего об этом не знал. После того, как ушел Хал, я залез в постель под электроодеяло, но никак не мог согреть ноги. Вставал я, только чтобы сделать сандвич или полежать в горячей ванне.

Несколько раз в дверь стучали репортеры, но я не отзывался. На следующий день я позвонил Мартину Абрамсу, адвокату, в телефонном справочнике он значился первым, и договорился, что он будет представлять мои интересы. Он сказал, что меня, возможно вызовут в полицейский участок. Я ответил, что никуда не поеду, проглотил две капсулы «Дилантина» и завалился в постель.

Раз-другой с улицы доносилось завывание сирены, и еще я расслышал крик: кто-то с кем-то громко спорил. Усилием воли я заставил себя не высовываться. Да, любопытство мучило меня, но вы сами знаете, что случается с любопытными…

Я ждал возвращения Осборна, но он все не приходил. Дни шли, превращаясь в неделю, и за это время произошло только два события, достойных внимания.

Первое началось со стука в дверь через два дня после смерти Клюга. Я выглянул из-за занавески и увидел припаркованный на обочине серебристый «Феррари». Разглядеть, кто стоит у дверей, я не мог, и поэтому спросил, кто там.

– Меня зовут Лиза Фу, – ответила какая-то женщина. – Вы меня приглашали.

– Я вас не помню.

– Это дом Чарльза Клюга?

– Нет. Вам в соседний дом.

– О, извините.

Я решил предупредить ее, что Клюга уже нет в живых, и открыл дверь. Женщина обернулась и улыбнулась совершенно ослепительной улыбкой.

Просто не знаю, с чего начать описание Лизы Фу. Помните то время, когда с газетных страниц не сходили карикатуры на Хирохито и Тодзио, а «Таймс» без всякого смущения употреблял слово «джап»? Маленькие человечки с круглыми, как футбольный мяч, лицами; уши, словно ручки от кувшинов; очки с толстыми стеклами; два больших, как у кролика, передних зуба и тоненькие усики…

Если не считать усов, то она просто сошла вот с такой карикатуры. Очки, зубы… На зубах стояла скобка, они напоминали клавиши пианино, обмотанные проволокой… Ростом она была пять футов и восемь или девять дюймов, а весила не больше 110 фунтов. Я бы сказал даже сто, но добавил по пять фунтов на каждую грудь, настолько большую при ее тоненькой фигурке, что надпись на майке читалась как «POCK LIVE», и только когда она поворачивалась боком, я мог разглядеть две буквы «S» по краям.