Но потом решил не делать этого из боязни, что она неправильно меня поймет.

Только оказавшись в постели, я понял с огорчением и некоторым презрением к самому себе, что у нее были все основания понять меня неправильно.

И это при том, что я ровно в два раза старше ее.

Утро я провел на огороде, планируя меню на вечер. Мне всегда нравилось готовить, но ужины с Лизой стали для меня самым радостным событием дня. Более того, я уже считал их обязательными. Поэтому, когда около полудня я выглянул на улицу и увидел, что ее машины нет на месте, мне стало не по себе.

Я торопливо пошел к дому Клюга. Дверь была открыта настежь. Осмотрев дом, я ничего особенного не обнаружил, только в спальне на полу были аккуратно разложены стопки ее одежды. Все еще дрожа, я постучал в дом Ланьеров. Открыла Бетти и сразу заметила, что я чем-то встревожен.

– Та девушка в доме Клюга… – сказал я. – Что-то произошло. Может быть, нам позвонить в полицию?

– А что случилось? – спросила Бетти, глядя поверх моего плеча. – Похоже, она еще не вернулась.

– Что ты имеешь в виду?

– Я видела, как она уехала с час назад. Машина у нее что надо!

Чувствуя себя полным идиотом, я попытался сделать вид, будто ничего особенного не произошло, однако успел заметить, каким взглядом посмотрела на меня Бетти. Словно ей хотелось погладить меня по голове или что-то вроде того. Я почувствовал, что начинаю злиться.

Лиза оставила одежду, значит, она должна вернуться. Продолжая уверять себя, что это действительно так, я забрался в ванну с обжигающе горячей водой.

Услышав стук, я открыл дверь и увидел Лизу. С пакетами в обеих руках и с обычной ослепительной улыбкой на лице.

– Я собиралась сделать это еще вчера, но забыла и вспомнила, только когда ты пришел. Мне так хотелось сделать тебе сюрприз, что я съездила и купила кое-что, чего нет у тебя ни в саду, ни на кухне…

Она продолжала говорить, пока мы выгружали из пакетов съестное. Я молчал. На Лизе была новая майка, надпись на которой гласила: V + L–I. Я нарочно не стал спрашивать, что это означает.

– Ты любишь вьетнамскую кухню?

Я взглянул на нее, и только теперь до меня дошло, что она очень взволнована.

– Никогда не пробовал, – сказал я. – Но я люблю китайскую, японскую и индийскую. Я вообще люблю пробовать все новое.

В последней части я покривил душой, но не так чтобы очень сильно: хотя иногда я и пробую новые рецепты, но вкусы в еде у меня в общем-то вполне католические.

– Не представляю, что у меня получится, – засмеялась она. – Моя мать была наполовину китаянкой. Так что сегодня на ужин будет нечто беспородное.

Она подняла глаза и, увидев мое лицо, снова рассмеялась.

– Я забыла, что ты бывал в Азии. Не бойся, собачьего мяса я готовить не буду.

Единственное, что было совершенно невыносимо, это палочки. Я мучился с ними, сколько мог, потом отложил в сторону и взял вилку.

– Извини, – сказал я, – но это мне не под силу.

– Ты вполне прилично с ними управлялся.

– Было время научиться.

Каждое новое блюдо воспринималось мною как откровение: ничего подобного я в жизни не пробовал.

– Ты меня боишься, Виктор?

– Поначалу боялся.

– Из-за моего лица?

– Просто обобщенная азиатофобия. Наверное, я все-таки расист. Против своей воли.

Она кивнула. Мы снова сидели в патио, хотя солнце уже давно скрылось за горизонтом. Я не могу припомнить точно, о чем мы говорили прежде, но, во всяком случае, нам было интересно.

– У вас, американцев, комплекс по поводу расизма. Как будто вы его изобрели, и никто другой, кроме, может быть ЮАР и нацистов, не знает толком, что такое расизм на практике. Вы не в состоянии отличить одно желтое лицо от другого и считаете все желтые нации монолитным блоком. Хотя на самом деле у азиатов расовая ненависть ох как сильна. – Она задумалась, потом добавила:

– Как я ненавижу Камбоджу, ты бы знал! Я бежала туда из Сайгона и на два года попала в трудовые лагеря. Наверное, мне надо ненавидеть только этого подонка Пол Пота, но мы не всегда властны над своими чувствами…

На следующий день я зашел к ней около полудня. На улице похолодало, но в ее темной пещере еще держалось тепло.

Лиза рассказала мне кое-что о компьютерах, но когда она дала мне поработать с клавиатурой, я быстро запутался, и мы решили, что мне едва ли стоит планировать для себя карьеру программиста.

Одно из приспособлений, которое она мне показала, называлось «модем». С его помощью Лиза могла связываться с любыми другими компьютерами практически во всем мире. Когда я пришел, она как раз общалась с кем-то в Станфорде, с человеком, которого она никогда не видела и знала только по его позывному «Bable-Sorter». С жуткой скоростью они перебрасывались своими компьютерными словечками. Под конец Bable-Sorter напечатал «Bye-I». В ответ Лиза напечатала «T».

– Что означает «T»? – спросил я.

– «True». В смысле «да», но обычное «да» для хакера слишком прямолинейно.

– А что такое «Bye-I»?

– Это вопрос. Добавляешь к слову «I», и получается вопрос. «Bye-I» означает, что Bable-Sorter спрашивает, закончен ли наш разговор.

Я задумался и посмотрел на ее майку, потом – в глаза, серьезные и спокойные. Она ждала, сложив руки на коленях.

V + L–I

– Да, сказал я. – Да.

Лиза положила очки на стол и стянула майку через голову.

К вечеру мы решили, что Лизе стоит перебраться в мой дом. Кое-какие операции ей необходимо было выполнять у Клюга, но остальное она вполне могла делать у меня с помощью переносного терминала и охапки дисков. Мы выбрали один из лучших компьютеров, дюжину периферийных устройств и установили все это хозяйство в одной из моих комнат.

Конечно же, мы оба понимали, что этот переезд вряд ли спасет нас, если те, кто прикончил Клюга, решат заняться Лизой. Но все-таки я почувствовал себя спокойнее, и она, надеюсь, тоже.

На следующий день к дому подкатил грузовой фургон, и двое парней принялись выгружать оттуда здоровенную кровать.

– Слушай, – сказал я, – ты случайно не воспользовалась компьютерами Клюга чтобы…

Лиза расхохоталась.

– Успокойся. Как ты считаешь, отчего я могу позволить себе «Феррари»?

– Признаться, я задавал себе этот вопрос.

– Если человек действительно умеет писать хорошие программы, он может зарабатывать очень много денег. У меня есть собственная компания, но ни один хакер не откажется от возможности познакомиться с каким-нибудь новым трюком. Кое-какие из приемов Клюга я когда-то применяла сама.

– А сейчас? Нет?

Лиза пожала плечами.

– Единожды солгавши…

Спала Лиза мало.

Мы поднимались в семь, и я готовил завтрак. Час-другой мы работали в огороде. Потом Лиза отправлялась в дом Клюга, и около полудня я приносил ей сандвич. Потом я заглядывал к ней несколько раз, но скорее ради собственного спокойствия, и никогда не оставался дольше минуты. Днем я отправлялся за покупками или занимался домашними делами, а часов в семь мы по очереди принимались за приготовление ужина. Я учил ее американской кухне, а она меня всему понемногу. Иногда она жаловалась, что в Америке не продают каких-то необходимых ей продуктов. Имелось в виду, конечно, не собачье мясо, хотя Лиза утверждала, что знает отличные рецепты из обезьян, змей и крыс. Я никогда не мог понять, шутит она или говорит всерьез, однако от вопросов воздерживался.

После ужина она оставалась в моем доме. Мы часто и подолгу говорили.

Очень ей понравилась моя ванна. Пожалуй, это единственное изменение, которое я сделал в доме, и мой единственный предмет роскоши. Я поставил эту ванну в 1975 году, для нее пришлось расширять ванную комнату.

Дурных привычек она не имела, по крайне мере таких, которые не совпадали бы с моими. Аккуратная. Любит чистоту. Переодевалась во все свежее дважды в день и ни разу не забывала в раковине невымытую чашку. В ванной после нее всегда оставался полный порядок.

В течении следующих двух недель Осборн заходил трижды. Лиза принимала его у Клюга и рассказывала то, что ей удалось узнать.