– Можно я отвечу? – спросил Курикка, и Дон утвердительно кивнул головой.
– Наша главная беда в том, что мы потеряли слишком много воды. Вода, циркулирующая в двойной обшивке корабля, задерживает большую часть заряженных частиц, из которых и состоит солнечный шторм, замедляя и останавливая их. Действуя так же, как и атмосфера Земли. Теперь же, после потери почти половины воды, ее толщина стала недостаточной, чтобы задерживать радиацию. И раз Марсианский центр объявил тревогу, значит, этот шторм сильнее обычного. Он должен быть достаточно силен, чтобы справиться с нами.
– Но мы должны справиться с ним! – вмешался Дон. – Имеются ли какие-нибудь специальные меры на случай небывало сильного шторма?
– Имеются, сэр. Мы разворачиваем корабль шаром с реактором в сторону Солнца. Таким образом, между Солнцем и машинным отделением оказывается вся масса реактора и защищает его. А вся вода впрыскивается в аварийные камеры в той стенке барабана, которая обращена в сторону Солнца. До тех пор, пока корабль сохраняет правильную ориентацию, такой защиты вполне достаточно.
– Хватит ли у нас воды для подобного трюка? – спросил Дон.
Выражение лица главстаршины не изменилось во время этого вопроса. Не изменилось оно и во время ответа:
– Нет, сэр, не хватит.
– Но машинное отделение все же будет защищено?
– Это верно.
– Тогда это решит половину наших проблем, – улыбнулся Дон. – Поместив пассажиров и команду на опасное время в инженерный отсек, мы по мере возможности гарантируем им выживание. Каптенармус, возьмите это на себя.
Главный инженер стал что-то возражать насчет места, но Дон жестом призвал его к молчанию.
– Теснота нам не повредит. И радиация не убьет нас. Для каждого найдется место. Но сначала мы должны найти способ развернуть корабль. Мы должны работать теперь как можно быстрее, так как не знаем, сколько времени у нас еще есть в резерве. Да, Бойд?
– Я думаю, что смогу помочь в этом немного, – произнес вычислитель. – Те сообщения, что мы принимали раньше, во время солнечных вспышек, необходимо внести в компьютер. Так как эти сообщения многократно повторялись, неизбежно должно было произойти накопление информации. Машина выловит смысл в предложенных ей фрагментах и скомпонует из них текст сообщения.
– Звучит разумно, – согласился Дон. – Ну что же, попробуйте расколоть эту запись.
– Есть, сэр, – ответил Бойд и двинулся к двери, стараясь не бежать до тех пор, пока хотя бы не минует дверной проем.
Так как работы хватало на всех, то все получали надлежащие инструкции и по очереди удалялись. Только когда все ушли, Дон обнаружил, что он ничего не может сделать с мучившими его проблемами до тех пор, пока они не вернутся с новыми данными. Его медицинские проблемы были решены мгновенно. Он еще раньше залечил все мелкие царапины и раны, а двое, пострадавших относительно тяжело, находились в лазарете под наркозом. Оба они были подключены к автоматическому диагносту, непрерывно контролирующему давление крови, температуру, дыхание, пульс, мозговые излучения и все остальное, за чем следовало следить. Если хоть один из них изменится в худшую сторону, его мгновенно предупредит об этом висящий на поясе сигнализатор.
Некоторое время его никто не беспокоил, и он решил, что некоторое время может побыть один. О сне не могло быть и речи. Для него найдется время и позднее, если они сумеют избежать внешних опасностей. Но пока он раздумывал над этим, ноги сами приняли решение, вынесли его в коридор и понесли к ближайшему лифту. Обсерватория! Конечно же, именно туда ему хотелось пойти. Пока лифт медленно полз по своей шахте, Дон связался с рубкой и сообщил, куда он направился.
Лифт поднимался от внешней обшивки судна к центральной трубе, соединявшей воедино обе секции космического корабля. Когда лифт остановился и дверь скользнула в сторону, Дон ухватился за дверной проем и кинул свое тело вперед. С натренированной легкостью он вылетел из лифта и поплыл в воздухе. Как только его руки коснулись дальней, обитой кожей стенки трубы, он ухватился за одну из размещенных здесь гибких петель и швырнул свое тело по направлению к обсерватории. С тех пор как корабль выключил двигатели и перешел на свободный полет, здесь не было ни ощущения веса, ни гравитационных сил. Вращение корабля порождало на внешних палубах центробежные силы. Но здесь, вблизи оси корабля, эти силы не ощущались, и он мог плыть по воздуху, как рыба в воде. Как только он коснулся кнопки, дверь в лабораторию открылась и он вплыл внутрь.
Как всегда при виде этого невероятного зрелища у него перехватило дыхание. Звезды, звездные реки, целые скопления медленно вращались перед ним.
Обсерватория представляла собой большой шар, размещенный на конце центральной трубы, на выходе из барабана. Так как за его стенами не было воздуха, который размывал и размазывал бы очертания звезд, то здесь они не мерцали. Они казались горячими точками света различных цветов и яркости, заполняющих шар тьмы вокруг. Легко забывалось прозрачное покрытие, и человек переполнялся ощущением, что он с ними, среди них, является частью бесконечной Вселенной.
Здесь сбоку было и Солнце, свет которого автоматически приглушался материалом купола. Оно напомнило Дону о шторме, уже сорвавшемся в стремительном рывке с этой огненной поверхности, и он глянул на свой счетчик радиации. Уровень ее слегка вырос, но не настолько, чтобы стать опасным. Хольтц говорил о равномерном нарастании. Сколько же у них времени до удара частиц собственно шторма? И что он может сделать, чтобы сохранить жизнь всех этих людей, оказавшихся на его попечении? Дон прижал свои кулаки к прохладной поверхности купола.
Если и существовало время предаться отчаянию, то именно сейчас, когда он был один и никто не мог его увидеть. Он чувствовал себя уставшим, почти опустошенным и страстно желал вновь оказаться на своем месте. Здесь во тьме он лишь улыбнулся этой мысли. На корабле больше никого не было – остались лишь матросы. Как врач, он был приучен к ответственности брать на себя жизнь и смерть людей. Принимая клятву Гиппократа, он никак не мог предположить, что она может включать в себя необходимость стать капитаном космического корабля. В мединституте он не проходил этого! Дон снова улыбнулся при этой мысли и почувствовал себя лучше. Он должен выполнить эту работу наилучшим образом, на какой только способен. Ничего другого ему просто не оставалось.
Зазвонил телефон, и этот звонок показался ему громом в тишине погруженного в Галактику зала. Дон поднял трубку.
– Капитан слушает, – автоматически, когда решение было принято, сказал он.
– Рубка, сэр. Ленты с сообщением марсианского центра обработаны компьютером. У меня здесь запись полного сообщения. Зачитать вам его?
– Только цифры: какой силы ожидается шторм, и когда он ударит по нам.
– Одну секунду… вот оно. Сила восемь баллов по Хойлу. В максимуме – десять. А я раньше никогда и не видел ничего силой больше шести.
– Так силен? Я возьму это сообщение. А теперь – когда это должно произойти?
– Самое большее через полтора часа. Возможно на несколько минут позже, но не намного.
Дон обнаружил, что он непроизвольно задерживает дыхание и выдохнул воздух.
– Хорошо, я на пути в рубку. Свяжитесь с пассажиром по имени Угалде и передайте, что я жду его в рубке. И старшине Курикке тоже.
Девяносто минут на то, чтобы развернуть корабль! Это кажется совершенно невозможным и, тем не менее, это необходимо сделать. Глубоко задумавшись, весь обратный путь в рубку Дон проделал чисто автоматически, и лицом к лицу столкнулся с разъяренным доктором Угалде.
– Вы просите у меня невозможного, капитан. И, притом, немедленно! А затем мешаете мне! Такие вещи не могут…
– Меньше чем через полтора часа шторм будет здесь, – тихо произнес Дон. – Шторм не будет ждать. Наше время истекает, доктор.
Лицо Угалде посерело, и он рухнул в стоящее перед ним кресло.
– Тогда… все слишком поздно, – прошептал он.