– Ну не то чтобы совсем… – прошептал Мумукин. – Влас, будь добр, спаси нас, а?
Трефаил увидел за окном полглаза – формата оконного проема хватало только на это.
– А что вы тут делаете? – спросил великан.
– Спасай, говорю, а то глаз высосу. – Мумукин чувствовал, что помаленьку сползает с лодыжек астронома, поэтому решил поторопить Власа.
Глаз исчез. Некоторое время тишину ничто не нарушало, и Трефаил совсем уж собрался расцепить руки, чтобы убить-таки Мумукина за его длинный язык, как что-то оглушительно треснуло и сверху посыпались пыль, штукатурка и уголь.
– Что происходит? – Хольмарк крепче вцепился в Трефаила.
– Крышу рвет, – процедил Сууркисат.
– Ну уж нет, башню сносит, – как всегда вовремя вставил Тургений.
Однако прав оказался Трефаил. Не прошло и секунды, как крыша башни была грубо сорвана, и в клубах угольной пыли угадывалась физиономия
Власа. Малыш, по счастью, оказался выше обсерватории, поэтому без особого труда отодрал крышу и заглядывал вниз, пытаясь разглядеть
Мумукина с Трефаилом.
– Дяденьки, я вас не вижу.
– Мы тут, – шепнул Мумукин.
Вообще-то сказал он это почти беззвучно, одними губами, однако и того хватило: балка хрустнула, и вся компания дружно устремилась вниз.
– Лови нас, лови! – только и успел выкрикнуть Трефаил.
В этот момент все вокруг загрохотало и стены башни пришли в движение. Сууркисат пребольно стукнулся о каменную кладку, проехал на заднице и уткнулся в лестницу.
Грохот стих, гардероб яростно заклокотал на гортанном наречии. И без перевода было понятно, что ребятам в шкафу весело. Мумукин вновь взывал к самому себе и никак не мог докричаться, Эм-Си невнятно о чем-то рассуждал: очевидно, не мог взять в толк, как у него в зубах оказался чей-то дырявый носок…
– Что это было? – Хольмарк растерянно озирался по сторонам и не мог понять, почему стены так неестественно изогнулись.
– Башню тебе снесло, мужик, – посочувствовал Трефаил астроному.
– Вы там все живы? – раздался мальчишечий окрик, и башня накренилась еще круче.
– Не кантуй, тут ценные приборы, – отозвался Сууркисат.
Услышав про приборы, Хольмарк не на шутку взволновался:
– Телескоп… Где мой телескоп? На крыше стоял паровой телескоп!
Трефаил решил успокоить старика и крикнул Власу:
– Эй, кинконг, ты куда крышу дел?
– В море выкинул, – отозвался подросток. – А что?
Трефаил почесал затылок и поинтересовался у Ванзайца:
– Он дорого стоил?
– Он был бесценен, – горько вздохнул ученый.
– Не повезло тебе. – Трефаил пожал плечами. – Где здесь выход?
Башня кренилась все сильнее, и вскоре из колодца превратилась в туннель.
– Пошли, – велел Сууркисат Мумукину.
– А Тургений?
– Эта сволочь нигде не пропадет.
Мумукин засеменил следом, где-то в глубине души подозревая, что с
Тургением он встретится еще не раз.
На выходе их догнал Ванзайц:
– Стойте!
– Мумукин, если он потребует возмещения убытков – высоси ему глаз! -
Трефаил напрягся в ожидании нелегкого разговора.
Крушение башни застало Хольмарка в домашнем халате, шлепанцах и шерстяных носках. Запыхавшегося астронома, к счастью, волновала вовсе не компенсация.
– А вот эти… маленький такой, и те, в гардеробе… они кто?
– Они, батя, котовцы, – с воодушевлением ответил Мумукин.
– Кто? – не понял Хольмарк.
– Мужчины с чистым сердцем, горячей головой и холодными руками, – расшифровал Сууркисат. – Старик, говори скорее, что надо, и мы побежали. Кстати, где мы находимся?
– Остров Сахарин, восточное побережье.
– Что? – хором возмутились диссиденты. – Мы только позавчера отсюда свалили. – Мумукин с Трефаилом переглянулись, ткнули друг друга пальцами в грудь и крикнули: – Это ты во всем виноват!
– Есть хочу, – пожаловался Влас, стоявший чуть в стороне.
– А это кто? – Хольмарк задрал голову.
– Это наш кинконг, – махнул рукой Мумукин, потом упер руки в боки и ехидно посмотрел на Сууркисата. – Ты, кстати, обещался меня убить.
Трефаил поднес к самому носу товарища классическую дулю, свернутую по всем канонам жестикуляции.
– Может, я помогу? – Хольмарк деликатно потрогал Тургения за плечо.
Мумукин на секунду задумался, и посчитал разумным отказаться от предложения:
– Спасибо, не сейчас.
Влас снова прохныкал:
– Есть хочу.
– Фунтик голоден, – глубокомысленно произнес Трефаил.
– Я с вами. Можно? – попросил Хольмарк.
– Зачем? – удивились диссиденты
– Ну… я умный.
Оскорбительный смех был ответом пожилому астроному. Тургений и
Сууркисат знали, что самые умные – они.
– Что смешного? – обиделся Ванзайц. – Я открыл, что небо твердое.
Новый взрыв истерического смеха. Хольмарк отвесил лоботрясам по доброй плюхе.
– Э, Трефаил, чего он дерется?
– Не знаю. Э, мужик, ты что, серьезно?
– Да! – Хольмарк гордо тряхнул седой шевелюрой.
– Ну ладно тогда, а то шуток мы не любим, – проворчал Трефаил.
– Чего ты там насчет неба твердо знаешь? – Мумукин изобразил, будто всю жизнь увлекался астрономией.
– Ни с места! – Эм-Си в сопровождении скрюченных тыкчтынбеков вывалился из туннеля. – Именем гениального создателя е… – тут Кафка рыгнул.
– Фу, чмошник, – сморщились диссиденты.
– Что естественно, то не безобразно, – парировал котовец.
– Есть вещи, естественные до безобразия, – выдвинул аргумент Трефаил.
– А также естественные в своем безобразии и безобразные в своем естестве, – довел мысль до логического беспредела Мумукин.
– Карабулдык чикалдык! – приказал Эм-Си тыкчтынбекам.
– Сиктым на кутак! – рявкнули тыкчтынбеки и повалились на землю.
Эм-Си не расстроился. Он взбесился. Он прыгал, орал, но гордые затекшие чуреки упорно повторяли одно и то же, не в силах шевельнуться.
– Эк пацан переживает, – посочувствовал коротышке Влас. – Есть хочу.
– Так и ешь его, – разрешил Тургений. – Только не отравись.
В этот момент Кафка случайно нажал на спускной клапан. Раздалось подряд пять оглушительных хлопков, эхом отозвавшихся в недрах башни.
Отдачей Эм-Си унесло в черную дыру обсерватории, и, пока он поминал шайтан, иблис и чихпых, Тургений предложил смотаться. Влас подхватил всех троих и скрылся в тумане.
Когда Эм-Си выскочил на свет, морально разложившиеся тыкчтынбеки пребывали в религиозном экстазе: Бог живьем забрал на небо трех людей.
Удобно устроившись на плече великана, держась для верности за волосы
Власа, беглецы шумно обсуждали, чем накормить ребенка.
– Я думаю, – Унд Зыпцихь посильнее запахнулся в свой халат, – детей кормят молоком.
– Ага, а поят кашей, – поддержал Мумукин. – Нет, еппона мама, все наоборот: кормят кашей, а поят молоком.
– Прошу меня простить, – деликатно прокашлялся Трефаил, – а почему именно этими двумя блюдами?
– Бать, можно я объясню? – попросил Тургений.
Ванзайц милостиво разрешил.
– Так вот, недоумок, слушай. – Мумукин сделал яростное лицо. – Детей кормят кашей и молоком, чтобы они росли сильными и красивыми.
Сууркисат попытался со своего места обозреть всего Власа. Потом перевел взгляд на Тургения, исполненного гордостью за свои познания в педиатрии.
– А наш-то чем не удался?
– В смысле?
– Чем тебе наш пацан не нравится, спрашиваю? Малыш удался крепким, на лицо тоже не страшен, а уж насчет расти – куда еще? Вон какой вымахал, на паровозе не объедешь.
Поди поспорь! Железная аргументация.
– Ну а сам-то ты чего придумал?
– Смотри и учись.
Лицо Сууркисата приобрело то идиотское выражение, какое нацепляют на себя все те, кто ни разу не видел живых детей.
– Скажи мне, милый ребенок, чего ты хочешь поесть?
– Чего дадите, то и съем. Только побольше, – отозвался мальчик.
С видом победителя Трефаил вытятил нижнюю губу и устремил взгляд в морские просторы, которые рассекал великан.