В подземном ходу не хватало воздуха: кровь стучалась в виски, люди дышали со свистом… Археолог объяснял, что ход был соединен с кремлевскими стенами особыми отдушинами, в них были скрыты вентиляционные трубы, но при ремонте Кремля в XVII веке большинство этих труб было заделано. От пола исходил теплый, слегка серный запах, какой всегда бывает в подземельях или шахтах на большой глубине. Дротов дышал, как паровая мельница: кроме мотыг, рогами подвязанных за его спиной, он тащил на себе продовольствие отряда. Но присесть и отдохнуть никому не приходило в голову: смешно отдыхать под землей. На полу лежала вековая черная земля со щебнем; она уже начала кристаллизоваться, как кристаллизуется в грибки мучная пыльца на мельницах. Нога увязала, как в мягкое, податливое тесто, от нее оставался точный глубокий след.

Пройдя больше часу под землей, путники оглянулись назад. Следы в пятнах электрических фонариков уходили стадом больших серых мышей, ход был прям, на свету его муравленые стены казались серыми, чернело только отверстие, в которое вошли, но оно было близко: за час прошли не более пятидесяти саженей.

– Два хода!-вскрикнул археолог.

Влево от главного хода обозначилась новая дыра. Она была еще более черной, пахла густой тухловатой сыростью.

– Здесь должна быть вода,- сказал Дротов.

– Конечно,- отвечал археолог,- где-то поблизости должна проходить Неглинка.

Тогда решено было разделиться на два отряда, чтобы обследовать оба коридора одновременно. Предполагалось, что вся экспедиция под землю займет часов двенадцать, никак не более суток. За это время тайна подземного Кремля должна быть раскрыта. Времени было немного, экспедиция не могла терять его на детальное обследование ответвлений и новых ходов, если бы даже они и таили еще большие возможности и загадки русского прошлого. Спуститься в левую дыру вызвались товарищ Боб и Кухаренко с тем, чтобы подвигаться вперед только полчаса и по часам вернуться обратно к соединению двух ходов, которые Мамочкин тут же окрестил "мышиным лазом".

– Идем, товарищи! – позвал Боб.

Кухаренко полез в затылок, с сомнением покачал головой, но вдруг отчаянно махнул рукой и провалился в дыру.

– Яма!-глухо закричал он оттуда.

– Иду,-отвечал ему Боб, спрыгивая следом.

Их голоса еще бубнили минуты три, потом в погребе стихло. Экспедиция отправилась дальше. Ход понижался теперь в глубину, на полу проступила сырость, в одном месте археолог нагнулся к светящемуся, блеснувшему в световых пятнах серебром, предмету. Было похоже, словно из-под земли, в отверстие износившегося камня, проглядывала светлая серебряная жила.

– Дротов!-позвал археолог,-смотрите, что это?

Тот согнулся, уронил фонарик на блестящий предмет.

– Уголь, Павел Петрович, антрацит…

– Откуда же он здесь?

– Может, пласт? Копнуть бы…

– Нет, пласта здесь быть не может… Но как этот кусок мог сюда попасть? Довольно любопытная находка, а? Москва-на залежах каменного угля.

– Где мы теперь находимся?-сипло спросил Сиволобчик.

– Я думаю, мы теперь подходим к Собакиной башне или где-нибудь между Собакиной и Никольской. Но тут должны быть стены,- бормотал археолог,- Осипов, Щербатов и Стеллецкий, все трое, как раз в этом месте наткнулись на каменные столбы московского арсенала. Если мы идем верно, то также должны упереться в столб…

Он поднял повыше фонарь, и тотчас в свете его, шагах в десяти перед ними, выступил массив арсенального фундамента, преграждавший дальнейший путь. Под сводом быка, сложенного из огромных нетесаных камней, была навалена куча щебня; от времени она осела, из-под камней с легким клохтанием выбивалась струйка воды, тотчас и пропадавшая в камнях. Экспедиция остановилась.

– Сейчас перед нами,-сказал археолог,-встает та же задача, что вставала перед всеми исследователями подземелья. Если мы хотим пойти дальше, мы должны будем или обойти столб стороной, или пробиться сквозь него и таким образом снова попасть в ход. Я уверен, что за стеной немедленно начинается его продолжение. Попробуйте, Дротов… Я посвечу…

Дротов снял мотыгу, тупым, без размаха, ударом воткнул ее в скрепы между глыбами мячковского камня, но тот лежал прочно, чуть-чуть крошась под напором крепкой руки: в старину умели прочно строить даже под землей.

– Нет, своими силами не сковырнуть!

Произошло то, чего и боялся археолог: экспедиция уперлась в неодолимое препятствие, и дальнейшее продвижение стало невозможно…

Тогда решили: возвратиться назад, к "мышиному лазу", и там ждать возвращения товарищей Боба и Кухаренко. Левый ход был совершенно неизвестен археологу. Возможно, это было какое-либо ответвление, но Мамочкин не придавал ему особенного значения: путь к библиотеке Грозного и его сокровищам все же лежал тут, на этой главной магистрали, прерванной арсенальными быками.

Еще издалека, у "мышиного лаза", стали заметны огни, Боб и Кухаренко вернулись раньше времени. Значит, и там неудача! "Ну что же,-упрямо подумал Мамочкин,-мы вернемся к столбам, рискнем разобрать кирпич и протиснуться между столбом и стеной хода".

Тогда экспедиция в полном составе двинулась по левому боковому ходу. Впереди – археолог, за ним товарищи Боб, Дротов и Сиволобчик с мотыгами, на всякий случай изготовленными к нападению, в арьергарде еле передвигал ноги Кухаренко, которому передали лестницы и продовольственные запасы отряда. У хохла слипались глаза, он потихоньку, чтобы не слышали идущие впереди, ругался, отковыривая куски окорока, висевшего за спиной. Ко всему этому завтра- завод, работа, заседание завкома, доклад о способах экономии производства… Черт знает, в какую дыру иногда может загнать человеческая любознательность!.. Тут он зевнул, еще раз вполшепота изругал Дротова "сивым мерином", отломил кусок побольше и едва не поперхнулся от гениальной мысли, осенившей сонную головушку.

"Они идут впереди,- таков был приблизительно ход гениальных размышлений,- назад им не миновать этой же дороги, если этот чертов погреб вообще можно назвать дорогой… Я иду сзади. Кто же мешает мне, отстав слегка, подождать их на одном месте, вместо того чтобы лазить, словно проклятый крот?"

Время от времени путники перекликались условным паролем:

– Есть!

Выкрикнув в последний раз, Кухаренко присел на выступе, скользком от клейкого плесневелого пота, каким потеют камни сухих колодцев и твердые породы в глубоких шахтах. Присев, он задумался на всякие любопытные темы в связи с завтрашним заседанием, зевнул, попробовал выкрутить "ножку", но клюнул носом и забылся… Впрочем, освежающий сон иногда кстати даже на глубине семи с слишком саженей под Московским Кремлем.

Между тем экспедиция подвигалась вперед. На двадцать второй минуте ход кончался отверстием. Когда в него сунули фонари – увидели пещеру, очертания которой терялись в скудном электрическом свете. Вероятнее всего, она была естественным провалом, пустотой или уцелевшим убежищем времен неолита. Каменный ход, подходя к ней, терялся в наносах желтоватой затвердевшей пыли. Пещера уходила вниз крутым уклоном. По нему-то и двинулись бесстрашные исследователи. И опять чуткое ухо Дротова уловило приглушенное клохтание подземного потока…

– Стоп!-внезапно вскричал Мамочкин.

Справа и слева, словно груда разорванных бумажек, белело на земле. Боб нагнулся и поднял белую, будто нарочно выбеленную, берцовую кость человеческой ноги. Скелеты лежали в страшном, дьявольском порядке. Под самой стеной, глазами к взошедшим, помещались черепа; в пустых черных глазницах, казалось, еще темнеют зрачки, под черепами-прямые трости позвоночников, обтянутых ребрами, раскинутые руки и ноги, неестественно подогнутые под зад. Было похоже, что люди улеглись спать и так заснули мертвым сном два или три столетия назад…