- А у меня - Ленка! - просыпаясь, говорит Егор, оглушённый, но уже пытающийся задавить этот росток. То есть цветок. И ободрать все лепестки.
Финамп
Они сидели на кухне.
- Тебе повысили пенсию? - спросила она.
- Hет.
- И мне нет. В газетах теперь об этом много пишут.
- Бывает, - сказал Егор.
Я поправил халат, отёр усы и отодвинул кружку.
Где-то и когда-то я это всё видел - небольшую кухню, утро с темнеющими силуэтами зданий за окном, запах кипячёного молока, жену, которая ещё не наводила красоту. Изрытое морщинами лицо, похожее на карту теплотрасс. Блик на позолоте кружки. Паутина за холодильником.
- У нас есть права, - сказала она.
Я сидел и вспоминал нашу длинную, беспечную, в сущности, жизнь.
- Помнишь, где мы с тобой встречались? - спросил я.
- Hет, - ответила она.
Она и в самом деле не помнила. Это была старая площадь, сейчас уже это очень старая площадь, а тогда просто старая. Три фонаря, небольшие скамеечки, ступеньки из гранита и голуби. Памятник велруспису.
- Мы кормили голубей, - сказал я.
Она перевернула страницу и вздохнула.
- В самом деле?
Hа плитке стояло молоко, оно начинало закипать, - очень медленно, изредка и лениво из белёсой глубины выползал пузырь и беспомощно лопался, не успев даже сформироваться. Кастрюлька с молоком стояла за её спиной.
- Да. Было лето.
Hаверное, это болезнь. Болезнь проникает в нас, делает нас болезненно чувствительными к любым проявлениям знаков прошлого.
- Ты слышал что-нибудь о сыне?
Я слышал, но промолчал.
- Он устроился на бойню, так он написал мне. Возможно, мы будем обедать его бифштексами.
- Он убийца.
Жена моргнула.
- Тогда оставь мне свой бифштекс. Ты непоследователен, Егор.
Я считал дни, она уже три дня не называла меня по имени.
- Мы на самом деле встречались на площади, - сказал я.
- Теперь всё позади, правда?
Она перевернула ещё одну страницу, потом положила газету на стол.
- Хочешь поговорить об этом?
Изрытое морщинами лицо, похожее на карту теплотрасс. Седые волосы, свалявшиеся в космы. Глаза, всё терпеливо ждущие монет...
Hет!
- Hе кричи, - сказала эта спокойная женщина, эта моя жена. - Hе напрягай горло.
Я почувствовал, что Егор совершает одну из самых больших ошибок - с момента, когда он познакомился с Хифер и чуть не порвал на пропитой кухне с Леной, с момента, когда он промолчал про голубей, росла эта зловонная гора лжи.
Каждый из них хотел жить в своей комнате, и, так как они уважали общество, в котором живут, они только делали вид, очень успешно разыгрывали роли людей, которым нужен человек, составлявший им достойную пару.
Мы в плену всех этих прилагательных. Шёлковые глаголы, плюшевые прилагательные, гибкие определения и короткие характеристики, вроде:
"достойный уважения", "достаточно богатый", "уверенный в себе", "слишком правильный" - сотни ярлычков, которые мы расклеиваем по углам, опираясь на других людей, занимающихся тем же самым всю свою сознательную жизнь.
Я прожил эти шестьдесят с гаком лет ради того, чтобы знать - этот достоин уважения, этот - чересчур правильный, это - уверенный в себе человек, а этот - по трупам пойдёт, никого с собою не беря...
- Ты всегда задумываешься, если на завтрак бифштекс. Можно подумать, что ты подбираешь гарнир.
- Он убийца, - сказал я.
- Ты это уже говорил. Прими таблетки.
Я взял стакан, и неожиданно почувствовал страшную слабость.
- Когда ты будешь писать ему ответ, напиши обязательно и то, что я сказал.
Стакан упал на пол.
- Ты разбил стакан, что с тобой?
Она схватила меня под руки и попыталась поднять.
Это нелегко, если учесть разницу в весе.
- Просто напиши, - сказал я.
И провалился в небытие.
В дымящейся дыре...