— Ты прав. Пускай до полудня десяток твоих злейших врагов истечет кровью на Красной площади

Темпус поборол желание коснуться под столом колена своего старого друга

Брахис ничего не сказал на слова Терона, лишь поклонился и вышел, шелестя окрашенными в цвет меди одеждами.

— А ты, Тейлз, — обратился стареющий генерал к своему ничуть не изменившемуся за годы другу — Ты тоже думаешь, что мы прогневили богов? Вернее, если быть точным, одного из них?

Терон сжал губы и выпятил вперед подбородок. Сейчас всем своим обликом он очень напоминал старого, израненного льва с седеющей нечесаной гривой и затупившимися кривыми когтями. Терон был крупный мужчина, и властность его не превратилась в ее воспоминание, по-прежнему переполняя все его существо и бушуя в крови. Да, император был могуч и силен, но облик его тускнел рядом с Темпусом, земным воплощением Бога-Громовержца, чьи медвяного цвета волосы и высокий чистый лоб удивительно напоминали изваяния Вашанки, которому по-прежнему поклонялись в этих землях. В глубоких глазах бессмертного читалось коварство, а фигурой он походил на героев античности. На вид ему было лет сорок — мужчина в расцвете сил и разума, а никак не старик, хотя у него на глазах рождались и гибли империи. Не будет исключением и Рэнке: он похоронит Терона, так же как хоронил, и будет хоронить многих других, сильных стремлениями и духом. Терон ведал правду и знал Темпуса с тех далеких времен, когда империя Ранкан еще только зарождалась, и они бок о бок сражались у Стены Чародеев. Они всегда были честны друг с другом, правда, проявляя все же некоторую осторожность.

— Прогневили бога? Нет, это нечто иное, — ответил Темпус. Он прекрасно понимал, что не время сейчас вселять несбыточную надежду на возвращение Бога-Громовержца в душу воина, который в силу своих амбиций решил надеть корону Ранканской империи, чья тяжесть скоро погубит его. Нет более грязной работы, чем исполнять обязанности правителя, вдобавок ко всему Терон пришел к власти благодаря несчастливому стечению обстоятельств. — Если тут и замешан Вашанка, то только из-за разногласий между ним и Энлилем. А, как известно, в битвах богов гибнут обычно люди. Не стоит вселять надежду в войска — война с Мигдонианским Альянсом не закончится по воле божьей, как не закончится и по велению магии нисибиси.

— Значит, ты считаешь, что виной всему колдовство? Может, виновница — твоя зловещая вестница… ведьма-нисибиси.

— В той же степени, что и другие нисийские колдуны. Да и какая разница, боги причина бури или чародеи? Если бы я думал, что Брахис рвется к власти, я казнил бы его как преступника. Он прекрасно обойдется без нас обоих.

— Так же, как и мы без него. Пока мы с тобой действуем, рука об руку, если, конечно, у тебя нет никаких планов… избавиться от меня. Такой слушок появился недавно в среде жрецов.

Они вступили в словесную перепалку, уйдя от сути обсуждаемой проблемы. Несомненно, буря была предзнаменованием и не сулила ничего доброго новому императору.

Стареющий генерал поднял кубок, чаша которого покоилась на спине крылатого льва, и глубоко вздохнул, когда Темпус хрипло рассмеялся.

— Старый лев, да неужели ты ищешь знамение? Неужто оно и впрямь нужно тебе, чтобы считать право на трон пожалованным тебе богами, а не взятым по праву сильного?

— Чего я хочу?! — прогрохотал Терон и вдруг швырнул изящную, украшенную драгоценными камнями чашу с такой силой, что, отскочив от пола, та выкатилась, разбрызгивая капли, в самый центр зала.

Чаша вращалась на мраморном полу зала со звуком, напоминающим грохот колесницы, который становился все громче и громче, перекликаясь с раскатами грома и участившимся стуком оземь черного града, словно уже целое сонмище богов метало огненные стрелы из черного неба.

Темпус почувствовал, как встали дыбом волосы на руках и зашевелилась его борода. Капли вина на полу зашипели и испарились, валяющийся кубок внезапно засветился, сначала тускло, а потом все ярче и ярче. В голове послышался несколько иной и в то же время знакомый грохот — предвестник появления бога.

Темпус терпеть не мог, когда боги копались в его черепе. Воин успел выругаться вслух, прежде чем понял, что звуки не походили на глубокое первородное дыхание Господина Бури Отца Энлиля или на страстный, требовательный зов Вашанки-Громовержца. Они звучали с такой силой, что мерцание, гром, дымящиеся чаша и капли потеряли для Темпуса всякое значение — в его голове слились воедино призывы двух богов.

Двух! Это было уже слишком. Темпус почувствовал, как в его груди клокочет ярость. Он ненавидел подобные вторжения, и терпеть не мог быть пешкой, слугой у одного бога-убийцы и мальчиком на побегушках у другого.

Воин боролся со слабостью в ногах, которая словно требовала, чтобы он сел, не двигался и не закрывал глаз, подобно уже обрушившемуся на стул Терону, готовому послушно подчиниться любому откровению, которое вот-вот прозвучит в его голове. Проклиная само существование богов, Темпус схватился руками за край дощатого стола.

Воитель сжал дерево с такой силой, что стол не выдержал и доски его расползлись, но это никоим образом не помогло ему преодолеть или изгнать из головы силу божественного внушения.

Перед ним, там, где каталась чаша, завращались вдруг отливающие золотом колеса боевой колесницы, влекомой серыми конями тресскои породы, чьи подковы высекали искры из мощенного мрамором пола. Колесница вырвалась из дымного столба, и Темпус был настолько поглощен неожиданной картиной и неземным гулом времени и пространства, сквозь которые прилетела к ним колесница, что лишь краем глаза заметил, как Терон закрыл лицо руками и сжался за столом, точно большой ребенок.

Красная упряжь лошадей блестела и казалась влажной. Сильные красивые руки в коротких перчатках, смуглые и без единого шрама или волоска, уверенно сжимали кроваво-красные вожжи. Торс наездника закрывала кираса из муравленого металла, выполненная настолько искусно, что казалась влитой. Броня несла на себе все отличительные признаки Священного Союза.

Темпусу не было нужды видеть лицо, ибо он знал уже, что прибыл к нему не бог, не верховный чародей, не демон даже, а некто еще более удивительный. Колесница вылетела из клубящегося облака, лошади с храпом рванулись вперед, выбрасывая колени, но вот колеса заскрежетали, останавливаясь, и Темпус увидел, как наездник поднял руку, приветствуя его как равного.

Его, а не Терона, который всем телом дрожал от ужаса. Возничий мягко улыбнулся, глядя на Темпуса чистыми светлыми глазами, подобными двум озерцам горной воды Пришелец открыл рот, чтобы заговорить, и божественный хаос в голове Темпуса сначала перешел в грохот, потом в шепот, отдельные вздохи и, наконец, окончательно исчез, когда Абарсис, мертвый Жрец-убийца и тайный покровитель Священного Союза, небрежно обмотал вожжи вокруг тормоза и, широко раскинув руки, спустился с колесницы, дабы обнять Темпуса, которого любил больше жизни, будучи еще не духом, но человеком.

Темпус понял, что Абарсис явился из лучших побуждений, хотя ему и было больно видеть, как на его глазах материализуется юноша, некогда снискавший почетную смерть у него на службе.

Ныне он обладал некой силой, которая пусть и таилась за пределами Врат Смерти, но быть силой от этого не переставала.

— Командир, — наполнил зал бархатный голос. — По твоему лицу я вижу, что сердцем ты по-прежнему любишь меня. Это хорошо. Мне нелегко было осуществить подобное путешествие.

Они обнялись. Открытые глаза Абарсиса и его высокие скулы, бычья шея и блестящие волосы казались столь же материальными, что и занозы под ногтями у Темпуса.

Юноша, вернее его тень, был сильным. Отступив на шаг, Темпус хотел было заговорить, но в печали уставился в пол. Что можно сказать мертвому? Уж наверняка его не спросишь, как жизнь. Неуместным выглядело бы и обычное приветствие Священного Союза…

Абарсис же обратился к нему точно так же, как много лет назад в Санктуарии, где он вскоре нашел свою смерть.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: