– Почему, дедушка Андрей? – спросил Зайцев.

– Роза – благополучие! Защита… Плодородие… – выкрикивал старик отрывочные слова. – Теперь нет!

– Разберемся. За обедом и разберемся, – предложил я. – Какое варварство – срезать цветок! Здесь его красотой могли любоваться все. Что толку утащить его к себе в комнату, чтобы он постоял пару дней и завял?

– И отдать за это два кольца, – заметил Росляков.

– Мужики… Ничего вы не понимаете! – фыркнула Ангелина. – Это подарок! Женщине! Тут не обошлось без любви!

– А женщине он зачем? – наверное, я покраснел. Неудобно все-таки спрашивать, но я не представлял, что такого может сделать с цветком женщина, чего не надо делать мужчине.

– Любоваться, – потупила глаза Ангелина. – Хотя… как бы не случилось какого колдовства.

– Да, для наговора розу могли взять, – хмуро пробурчал Зайцев.

В колдовство верят не все, но кто из нас не шептал над грядками «верные слова», не смотрел в календарь, прежде чем высадить рассаду? На душе стало не по себе, но виду я не подал, предложил старику:

– Приходите на обед, выясним, кто вас обидел. Редко в столовую ходите, нехорошо.

– Прокляты… прокляты… – простонал старик. Похоже, у него опять началось помрачение.

По дороге в библиотеку я обстукивал внешний охлаждающий контур реактора. В двух местах звук мне не понравился – как бы опять не произошло аварии. Нужно увеличить количество ледовозчиков с двух до четырех, а то и до пяти. Воды поселку требуется больше, на случай аварии запас должен быть прямо в емкостях реактора. Всем бросать свои дела и бегать с санками на ледник – не дело. Кого и откуда перевести в возчики? Работа тяжелая, весь день на морозе… Хотя не так нудно, как сидеть в четырех стенах, и паек усиленный.

В библиотеке меня встретила Лидия Игнатьевна – сухонькая старушка, которая помнила время до Катастрофы. Она была старше Распопова – того Катастрофа застала ребенком. И все равно, у них много общего. Почему бы им не поселиться вместе? Но нет, на дух друг друга не переносят.

– С чем пожаловал, Егор? – прошамкала Лидия Игнатьевна. – Книжки по реактору все давно к себе перетаскал!

Надо бы вставить старухе зубы – да ближайший зубной врач за сто километров, в Балашихе, убежище БЗБ-32. Тоже старик…

– Мне бы о цветах почитать. О розах.

– О розах? – улыбнулась старушка. – Ты, не иначе, девчонку себе присмотрел?

– Я пять лет как женат, Лидия Игнатьевна. Старушка тонко рассмеялась.

– Ну и что, Егор? Жена – не стена… Хотя в нашем курятнике ничего не скроешь – ты прав. Хочешь вырастить в своей тепличке розу?

– Нет, хочу узнать, для чего нужны розы… Старуха вновь расхохоталась.

– Эх, молодежь, молодежь! Для чего растят розы? Для красоты! Прежде из них делали чудесное масло, но для этого нужны поля роз, тонны лепестков. Да и масло-то розовое тоже для удовольствия – картошку на нем не пожаришь.

– Розы ведь дарят женщинам?

– И женщинам, и мужчинам. Раньше был такой обычай: срезать цветы и дарить их. Мне как-то подарили букет из двадцати трех роз надень рождения. Тогда мне исполнилось двадцать три года… А потом случилась Катастрофа.

– Двадцать три розы! – поразился я.

– Да. Розы были белые, свежие – совсем не такие, как выращивает чудак Распопов.

– Но двадцать три… За вами ухаживал… – Я начал вспоминать слово, которым до Катастрофы называли богачей. Оно связано с числительным, только с каким – вопрос. Десятник? Сотник? Тысячник? Миллионер? Миллиардер? – Очень богатый человек?

– Нет, он был среднего достатка. Тогда букет из двадцати трех роз стоил не больше, чем маленькое золотое колечко с камушком. До Катастрофы кольца делали с камушками, а не гладкими, и не использовали их вместо денег, а просто носили на пальцах. Когда обрушилось небо, он погиб, а я на всю жизнь осталась одна.

– Печально. Больше вы о розах ничего не знаете? Они обладают какими-то защитными свойствами? Могут предсказывать беду? Есть какое-нибудь колдовство, в котором нужна роза?

Лидия Игнатьевна улыбнулась.

– В колдовство я не верю… Ходили глупые слухи лет двадцать назад, ты еще был маленьким. Будто из-за того, что крысы съели розу, началась эпидемия. Помнишь, мы все болели? Но это ведь ерунда! Не станут крысы есть розу. А если так и произошло на самом деле, то не стоит путать причину и следствие. Может быть, крысы стали жрать все подряд, потому что почувствовали неладное и им не хватало веществ, которые нашлись в розе.

– Но колец они вместо цветка не оставляли?

– Что? – изумилась старушка. – Егор, ты и правда влюбился в молоденькую романтичную девочку, которая верит в сказки? Какие кольца? Крысы оставляют после себя только помет и клочки шерсти…

Поблагодарив старуху, я вышел из библиотеки. Значит, розу мог сорвать любой человек, который наслушался историй о прежней жизни и решил сделать приятное другому человеку, тому, кого он любит. Или женщине, или мужчине. Многие могут скрыть свой поступок не потому, что он постыдный, а потому, что о нем не должны узнать другие люди. Скажем, собственная жена. Или муж. То, что я верен жене, не значит, будто так же поступают все остальные…

Захотелось выйти на поверхность, взглянуть на облака. Жаль, за льдом до обеда никак не сходить. Пятьдесят минут добираться до ледника, час идти обратно. Да еще и сани грузить. Но я все же решил вдохнуть морозного воздуха.

От библиотеки до верхнего шлюза – пять минут хода. Я поднялся на верхний ярус, дошел до гардеробной, выбрал себе прорезиненный костюм на меху по размеру. Маска у каждого своя, в личном шкафчике. Мою делала мама, когда мне исполнилось восемнадцать лет. До сих пор служит. Хотя я бываю на поверхности не так часто, как ледовозчики. Поднимешься пару раз в неделю… А иногда и по месяцу не выходишь – дела.

Распахнулась дверь шлюза, и с мороза ввалилась полная, казавшаяся надутой, фигурка. Без санок, что замечательно.

– Волкова?

Женщина сняла маску, и я убедился: действительно, она.

– Меня так трудно узнать?

– Ты не за льдом ходила, Маша?

– Нет. Так и ты ведь не за льдом, Егор!

– Хочу посмотреть, как держится крыша над теплицами.