Люсьен положил книгу. На лбу у него выступила испарина, щеки покраснели. Марк видел, как сильно возбужден Люсьен, но не знал, что думать, и был настороже. Экзальтация Люсьена могла кончиться катастрофой или гениальным откровением.

– Убийца следует строчке за строчкой! – Люсьен стукнул кулаком по столу. – Эти Аквитания и Башня не случайно оказались вместе. Это невозможно! Это стихи, совершенно очевидно! Мифологические стихи, поэма о любви! Самые загадочные и знаменитые стихи столетия! Самые знаменитые! В их основе – несбыточная мечта, загадка перво-истоков! Навязчивая идея, ростки безумия! И путь преступления для психа, которым они завладеют!

У Люсьена пересохло в горле, он замолчал, разжал кулак и глотнул пива.

– И сегодня вечером, – шумно заговорил он, – я проверил Клемана. Я прочел ему это четверостишие. И я могу вам гарантировать, что он впервые слышал эти строки. Убийца не Клеман. Поэтому я и позволил ему уйти.

– Жалкий придурок, – бросил Луи, порывисто вставая.

Весь бледный от ярости, он направился к двери и повернулся к Люсьену.

– Люсьен, – сказал он дрожащим голосом, – ты должен узнать о жизни кое-что еще, кроме своей дерьмовой войны и поэзии. Усвой одну вещь: никто не убивает, чтобы написать красивые стихи! Никто не убивает женщин, чтобы украсить ими поэму, как елку шарами! Никто! Никто никогда этого не делал и никто никогда не сделает! И это не теория! Это правда жизни! Жизнь так устроена, и убийства тоже. Настоящие убийства! А не те, что рождаются в твоем мозгу эстета. А те убийства, о которых мы говорим, как раз и есть настоящие преступления, а не эстетские придумки. Так что запомни раз и навсегда, Люсьен Девернуа, если твои жалкие интеллектуальные бредни приведут Клемана в тюрьму на всю жизнь, клянусь, я заставлю тебя съедать по одной книге каждую субботу в час ночи, в память об этом событии.

И Луи с силой захлопнул за собой дверь.

На улице он заставил себя успокоиться. Он мог бы задушить этого тупицу, чтобы тот взял назад свои безумные ученые бредни. Нерваль! Стихи! Крепко сжав зубы, Луи прошел метров пятнадцать по улице Шаль до низкой стены, где Вандузлер-старший любил посидеть в хорошую погоду. Он сел там и в теплой ночи стал ждать обещанного возвращения Клемана. Он посмотрел на часы. Если Клеман уложится в срок, который назначил ему этот идиот, он вернется через пятнадцать минут.

Эти четверть часа Луи просчитал минуту за минутой. И за это малое время он понял, что значила та надежда, которую они подарили старой Марте, и как он хотел вернуть ей ее парня свободным. Сжав кулаки, Луи осматривал оба конца улицы. И ровно через пятнадцать минут он увидел послушную фигуру Клемана, тот осторожно пробирался по улице. Луи спрятался в тень. Когда молодой человек прошел мимо него, сердце Луи учащенно забилось, словно тот был дорог ему. «Хвоста» за Клеманом не было. Луи убедился, что он вошел в дом и закрыл дверь. Цел и невредим.

Почувствовав облегчение, Луи потер ладонями лицо.

В половине третьего ночи Луи без сил рухнул на кровать и решил, что весь следующий день проведет в постели. Кстати, наступало воскресенье.

Без десяти двенадцать он открыл глаза и почувствовал себя гораздо бодрее. Он протянул руку и включил радио – послушать новости в мире, а потом тяжело поднялся.

Из душа он услышал нечто такое, что заставило его насторожиться. Он закрутил кран и прислушался.

Луи выскочил из ванной и застыл у радиоприемника.

Луи уменьшил громкость, но выключать не стал. Несколько минут он ходил кругами по комнате, прижав кулак ко рту, потом вытерся, схватил одежду и стал машинально одеваться.

Черт возьми. Третья женщина. Луи быстро подсчитал. Она была убита между половиной двенадцатого и половиной второго. Они ушли от Секатора без четверти двенадцать. У него было время. А Клеман, – Луи поморщился, – его не было два часа по милости Люсьена, который «подарил ему крылышки», и он вернулся без четверти два. Он вполне мог обойти весь Париж и вернуться. Луи помрачнел. Где это случилось? Он замер, держа в руках рубашку. Улица Звезды… Они сказали действительно «улица Звезды», или ему это почудилось из-за россказней Люсьена?

Луи прибавил звук, отыскал новости и прослушал все заново.

Луи выключил радио и некоторое время, полуголый, неподвижно сидел на кровати. Потом медленно надел рубашку и снял трубку. Как он вчера назвал Люсьена? Жалким придурком, дерьмовым интеллектуалом и тому подобное. Чудная встреча им предстоит, ничего не скажешь.

А прав-то оказался Люсьен. Набирая номер «Красного осла», Луи покачал головой. Что-то все равно было не так.

Хозяйка кафе позвала Вандузлера-старшего, тот отложил карты и сходил в дом за Марком, больше никого не было. Через пять минут Марк взял трубку.

– Марк? Это я. Отвечай кратко, как обычно. Ты уже слышал? О третьей женщине?

– Да, – серьезно ответил Марк.

– Я знаю, что Клеман вчера вернулся. Каким он тебе показался? Взволнованным?

– Нормальным.

– Он знает про убийство?

– Да.

– Что он сказал?

– Ничего.

– А… Люсьен? Вы виделись утром?

– Нет, я спал. Но он скоро придет обедать.

– Может, он пока не знает.

– Знает. Он оставил записку на столе. Сейчас прочту, она у меня с собой. «9.30 – Всем подразделениям: сегодня ночью враг успешно атаковал на северо-восточном направлении, причина – недальновидность верховного командования и недостаточность войсковой подготовки. В ближайшем будущем возможны новые вылазки. Следует тщательно подготовиться к отпору. Рядовой Девернуа». Только не злись, – добавил Марк.

– Я не злюсь, – сказал Луи, – пожалуйста, спроси его, не согласится ли он зайти ко мне после обеда.

– Домой или в бункер?

– В бункер. Если откажется, чего я опасаюсь, предупреди меня.

Луи задумчиво отправился обедать. Уже три женщины. Он был уверен, что убийца наметил себе точное число жертв. Убийца считает, а значит, у него обязательно есть цель и он положил себе какой-то предел. Но какой? Три женщины? Или четыре? Или дюжина? Если убийца выбрал именно этих трех, четырех, дюжину женщин, значит, их что-то объединяло, иначе зачем все это?

Луи остановился на тротуаре и задумался, прижав кулак ко лбу и заново обдумывая это предположение, следуя своей нестройной линии, в которой часто не хватало звеньев.

Не может быть, чтобы десять женщин были выбраны случайно, какие подвернутся. Нет, они должны что-то символизировать, составлять вселенную, которая объединяет всех женщин на свете. Необходимо понять ее суть.

Между двумя первыми жертвами не обнаружено никакой связи. Конечно, стихотворение Люсьена волшебным образом связывает все воедино, мир, в котором убийца мог объединить свои убийства и наслаждаться этим. Но у Луи в голове никак не укладывалось, что на выбор убийцы могли повлиять стихи. Убивать по стихам… Нет. Слишком красиво и неправдоподобно. Слишком изысканно и утонченно, ничего общего с реальной жизнью. Безумием не назовешь, на неврастению тоже не похоже. А Луи искал бред и суеверие. Выбрать для убийства стихи – это интеллигентская чушь, он был в этом уверен.