Какое-то время компания молча созерцала пейзаж.

– И что, ты тут живешь?

– Да, – в один голос ответили Влас и Громыхайло.

– Ну что ж, будем прощаться, – решил Курзо. – Приятно было познакомиться.

– Верую! Эпическая сила!

Все оглянулись.

К провожающим приближалась изрядная толпа, в которой сквозь сумерки

Трефаил начал различать знакомые лица: Касимсоты, Лысюка… остальные, правда, незнакомые, но их Сууркисат тоже не боялся. Эпическую силу славил субтильный шаман с рыжей бороденкой и бубном под мышкой.

Толпа остановилась на почтительном расстоянии.

– Мумукин, прощайся с жизнью! – заорал Биркель.

– А я? – обиделся Трефаил.

– Ты тоже! Наверное… – Касимсот-младший замешкался.

– Верую!..

Началась словесная перепалка. Мумукин тарахтел со скоростью парового пулемета, Трефаил поминутно обещал высосать глаз то одному, то другому, а то и всем сразу, Касимсоты наперебой сыпали угрозами,

Лысюка обзывала неизвестно кого придурками бешенства… Слово за слово, и скоро вся делегация оказалась вовлечена в прения, не исключая хладнокровного Факми. Скоряк, не прекращая бить земные поклоны и “веровать”, умудрялся то одному, то другому зазевавшемуся агенту давать здоровенного пенделя, и вскоре все смешалось настолько, что люди начали забывать, зачем сюда вообще собрались.

Пока Влас не сказал:

– Сюда что-то летит.

– Где? – Тяпа всполошился и опрометью бросился на стену.

– Это что за мужик? – спросил Люлик у Трефаила.

– Часовой местный.

– Куда это он?

– Стратегический объект охраняет. Э, погоди! Ты же его знать должен, если постоянно сюда за камушками ходишь!

Теперь удивился капитан:

– Это необитаемый остров, законсервированное месторождение.

Враги смерили друг друга взглядами. Потом посмотрели на стену, где часовой Тяпа неумело наводил зенитку на неопознанный летающий объект. Стрекот невидимого летуна становился все отчетливее, и столь же отчетливее становился шум пара в котле зенитного орудия – давление возросло до максимальной отметки.

И тут загрохотало. Часового с зениткой окутало паром, все замерли, и только Влас растерянно крутил головой.

– Дядя Мумукин, что он делает?

– Стреляет по паролету, это же очевидно!

– А там люди?

– Ну… как тебе сказать… наверное, да, – смутился Тургений.

В несколько прыжков кинконг достиг стены, разогнал пар и, обжигаясь и шипя от боли, выломал орудие и сбросил в море.

Вскоре стало понятно, что если “часовой” и попал в летательный аппарат, то несерьезно. Вот паролет сделал круг над крепостью, вот завис, вот сел… Едва стих шум двигателя, а показавшееся над краем стены солнце окрасило его корпус оранжевым, дверь машины распахнулась, и оттуда тоже посыпался народ… точнее, это был не народ, а самый что ни на есть цвет нации – Верховный Совет полным составом, кроме разве что Большого Папы. Агенты радостно завопили, увидав начальство, и только Димон не обращал на Распута никакого внимания:

– Верую!

Мумукин шепнул Трефаилу:

– А где Хэдэншолдэрс?

Люлик и Сууркисат обернулись на Тургения. Взгляды обоих не предвещали ничего хорошего.

– Чего я сказал-то?

– Это он! – заорали Трефаил и Касимсот.

– Нет! – Мумукин в ужасе зажмурился.

Сууркисат бросился к Власу:

– Малыш, хватай часового! Лови его! Лови!

Диктатор заметался по стене. Нельзя сказать, что Влас так уж старался поймать Большого Папу, но нервы у Вальдемара Некрасовича сдали. Он начал ругаться, угрожать, незаслуженно обозвал Власа засранцем и даже умудрился разок выстрелить из пистолета, который все это время держал в кармане. Пуля угодила кинконгу в нос, и из глаз малыша брызнули слезы.

Тут Хольмарк, до сей поры старавшийся не отсвечивать, с воплем:

“Маленьких обижают!” раскидал Верховный Совет с его прихвостнями, легко вспорхнул на стену, в мгновение ока настиг Хэдэншолдэрса, вырвал у него пистолет и надавал пощечин.

Далее свершился самый бескровный и полюбовный государственный переворот за всю историю Архипелага. Трефаил предложил всему

Президиуму сдаться, или он немедленно всем глаз высосет. Угроза подкреплялась сопением обиженного великана и воплями “верую!”, с которыми Скоряк принуждал Распута поклониться кинконгу.

Скоро рассвело окончательно, а за Дверью, наоборот, показалось багрово-красное светило. Предстояло самое главное – отправить малыша домой.

– Слушай, там уже поздно, – уговаривал Власа Тургений. – Может, завтра?

Но мальчик твердо решил, что приключений пережил выше крыши. Он решительно шагнул из-под купола наружу и закрыл за собой Дверь.

– Ну вот и все, – с облегчением вздохнул Тургений.

Но ни Трефаил, ни Ванзайц не разделяли мумукинского оптимизма.

Потому что Вальдемар, едва Дверь закрылась, таинственным образом преобразился из слабого и безжизненного кролика в голодного и злого удава. Большой Папа злорадно цыкнул зубом:

– Факми, убей их.

Донт сделал шаг вперед. Оружия у него не было, но как профессионал

Факми мог делать работу даже голыми руками. Вопрос состоял в следующем: можно ли убивать людей, на которых снизошла благодать Божия?

В это время Дверь снова открылась, и невидимый Громыхайло, сидящий, очевидно, на плече у Власа, сказал:

– Горстью, горстью бери!

Влас наклонился и сгреб Верховный Совет, никто даже пикнуть не успел.

– Куда вы их? – спросил Сууркисат.

– Это мне компенсация! – отсалютовал Прохердей. – Ох, я ими и покомандую!

Потом Дверь закрылась, на этот раз – окончательно. Трефаил и Мумукин долго смотрели на голубой хрусталь неба, а потом Тургений на свою беду вспомнил:

– Адидасыч, еппона мама, ты мне сюрприз обещал!

Сууркисат наморщил лоб.

– А, помню, да. Я решил тебя на Лысюке женить.

Тут Мумукину и поплохело.

Необходимое заключение

Лысюка очень быстро одумалась связывать жизнь с придурком бешенства и вышла замуж за Донта Факми. Очень скоро они отправились в свадебное путешествие по ту сторону купола.

Никто из жителей Архипелага Гулак больше не работал. Алмазы, в которые под давлением купола превращался уголь, были национализированы, министрами брюликодобывающей промышленности стали братья Касимсоты. На вырученные деньги Соседский Союз закупает еду, специалистов и экологически чистую машинерию.

Хольмарк подумал-подумал и не стал обнародовать открытие. Ему заново отстроили обсерваторию, и теперь астроном пытается доказать, что полюсов всего два, а земля крутится. По настоятельной просьбе

Трефаила и Мумукина стены в обсерватории обиты войлоком.

Главных виновников падения парового режима восстановили в должностях на “Радио Сахарин”. Но выговор с занесением в личное дело за прогулы и срыв эфира Лиффчинг им таки впаял. За сумятицу и нестыковки в сюжете повести ответственность несут эти же отморозки.