После улиточного скандала она бросила заниматься продовольствием и снова вернулась к тому, в чем лучше понимала, — к искусству манипулирования людьми. Но когда Ферди хотел умерить строптивость жены, он напоминал ей про улиток.
Она посмотрела на сморщившееся от смеха лицо мужа. Абсолютным красавцем он никогда не был, да и разница в тринадцать лет всегда казалась ей слишком большой, чтобы считать его молодым. Но в последнее время Ферди резко сдал. Постоянные маски, которые в глубокой тайне некогда мужественный герой народных сердец делал каждый вечер и каждое утро, не спасали от глубоких, прорезавших лицо морщин, а в поникшей фигуре трудно было разглядеть некогда хорошо тренированное тело бывшего пловца и боксера. Мешки под глазами выдавали опытному глазу всю симптоматику почечной болезни, а боли в желудке заставили одного из богатейших людей мира питаться только рисом и овощами. За редкими общими обедами, глядя на унылость риса и зеленых стручков на тарелке мужа, Ими иной раз думала, стоило ли так стремиться ко всему, что у них нынче есть, если всем этим уже не можешь в полной мере насладиться.
Нет, она успеет испить свою чашу наслаждения до дна! У нее никто не отнимет ни этого прекрасного белья, ни тончайших вин, ни французских деликатесов, ни тех молодых мужчин, которые способны ублажать ее ненасытное тело. Душу вот только ублажить некому…
Ферди тем временем разглядывал ряды полок, на которых лежали пакетики с колготками и чулками, вытаскивая и растягивая чуть дрожащей рукой то одни, то другие.
— Два, четыре… восемь, десять… Я думаю, с сегодняшним вечером мы решили. А вглубь сколько? Пять рядов. А полок, раз-два-три-четыре… двадцать полок. Не меньше тысячи пакетиков с чулками. В стране, где всегда плюс двадцать восемь по Цельсию!
— Я счастлива, что ты не разучился считать в пределах тысячи. Это сулит нашей стране невиданные экономические перспективы! Жаль только, что за все годы ты так и не усвоил, что истинная леди никогда не появится в обществе с голыми ногами. Все еще мыслишь мерками великого города Саррате. Дамочки, которых ты защищал на процессах, чулки и колготки не носили, что явно облегчало тебе процесс защиты.
— Когда я подобрал тебя в кафетерии конгресса, колготок на тебе тоже не наблюдалось. Или с тебя их успел снять Бени?
Бешеный взгляд жены доказал, что он снова попал в точку и тема соперника даже после его смерти остается больной.
— Не надо испепелять меня взглядом. Хватит! Довольно того, что я не тронул твоего любовника, который надумал отобрать у меня президентский пост. У нас отобрать! Где были бы все эти колготочки?! На ножках Корасон?
Называя имя ненавистной жены Бени, Ферди снова бил по самому больному.
— Ты просила, и я был гуманен.
— Если назвать гуманностью семь лет тюрьмы, в которую ты упек Бени.
— Я дал ему уехать. Чего ему не сиделось в Америке? Ты ж его предупреждала, что возвращаться не надо.
Муж впервые так открыто признавал, что знал о ее последней встрече с Бени в отеле «Уолдорф-Астория» в Нью-Йорке. Знал, что именно она говорила Бени. Значит, не мог не знать, что между ними ничего не было. Ничего не могло быть. Измученный тюрьмой, постаревший Бени слишком безнадежно смотрел на нее. И, снова увидев себя его глазами, она впервые ужаснулась — постарела! Так, вживую, они не виделись двенадцать лет. И, несмотря на все официальные кадры и телепередачи, в его памяти она была стройной взволнованной девушкой, а не уверенной в себе чуть располневшей гранд-дамой в белом костюме с огромной черной жемчужиной на шее…
Не вышло тогда ничего. И Ферди не мог этого не знать. Он врет, что не трогал Бени. Вся эта история о коммунистическом убийце… Пусть расскажет ее вечером советской делегации. То-то повеселятся! Почерк был знаком. Сотрудники охраны аэропорта застрелили убийцу Бени тут же, рядом с жертвой. Чтобы не проговорился, не выдал заказчика. Кто, кроме президента, мог отдать приказ убрать соперника, как только тот сойдет с трапа? И какого из двух Бени Ферди боялся больше — реального претендента на власть или давнего возлюбленного жены?
А ведь в своей предусмотрительности Ферди был не так уж не прав. Если бы Бени остался жив, если бы он пришел тогда к власти, где были бы сейчас они?
Свалить их с Ферди можно только одним способом — разоблачить публично источники их нескончаемого богатства. Но как Бени мог их раскрыть? Все надежно устроено. Счета на Уильяма Сондерса и Джейн Райн в Швейцарии. В последнее время бернские банкиры взмолились, что не успевают обрабатывать огромное количество денег, которое поступает на эти счета, и пришлось завести еще один подставной счет на имя Ноэля. Придумана и легенда о найденных мужем сокровищах Ямаситы. Кто докажет, что ставший президентом бывший легендарный партизан не мог в свое время найти то, что было награблено командующим японскими оккупационными войсками? И что президент не использовал найденное во благо страны. В их благо.
Если бы Бени только понял тогда, чего она ждет! Если бы только пообещал развестись с Корасон, жениться на ней, она сама вложила бы в его руку оружие против Ферди. Сама рассказала бы о пятнадцатипроцентном откате с каждого инвестиционного проекта и со всех военных репараций, выплачиваемых японцами на восстановление столицы после бомбежек. И о 1241 тонне золота в специальном хранилище аэропорта Цюрих-Клотен. Сама сдала бы ему несколько счетов Уильяма Сондерса (Джейн Райн свои счета успела бы обезопасить), миллиардные суммы на которых не стыковались бы с официальным годовым доходом, задекларированным президентом.
Она все рассказала бы ему. Рядом с Бени тонны золота были бы ей не нужны, ведь все эти годы им пришлось выступать жалкой компенсацией недополученной любви.
Если бы Бени только пообещал! Но… Он всегда был прямолинейным тугодумом. При всей любви к Бени Ими приходилось честно признать, что муж всегда думает намного быстрее, чем Бени. Супруги думали почти на равных. Никогда не позволяя другому переиграть себя ни на шаг. Полшага максимум. На одном из таких полушагов Фсрди и успел убрать Бениньо.
Бени улетел на родину через день после их встречи в Нью-Йорке. Ими еще оставалась в Америке, намереваясь проверить, как идет декорирование нового трехэтажного особняка на Манхэттене. И, впервые войдя в большую гостиную, на огромном экране телевизора на фоне здания знакомого аэропорта увидела Бени с простреленной головой. В том особняке на Манхэттене она больше не появлялась.
Ферди знал, что сломать его мог только один человек — жена. Но он успел лишить ее искушения сделать это. Ферди обогнал ее, не сообразив, что сам обрезал нить, на которой удерживал жену в узде. Дальше ее не могло удержать уже ничто.
— В таком количестве вечерних платьев явно найдется то, в котором ты будешь неотразима сегодня вечером, — сказал муж, разглядывая ее последние парижские приобретения с удивлением папуаса, допущенного в магазин электроники.
— Я, кажется, ясно сказала, что улетаю. — От одного тона, которым это было произнесено, муж прежде счел бы за благо тихонько ретироваться. Но теперь он и не думал уходить, напротив, с увлечением разглядывал прозрачные вставки на последнем вечернем платье от Шанель. Что-то уж слишком он в себе уверен.
— Сегодня будут русские, и мне нужно твое присутствие.
— Я что-то прозевала, к нам пожаловал Брежнев? — съязвила она, надевая светлые утренние брюки, присланные три дня назад Лагерфельдом.
— Брежнев умер.
— Неужели? И кто ж там после него?
— Андропов, глава КГБ. Но и он уже при смерти.
— Как быстро мрут они. Это мода в Москве такая? И кто ж из живых до тебя добрался? Еще один главный коммунист?
— Нет. И даже не Громыко…
— Gromyko?
— Министр иностранных дел Советов. Прилетел всего лишь один из его замов.
— И ты смеешь требовать, чтобы я отложила свои дела и ублажала жалких советских сошек?
— Я не смею. Я требую. Отношения с Советами — это единственный шанс исправить покосившийся баланс наших отношений с Западом. Америка решила, что мы с тобой зарвались. Или тебе рассказать о расследовании, которое затеяло ЦРУ? Или ты еще не знаешь о Райнере Джакоби, который копает под вклады в Цюрихе? Без рвущейся к власти несчастной вдовы, без этой Корасон, здесь явно не обошлось! Или тебе еще не донесли, что пишут агенты ЦРУ в своем отчете о тебе? «Миссис честолюбива и жестока. Бедная родственница аристократов-землевладельцев, она рвется к богатству, славе и всеобщему поклонению».