– Что? – возмутилась Лысюка. – Это у Тургения длинные руки? Да они у него короткие вовсе!

– А? – усмехнулся Факми, глядя на растерянного Люлика. – Бабу-то не проведешь, баба – она сердцем чует.

– Я тебе не баба! – Нямня с чувством отдавила убийце ногу.

Тот взвыл и хотел было выстрелить, но удара кувалдой по стволу вполне хватило, чтобы пистолет красиво улетел в море и сказал там

“буль”. В полном недоумении Донт долго пялился вслед оружию, потом оглянулся на Лысюку, перевел взгляд на Люлика.

– Ты что, совсем дура, что ли? Как теперь доставать? – только и мог сказать убийца.

Не то чтобы очень опасались лишних глаз – малыш выбрал берег побезлюднее, – но как минимум один соглядатай все же имелся. Влас клялся, будто чувствует чей-то взгляд, поэтому на сушу выбрались в кромешной тьме.

– Блин, мы по такой темноте все ноги себе переломаем! – ругался Мумукин.

– Интересно, как это у нас получится, – задумался Сууркисат, – если мы едем верхом на малыше?

– Легко, – объяснил Тургений. – Он споткнется, упадет, мы полетим вверх тормашками и сломаем шеи.

– Ты говорил про ноги, – поправил Влас.

– Не ори на меня! – обиделся Мумукин. – Куда мы сейчас, когда не зги не видно?

– Никуда. Всем стоять на месте, не то стрелять буду.

– Очень смешно, – пробубнил Трефаил.

– Я сказал – стоять! – повторился требовательный голос.

Голос не был громким. Он обладал такими характеристиками, что

“громкий” – это жалкий эвфемизм. Говоривший обладал легкими оперного певца, глоткой парового матюгальника и апломбом вертухая: ослушаться казалось кощунством. Влас встал как вкопанный.

– Везете ли вы товар, не указанный в декларации?

– Нет, – хором ответили диссиденты и Хольмарк с мальчиком.

– Утром проверю, – пообещал невидимый страж. – Всем спать немедленно!

Мальчик послушно опустился на землю, улегся ничком и действительно заснул.

– Я не понял, кто это тут раскомандовался? – полез в бутылку

Мумукин, но Трефаил треснул товарища по затылку, поэтому пришлось согласиться. – Ладно, завтра посмотрим.

Утро началось весело. Сначала заорал Влас: в пальцы ему кто-то вставил сухие ветки и поджег их. Потом оказалось, что все четверо оказались вымазаны чем-то белым и липким, по вкусу и запаху идентифицированным как зубная паста. К тому же неизвестный шутник связал кеды Трефаила с мумукинскими кроссовками, и приятели долго не могли разобраться, почему Тургений падает, едва Сууркисат пытается сделать шаг, а разобравшись, едва не начистили друг другу личики, потому что Трефаил твердо уверовал, что шнурки связал Тургений, а

Мумукин утверждал, что не делал этого, потому что спал.

Больше всех повезло астроному: его бороду кто-то заплел такими невообразимыми косичками, что распутать волосы не представлялось уже возможным.

– Где эта сволочь? – кипятился Тургений. – Где этот подонок, который тут выступал вчера? Я ему глаз высосу!

– Тихо! – приказал Влас.

– Какого хрена?!

– Цыц, говорю! – рассердился великан, и Мумукин нехотя замолчал.

Сквозь плеск волн доносился какой-то звук.

– Что это? – испуганно посмотрел на попутчиков Хольмарк. – Кто-то сопит в моей бороде!

Ничтоже сумняшеся Трефаил со словами “я тебя сейчас…” ухватил старика за бороду.

– Не бей батю! – Тургений бросился спасать астронома, но Влас ухватил его за шиворот и не дал потасовке начаться.

Меж тем Сууркисат и не думал бить Ванзайца. Удерживая бороду,

Трефаил запустил в нее пальцы.

Тотчас вчерашний громовой голос потребовал:

– Руки прочь! Не нарушайте мою приватность!

Мумукин, которого Влас продолжал держать за шкирку, перестал трепыхаться и озадаченно поскреб затылок.

– Только говорящих вшей нам не хватало.

– Сам ты вошь! – обиделся голос, и Трефаил вытащил на свет крохотного – высотой со средний палец – рыжего человечка в пятнистом костюме.

– Прохердей Громыхайло, эсквайр, – отрекомендовался человечек, которого Сууркисат брезгливо держал двумя пальчиками.

– Кто-кто? Экс… крэкс… пэкс… – Мумукин, точно так же удерживаемый указательным и большим пальцами великана, вновь начал дергаться. -

Малыш, отпусти.

– Драться не будешь? – насторожился Влас.

– Разве что самую малость, не до смерти, – пообещал Тургений.

Ощутив под ногами землю, он подошел к Трефаилу и попытался потрогать пленника, дабы убедиться в его реальности. Но не тут-то было:

Громыхайло извернулся и цапнул Мумукина аж до крови.

– Ауй-йа! – заплясал мятежный диктор, размахивая прокушенным пальцем.

– Вот сволочь… – удивился Сууркисат.

– Не сволочь, а западло, – поправил человечек.

– А какая разница?

Прохердей подумал и согласился:

– Действительно, никакой.

Под угрозой немедленной расправы Громыхайле пришлось расплетать бороду астронома. Батя фыркал, ругался на старочукчанском и вообще выказывал явное неудовольствие контактом с человечком. Пока

Прохердей возился, Трефаил вел допрос:

– До ближайшего населенного пункта далеко?

– Ты дурак, что ли? – пыхтел рыжий. – Прикинь разницу в росте: ты шаг сделаешь, а я – двадцать.

Логика в словах Громыхайлы присутствовала, но Трефаил почему-то не поверил.

– Ты хочешь сказать, что за все время пребывания на Хоркайдо ни разу не заглянул туда? – Сууркисат ткнул перстом на горизонт, где яростно дымил какой-то населенный пункт.

– Да я только вчера здесь оказался.

– А там?

– А там позавчера… – Прохердей еще немного покряхтел и вылез из бороды. – Готово!

Теперь борода топорщилась во все стороны и напоминала изрядно потрепанный жизнью ершик для чистки унитаза.

– Эй, верзила, руку подай! – потребовал Громыхайло.

Сууркисат протянул руку, но в этот момент карлик прыгнул куда-то вбок, а между ладонью Трефаила и бородой астронома образовалась электрическая дуга, грохнуло – и у жертв коварного карлика вырвалось:

– …!…!…!!!!

Откуда-то издалека до них донеслось:

– Сами такие!

Мумукин порывался уже броситься в погоню за подонком, но Влас прошептал:

– Тихо! Я его вижу. Быстро бегает, гад. Что-нибудь острое есть?

Трефаил не мог ответить – его контузило. По той же причине молчал и

Унд Зыпцихь. Мумукин яростно шарил по карманам, но единственное, что нашел, – это значок “Передовик производства”. В бессильной злобе он выбросил проклятую безделушку, и тут же раздался крик боли и удивления.

– Дядя, ты ему ногу проткнул. – Великан от восторга разве что не прыгал. – Ты его тоже заметил?

– Кого?

– Ну этого… экскаватора!

– Эсквайра, неуч, – донеслось издалека.

– Я что, попал? – недоверчиво поежился Тургений.

– Да ты вообще попал, падла! Я тебя достану, на хлястики порву! – орал Громыхайло.

– Где он? – пришел в себя Трефаил.

– Там, – хором ответили Мумукин и Влас.

Сууркисат решительно направился в ту сторону, куда указали спутники.

– Что он там бормочет? – не понял Тургений.

Влас прислушался:

– Да все слово какое-то повторяет…

– Какое?

– Геноцид. А что это?

За всеми треволнениями мы как-то выпустили из виду, что же изменилось в жизни Архипелага после роковой передачи.

Казалось бы – ну чему тут меняться: кто в наши дни слушает паровое радио? Жалкие единицы.

Именно эти жалкие единицы разнесли слух об эпохальной оговорке по всему Сахарину за какой-то час. Опасаясь что-либо предпринимать без санкции Эм-Си Кафки, Худойназар Лиффчинг не удосужился дать в следующем выпуске новостей опровержение слов Мумукина, что послужило для сотрудников радио не самым лучшим примером: Ле Витан, втайне завидовавший успеху Тургения, взял да и повторил его слова в следующем эфире. Реакции со стороны властей не последовало никакой, ибо все силы комитета общественного трудоустройства были брошены на поимку диссидентов.

Ле Витана слушал уже весь Сахарин, потому что после распространенных слухов обыватели прильнули ушами к паровым коммуникациям в надежде еще раз услышать вожделенные слова о родном государстве. И слова эти повторились.