– Что мне от нее нужно? – повторил он.

Нельзя много разговаривать, нельзя, чтобы его заметили. Только Марта сможет его понять.

Девушка покачала головой. А парень, видно, и впрямь дурачок. От такого лучше держаться подальше. И все-таки его было жалко. Она поглядела, как он осторожно поставил на землю свой аккордеон.

– Эта Марта, как я понимаю, была одной из наших?

Клеман кивнул.

– Ладно, стой здесь.

И девушка направилась к Жизель, шаркая на ходу ногами.

– Там один парень ищет подружку, из бывших, с Мобер-Мютюалите. Марта Гардель, помнишь такую? Сейчас она не зарегистрирована.

Жизель подняла голову. Она многое знала, даже то, о чем не ведали официальные органы, и гордилась этим.

– Лина, крошка, – сказала Жизель, – кто не знал Марту, тот, считай, вовсе ничего не знал. Это тот артист ее ищет? Пусть подойдет, не люблю бросать свое место, сама знаешь.

Лина издалека махнула рукой. Клеман почувствовал, как забилось сердце. Он поднял инструмент и побежал к толстой Жизель. Бегал он плохо.

– Вид у него дурацкий, – заметила Жизель, доставая сигарету. – Явно дошел до ручки.

Клеман поставил аккордеон у ног Жизель и посмотрел на нее.

– Ты спрашивал старую Марту? Она тебе зачем? Учти, к ней просто так не подъедешь. Она у нас как памятник архитектуры, разрешение на осмотр требуется. А у тебя, дружок, уж извини, больно вид странный. Так зачем она тебе?

– СтараяМарта? – повторил Клеман.

– Ну да. Ей уже за семьдесят, ты не знал? Ты и вправду с ней знаком?

– Знаком, – сказал Клеман, делая полшага назад.

– А чем докажешь?

– Я ее знаю. Она меня всему научила.

– Работа у нее такая.

– Нет. Она меня читать научила.

Лина расхохоталась. Жизель сурово обернулась к ней:

– Чего скалишься, дура? Ты ни черта в этой жизни не понимаешь.

– Она тебя научила читать? – уже мягче переспросила Жизель.

– Когда я был маленький.

– Смотри-ка, это на нее похоже. И чего тебе от нее надо? Тебя как зовут?

Клеман собирался с мыслями. Кто-то убил женщину. Надо что-то придумать, сочинить. «Е – ты выдумываешь». Но это-то и было труднее всего.

– Я должен вернуть ей деньги.

– Это может быть, – кивнула Жизель, – старуха Марта всегда на мели. И сколько?

– Четыре тысячи, – наугад сказал Клеман.

Он устал разговаривать. Это было слишком быстро для его головы, и он боялся сболтнуть лишнее.

Жизель задумалась. Странный парень, что и говорить, но Марта умеет за себя постоять. А четыре тысячи на дороге не валяются.

– Ладно, верю тебе, – сказала она. – Видел букинистов на набережной?

– Набережная? Которая около Сены?

– Ну, конечно, у Сены, глупый, где же еще. Вот, значит, на левом берегу напротив улицы Невер, не ошибешься. У нее там маленький лоток с книгами, один друг ее пристроил. Старая Марта не любит сидеть без дела. Запомнишь? Точно? Уж прости, умником тебя не назовешь.

Клеман молча глядел на нее, не решаясь ответить. Сердце колотилось как бешеное, нужно разыскать Марту, от нее зависело все.

– Ясно, – вздохнула Жизель, – сейчас напишу тебе.

– И чего ты с ним возишься! – Лина пожала плечами.

– Помолчи, – повторила Жизель, – не суйся.

Она порылась в сумке, вытащила пустой конверт и огрызок карандаша. Потом написала четкими большими буквами адрес, думая, что парень и читает-то плохо.

– Вот, с этой бумажкой ты ее найдешь. Передай ей привет от Жизель с улицы Деламбр. И без глупостей. Я тебе доверяю, понял?

Клеман кивнул, быстро сунул конверт в карман и поднял аккордеон.

– Слушай, – сказала Жизель, – сыграл бы что-нибудь. Я тогда буду знать, что ты и впрямь меня не надул. Уж извини, но так мне будет спокойней.

Клеман вдел руки в лямки аккордеона, старательно растянул мехи, высунув от усердия язык, опустил голову и заиграл.

«Все-таки нельзя доверять внешнему виду, – подумала Жизель. – Дурак дураком, а музыкант-то настоящий. Настоящий музыкант-дурак».

Клеман долго благодарил, а потом направился в сторону Монпарнаса. Было почти семь вечера, и Жизель велела ему поторапливаться, если он хотел застать старую Марту, пока та не свернула торговлю. Ему пришлось много раз спросить дорогу, показывая бумажку. Наконец он добрался до улицы Невер и увидел набережную и зеленые деревянные ящики с книгами. Он начал разглядывать продавцов, но никого не узнал. Придется подумать. Жизель сказала – семьдесят лет. Значит, Марта стала старой, значит, нужно искать не ту женщину с черными волосами, которую он помнил, а совсем другую.

Пожилая женщина с крашеными волосами в яркой одежде стояла к нему спиной, закрывая складной полотняный стул. Она обернулась, и Клеман прикрыл рот ладонью. Это была его Марта. Да, она постарела, но все-таки это была она, его Марта, та, что гладила его по волосам и не обращалась с ним как с кретином. Он вытер нос и перешел улицу на зеленый свет, выкрикивая ее имя.

Старая Марта оглядела мужчину, который ее звал. Он как будто бы знал ее. Весь в поту, маленький, худой, с синим аккордеоном под мышкой, он нес его как цветочный горшок. Крупный нос, ничего не выражающие глаза, бледная кожа и светлые волосы. Клеман застыл перед ней, улыбаясь. Он все помнил, он спасен.

– Вы ко мне? – сказала Марта.

Клеман и подумать не мог, что Марта его забыла, и он снова запаниковал. А если Марта его забыла? А если она все забыла? А если она совсем ничего не помнит?

Он так устал думать, что ему даже не пришло в голову назвать свое имя. Поставив аккордеон, Клеман принялся лихорадочно рыться в рюкзаке. Потом осторожно достал удостоверение личности и с опаской протянул Марте. Он очень любил свое удостоверение.

Марта пожала плечами и взглянула на потертую карточку. Клеман-Дидье-Жан Воке, двадцать девять лет. Нет, ей это ни о чем не говорит. Она посмотрела на парня с мутными глазами и с легким сожалением покачала головой. Потом снова посмотрела на карту и опять на парня, который шумно дышал. Она чувствовала, что должна постараться вспомнить, что этот человек чего-то отчаянно ждал от нее. Но она никогда не видела это худое, испуганное, шелушащееся лицо. И, однако, эти полные слез глаза и тревожное ожидание в них были ей знакомы. Тусклые глаза, маленькие уши. Бывший клиент? Да нет, больно молод.

Парень быстро утер ладонью нос, как ребенок, у которого вечно нет платка.

– Клеман?… – пробормотала Марта. – Малыш Клеман?…

Боже, да это же малыш Клеман! Марта быстро закрыла деревянные ставни, повернула ключ, подхватила складной стул, газету, две сумки и, вцепившись молодому человеку в руку, потащила за собой.

– Пошли, – сказала она.

Как она могла забыть его фамилию? Хотя, по правде сказать, она никогда не звала его по фамилии. Просто Клеман. Она увела его за полкилометра на автостоянку Института и там кинула поклажу на землю между двумя машинами.

– Здесь нам будет спокойнее, – объяснила она. Клеман совсем успокоился и во всем ее слушался.

– Вот видишь, – снова начала Марта, – я тебе говорила, что однажды ты перерастешь меня на целую голову, а ты не верил. Ну, кто был прав? Н-да, давненько это было… Сколько тебе тогда было лет? Десять. И потом в один прекрасный день мальчуган испарился. Хоть бы весточку о себе подал. Не хочу тебя упрекать, но ты хоть бы разок объявился.

Клеман прижал к себе старую Марту, а та похлопала его по спине. Конечно, от него разило потом, но ведь это был ее малыш Клеман, да Марта и не была неженкой. Она была счастлива снова видеть этого мальчика, которого когда-то потеряла и которого пыталась учить читать и складно говорить целых пять лет. Когда она встретила его на улице, на тротуаре, где его всегда бросал негодяй отец, он только и умел, что ворчать: «Плевать, все равно мне гореть в аду».

Марта посмотрела на него с тревогой. Вид у него был никудышный.

– Неважно выглядишь, – объявила она.

Клеман присел на машину, уронив руки. Он смотрел на газету, которую Марта положила на свои пакеты.