Он засмеялся мне в лицо:
— А как же! Машину вытащить надо? Надо. А чем тащить? Трактором?
— Да, — сказал я неопределенно. — Действительно… Трактором.
Наступило молчание. Он смотрел на меня с откровенной насмешкой. Тогда я сказал внушительно:
— А вот милиция у нас есть. Совсем рядом — через два дома…
Незнакомец замахал на меня руками.
— Ну зачем же милиция?! — закричал он. — Давайте уж как-нибудь обойдемся без милиции!
— Давайте, — согласился я. Он мне нравился несмотря ни на что. Бдительность моя дремала.
— Славный у вас поселок, — заявил он неожиданно. — Тут дачу можно снять?
— Чего славного? — проворчал я. — Грязища да скука…
— Скука? Какая же это скука? Кругом зелень, речка, наверное, есть…
— Речка есть, — сказал я.
— Ну вот видите! И девушки здесь, наверное, приятные…
— Откуда здесь девушки, — сказал я сердито. — Одни жены дачные — поперек себя шире…
Он так и залился смехом, совершенно детским, и долго не мог остановиться, а потом вдруг настороженно прислушался и спросил:
— А до города далеко отсюда?
— Километров тридцать.
Я увидел, что вокруг его свернутой куртки натекло воды. Я нагнулся и протянул к куртке руку — он поймал меня за запястье.
— Не надо… — попросил он. Пальцы у него были горячие и твердые, как железо.
— Она же вся мокрая… — сказал я и попытался освободиться.
Он легко отвел мою руку.
— Ей-богу, не надо. Так высохнет. И потом я скоро все равно пойду.
Он отпустил мою руку.
— Куда же вы пойдете в такой дождь? — сказал я. — Оставайтесь ночевать.
Он подмигнул мне.
— А машина? Вдруг сопрут!..
— Как хотите, — сухо сказал я.
Все-таки он очень утомлял, этот странный человек. А он весело запел «Как в моем садочке…», опустился на корточки и стал разворачивать свою неприкосновенную куртку. Когда он развернул ее, откуда-то выпала маленькая черная коробочка и стукнулась об пол. Он ее сразу подхватил и сунул обратно в куртку. Я заметил только, что на коробочке горел зеленый огонек.
— Чуть не раскокал… — прошептал незнакомец и снова свернул куртку изнанкой внутрь. Я промолчал.
Он легко вскочил и бесшумно подошел к окошку. Я сидел и смотрел, как он, прижав лицо к стеклу, вглядывается в темноту.
— Это главная улица, да? — спросил он, не оборачиваясь.
Я сказал, что главная. Великолепного сложения был этот человек — стройный, плечистый, настоящий боец. Черное трико словно обливало его.
Он повернулся, несколько раз прыгнул на месте — мягко, как кот, и сказал весело:
— Вот я и обсох. Спасибо.
— На здоровье, — буркнул я и подумал, а не спросить ли у него все-таки документы. Но в эту минуту на улице взревели моторы, и в окна ударил свет прожектора.
— Прекрасно! — сказал незнакомец. — Это за мной.
Он сразу как-то подтянулся, перестал улыбаться, торопливо подобрал и набросил на плечи свою куртку и снова подошел к окну. Я увидел, что он открывает окно, и на всякий случай поднялся. На улице под дождем стояли две огромные машины на гусеницах. Послышались голоса. Незнакомец открыл окно и высунулся по пояс. «Сейчас он сунет руку в задний карман…» — подумал я и приготовился на него прыгнуть. Но он только крикнул:
— Ксан Ксаныч, я здесь!
На улице радостно заорали в несколько голосов. Послышался беспорядочный топот, зачавкала грязь. Злобно взвыла напуганная соседская дворняга. В сенях загремело — вероятно, все та же канистра, — кто-то чертыхнулся сдавленным голосом.
Незнакомец повернулся и шагнул мимо меня. Дверь распахнулась. В комнату ввалились сразу трое — удивительно, как они втиснулись. Один, маленький, в мокром черном плаще, остался на пороге, а двое — бородатый и в очках — сразу кинулись к моему незнакомцу и принялись его обнимать.
— Жив, Вовка, жив!..
— У-у, медведь здоровый…
— Руки-ноги целы?.. Ой, не дави так!..
— А где она? — спросил незнакомец.
— Кончилась, Вова! — сказал бородатый и лихо сдвинул шляпу на затылок.
— Ничего, главное — ты у нас остался…
— …нашли? — тут мой незнакомец употребил какое-то сложное слово, какой-то, видимо, термин, которого я не понял.
— Все, все нашли, — нежно сказал бородатый и снова обнял его. — Все нашли и еще полмешка луку в придачу!..
— Штаны твои нашли… — сказал очкастый. Маленький в черном плаще все смотрел на меня, приятно улыбаясь одними губами. У меня было такое ощущение, что я ему очень не нравлюсь.
— А я-то искал-искал, — сказал незнакомец. — Нет штанов! В грязи вывалялся как свинья. Куртку сразу нашел, а штаны — нет.
— Ну, пошли, — сказал бородатый и поволок незнакомца к выходу. Незнакомец дошел до дверей и вдруг остановился.
— Подождите, с хозяином надо проститься… — Он повернулся ко мне. — Спасибо вам за ласку, товарищ… Простите, не знаю вашего имени-отчества…
Он добродушно и растроганно улыбнулся и вдруг подмигнул. Я молча поклонился. Мне было неловко. Все смотрели на меня, особенно — маленький в черном плаще. Незнакомец сунул-таки руку в задний карман, покопался там, что-то вытащил, вложил мне в ладонь и вышел. Остальные последовали за ним, разговаривая во весь голос, и даже двери за собой не закрыли.
Я поднял руку к глазам. На ладони у меня лежал камешек. Обыкновенный камешек, пористый, серенький, похожий на песчаник. Голоса уже раздавались во дворе. Отчаянно заливалась дворняга. В голове у меня все шло кругом, и я ничего не понимал.
Вдруг кто-то сказал: «Извините». Передо мной стоял тот, в черном плаще, и приятно улыбался.
— Извините, — повторил он и осторожно взял камешек у меня с ладони.
— Что это? — спросил я.
Он внимательно посмотрел на меня, потом — мельком — на камешек, потом снова на меня.
— Это так… Шутка… Спокойной ночи. Простите нас за беспокойство…
Он повернулся и вышел, плотно прикрыв за собой дверь.
За окном взревели моторы, и свет фар снова скользнул по окну.
Я посмотрел на пустую ладонь. Шутка, подумал я. Вот так шутка… Я стоял посреди комнаты, смотрел на стол, где громоздилась история престарелого академика, на пустой табурет, на воняющий керогаз, на мокрый след неприкосновенной куртки на полу и слушал, как затихает, удаляясь, рев могучих моторов.