Полученная ими скоротечная подготовка в Московской разведшколе едва ли подходила для осуществления честолюбивых планов Разведупра. Макаров едва умел обращаться с рацией (его научил этому Венцель), Ефремов по легенде играл роль финна, но не смог бы поддержать самой элементарной беседы на "родном языке", хотя впоследствии гестапо похвалит его легенду, "настолько блестящую, что ей соответствует каждая пуговица его костюма и даже нижнее белье".
Деятельность "Красной капеллы" могла начаться с фальстарта, не появись в ней человек, которому более чем кому-либо обязана советская разведка своими успехами в Западной Европе. Своим подчиненным он был известен как "Большой шеф". И в победах, и в поражениях он доказал свою компетентность и опыт во всех областях конспиративного ремесла. Звали его Леопольд Треппер, и он серьезно отличался от всех своих соратников по будущей шпионской сети. Треппер не был выходцем из Красной Армии, он был даже не советским гражданином, а поляком, евреем и профессиональным революционером.
Треппер внес в историю "Красной капеллы" совершенно новую струю. Четверо его советских коллег были офицерами, привычными к выполнению любого приказа начальства, а для Треппера единственно приемлемым было добровольное подчинение идее, бескомпромиссное следование учению. Приказы сверху могли неожиданно менять цели или направление развития операции, но фанатизм одинокого волка-революционера не позволял отклоняться от намеченного курса, который был давно определен: его путеводными звездами стали коммунизм и польское еврейство.
Сын лавочника Леопольд Треппер родился в Ноймарке неподалеку от Закопане 23 февраля 1904 года. В связи с ранней смертью отца рос он в нищете и страданиях. Из-за бежденежья пришлось оставить учебу в Краковском университете, где он изучал историю и литературу, и перебиваться случайными заработками - сначала каменщиком, затем кузнецом, потом шахтером. В это время стал коммунистом. В 1925 году вместе с другими представителями своего класса организовал стачку в галицийском городе Домброве, которая была подавлена польской армией. Помимо воспоминаний о восьми месяцах заключения это приключение дало ему новое имя. С тех пор он называл себя Домб по первым четырем буквам города Домбров.
Но как коммунист и к тому же еврей, Треппер стал слишком заметен, и смена имени не избавила его от преследований полуфашистского режима Пилсудского. Он счел свое положение настолько опасным, что примкнул к сионистской организации и в 1926 году с её помощью эмигрировал в Палестину. Треппер стал сельскохозяйственным рабочим в киббуце, затем учеником в электротехнической фирме, но его продолжал манить соблазн подпольной революционнной работы, и он вступил в коммунистическую организацию, известную под названием "Единство", где познакомился со своей будущей женой, школьной учительницей Сарой Майей ("Любой") Бройд (разведенной, фамилия по мужу Оршитцер). Она родилась в польском городе Дрогобыче в 1908 году, за участие в политическом убийстве числилась в полицейских списках и сбежала в Палестину.
Так Треппер стал членом небольшой группы объединенных общей судьбой польско-еврейских коммунистов. Большинство из них училось в польских университетах, оказалось вовлеченными в революционную борьбу и затем перебралось в Палестину. Земля обетованная их совсем не привлекала. Представитель среднего класса Леон Гроссвогель, клерк Хилиль Кац, рабочий Альтер Стрем и секретарша София Познанская - никто из них не хотел оставаться в Палестине, все горели желанием вернуться в Европу, на поля революционной борьбы.
Но как выбраться из этой опаленной солнцем пустыни, которая никому из них не нравилась? Дорога была открыта - поступить на службу в Коминтерн или советскую разведку. Проложил этот путь для своих друзей один из группы студент-механик Исайя Бир.
Он выбрал Разведупр, отправился во Францию и начал работать информатором на химической фабрике, а затем создал рабкоровскую сеть, снабжая Советы данными о французской промышленности. Инструкции Бир получал через редакцию коммунистической газеты "Юманите" или местные организации французской компартии. К 1929 году он настолько упрочил свое положение в советской разведке, что вызвал из Палестины старого приятеля, Альтера Стрема, который стал у него помощником и в свою очередь позвал своих друзей, объединив их в разведывательную сеть Бира. Треппер прибыл в 1930 году, вскоре открыл у себя талант прирожденного разведчика и быстро вырос до самого удачливого коллеги Бира.
Треппер жадно поглощал поучения Бира, который вскоре сделал его специалистом по прикрытию своих маршрутов. Он научился искусству перевоплощения, способам обмана противника и мог вывернуться из самого затруднительного положения. Среди сыщиков парижского Сюрте Бир не зря получил прозвище "Фантомас". Он мог появляться и исчезать, как привидение. Казалось, ему были известны черные ходы всех домов Парижа, каждый подвал, каждый чердак; он постоянно ускользал от преследователей, которым оставалось только гадать по поводу его истинного лица. Когда в июне 1932 года его все-таки схватили, полиция была разочарована: вместо ожидаемого супершпиона перед ними оказался скромный студент, руководивший чем-то вроде молодежного шпионского клуба: в свои 28 лет Треппер был у них самым старшим.
Находясь под арестом, Бир и его агенты общались с чиновником Сюрте Шарлем Биде. Им стало ясно, что их организация пала жертвой главного бича коммунистических шпионских организаций - предательства одного из своих членов, который выдал полиции адрес Бира и устроил встречу, на которой "Фантомаса" арестовали. В конце 1933 года Бир, Стрем и пятеро других агентов были приговорены парижским судом к трем годам заключения. Вырваться из когтей полиции удалось только одному - Леопольду Трепперу.
Он отправился в Берлин, где находился центр разведывательной службы, отвечавшей за Францию, и рассказал о провале. Люди из Разведупра посадили его в поезд до Москвы, велев оставаться на месте, пока все пассажиры не сойдут на перрон и ему не представиться кто-нибудь из управления. Треппер, он же Лейба Домб, сделал, как ему сказали, и так начал свою карьеру в Разведупре. Но ему ещё долго пришлось ждать своего часа: могло показаться, что управление просто не могло найти ему применения. Он коротал время за учебой и временной работой. Треппер посещал институт на Покровке, был редактором отдела культуры еврейской газеты "Емет", выходившей на идише, ходил на лекции по разведке в Московской военной академии...
А затем пришло и его время.
В 1936 году членов группы Бира освободили из тюрьмы и они попросили убежища в Советском Союзе. Личность предателя, провалившего шпионскую сеть, все ещё оставалась загадкой. В этом подозревали журналиста Рике, редактора "Юманите", и шестерых членов ЦК Французской компартии, поскольку именно они осуществляли связь между организацией Бира и их московским руководством. С другой стороны нельзя было исключить возможность предательства Альтера Стрема или любого другого члена их группы. Чтобы установить виновных, Управление отправило Треппера во Францию, и тот который использовал все свои способности, чтобы снять подозрения с друзей.
После трудных поисков ответ был найден: Рике предателем не был. Треппер обнаружил, что полицию информировал датский коммунист, принадлежавший к шпионской организации в Соединенных Штатах; во время ареста тот вел себя как двойной агент американской контрразведки. Ничего не подозревавший московский разведцентр перебросил датчанина во Францию, он информировал американцев, а те передавали его сведения Сюрте.
После такого отчета в Управлении потребовали от Треппера доказательств. Ему пришлось снова отправиться во Францию, откуда он вернулся с неопровержимыми документами - письмами провокатора американскому военному атташе в Париже.
Вояж Треппера во Францию убедил руководство на Кропоткинской в его способностях. После ликвидации элиты разведупра и побега генерала Кривицкого, руководителя западноевропейской резидентуры, более квалифицированного сотрудника для руководства создаваемой на Западе организацией, похоже, не было. Он знал обстановку во Франции, его польские друзья из группы Бира либо ещё находились там же, либо обосновались в Бельгии. Треппер говорил по-французски не хуже любого француза, знал немецкий - язык главного противника и будущий универсальный язык советских радистов на Западе.