— Жизнь тебе, Риддлер, и вечная слава. А твоему… нашему другу… Терону из Рэнке мои приветствия.

Звук собственного имени вывел Терона из транса. Старого испытанного бойца по-прежнему пошатывало, да и дар речи, похоже, к императору еще не вернулся.

Один взгляд в сторону Терона помог Темпусу взять себя в руки

— Ты едва не напугал нас до смерти. Может, и буря твоя работа? — Он отступил на шаг и показал рукой на мрачное небо за окном. — Если так, то это лишнее, местные жители и без того напуганы. Мы лишь хотим создать военное правительство, а вовсе не развязать гражданскую войну.

Красивое лицо Жреца-убийцы подернулось дымкой, и Темпус, заметив это, чуть было не спросил: «Реален ли ты? Родился ли ты снова? Пришел ли ты, чтобы помочь мне?»

Тень посмотрела ему прямо в глаза, и взгляд ее был исполнен такой силы, что потрясал до глубины души.

— Нет. Нет, Риддлер, не я. Я только принес сообщение для тебя и обращаюсь к тебе с просьбой — за услуги, уже оказанные и будущие.

— Гм-м. Темпус, ты не хочешь меня представить? В конце концов, вы ведь у меня в гостях, — пророкотал император, постепенно оправившийся от смятения и принявший достойную позу. Он то и дело исподтишка бросал взгляды на коней, которые замерли как вкопанные, прядая ушами и пуская из ноздрей едва заметные струйки пара.

— Терон, император Рэнке, генерал армий и все такое прочее, познакомься с Абарсисом, Жрецом-убийцей, бывшим Великим жрецом Вашанки, бывшим…

— Бывшим союзником, — перебил его гладкокожий, словно влажная сталь, Абарсис, — каковым, впрочем, я и остался. У Союза возникла проблема, и связана она с Санктуарием. Вещать устами жрецов — дело богов, мое же предназначение иного рода. Темпус, я знаю, боги сами говорят с тобой, но на этот раз… я хорошо подготовился… — Абарсис блеснул улыбкой, как когда-то давно. Переминаясь с ноги на ногу, он встретился взглядом с Темпусом и продолжил:

— Послание таково: Сферы Могущества нисибиси должны быть уничтожены. Пантеон будет рад такой вести. И уничтожить их надлежит Санктуарии, где обретут свободу твоя и моя измученные души.

Просьба же к тебе такова: исполни желание Нико насчет детей, твоих и наших.

Наших? Темпус не мог не узнать торжественного тона Абарсиса, который тот использовал только в разговорах о божественном. Мертвый Великий жрец Вашанки проделал долгий путь, чтобы донести послание. Все более и более недовольный поворотом дел, Темпус отступил на шаг и в раздумье присел на край стола. За этим он пришел ко мне. Прекрасно. Что теперь?

Ибо он, тот, кто мог отказать богу и выступить против всех верховных жрецов, понимал, что отказать пасынку не сможет. Это был старый долг, над которым не властны даже такие понятия, как жизнь и смерть. Все дело в душе Темпуса, которая была настолько старая, что, увидев Абарсиса по-прежнему юным, прекрасным духовно и хранящим честь свою так, как Темпус хранить ее более не мог, тот, кого прозвали Риддлером, почувствовал, как сильно он устал.

И на диво: он, который не спал никогда, не спал с тех самых пор, как три сотни лет назад был проклят одним из могучих чародеев и нашел успокоение лишь в союзе с богом, понял, что засыпает. Веки его отяжелели, а звук голоса Абарсиса стал громче, отдаваясь эхом так, словно они с Тероном разговаривали, стоя в разных концах комнаты.

Перед тем, как рухнуть на стол, забывшись тяжелым сном, который прошел только на следующий день, когда взошло солнце и установилась ясная погода, Темпус услышал слова Абарсиса:

— А ты, друг мой, тот, кого я люблю больше других мужчин, прими этот особый подарок… просто как знак внимания. На эту ночь, мой господин, принес я тебе от богов хороший сон. А теперь спи. И пусть посетит тебя во сне мой дух.

И Темпус спал, а когда проснулся, Абарсис уже давно исчез, и полным ходом шли приготовления к отъезду Терона, Темпуса и их небольшой свиты в Санктуарий.

Санктуарий ожидали новые неприятности, Роксана чувствовала это по ломоте в суставах. Предчувствие, подобно острому ножу, пронзило самоё существо нисийской ведьмы, некогда прозванной Королевой Смерти, а ныне укрывавшейся от преследований в тайной лачуге на берегу Белой Лошади.

Когда-то по силе ей почти не было равных, когда-то она была палачом, а не жертвой, и однажды провозгласила Страдание и вознесла его над человеческим стадом, от самой последней дыры — Санктуария — до высочайших пиков Стены Чародеев.

Но все это было до того, как она влюбилась и заплатила за любовь. Возможно, не будь смертный, кому она отдала свою любовь, Никодемусом по прозвищу Стелс, членом Священного Союза, одним из кровавых пасынков, Роксана посчитала бы глупым поменять бессмертие на способность лить слезы и чувствовать переменчивое бабье счастье.

Но Нико предал ее. Ей следовало подумать об этом, и, будь она женщиной в полном смысле слова, она бы знала, что ни один мужчина, а тем более бывалый боец, давший клятву на верность пасынкам, не будет верным и честным по отношению к женщине, если это пойдет вразрез его союзу с мужчинами.

Ей следовало знать это, но она не могла даже предположить такого, ведь душа Нико была сама нежность, когда это касалось женщин, он любил их всех так же, как любил лошадей и маленьких детей: бесхитростно, свободно и честно. Теперь, когда она узнала это, Роксана посчитала подобное оскорблением. Она же не бродяжка, не бессвязно лепечущее существо и не комок шерсти. К оскорблению примешивалась и душевная травма: ведь она отдала бессмертие за возможность любить смертного, который не смог оценить ее жертву.

Любимый предал ее из-за веши столь незначительной, что она не стоила и упоминания: из-за «жизни» мелкого колдунишки, чародея по имени Рэндал, лопоухого веснушчатого дурака, который играл с силами, ему неподвластными.

Да, Нико сумел провести Роксану, отвлек ее своими чарами, а тем временем этот напыщенный клоун, которого она собиралась пустить на жаркое, сумел сбежать.

Теперь Нико вертелся у жрецов и в роскошных спальнях дворца, защищаемый Рэндалом (который владел Сферой Могущества такой же, как у Роксаны, и даже более сильной) и магической броней, подаренной ему Энтелехией Снов.

Немало крови попортила ей и другая ведьма — некромантка Ишад, которую пасынкам следовало бы ненавидеть сильнее, чем Роксану, Королеву Смерти, еженощно проклинаемую в их молитвах.

Какая-то насмешка судьбы крылась в том, что Ишад, эта расфуфыренная похитительница душ с ограниченной властью и безграничной похотью, якшалась с пасынками и была союзником армии наемников, единственной силой, стоящей меж Санктуарием и полным хаосом ныне, когда весь город распался на щедро политые кровью кварталы, принадлежащие различным кликам, — Рэнке ослаб, а ранканский принц Кадакитис забаррикадировался во дворце вместе с пучеглазыми пришельцами, изгнанными из своих земель.

Роксана же, Королева Смерти, птица высокого полета, некогда повелительница всех и вся, ныне была теснима пасынками и даже менее значительными группировками в городе, опираясь лишь на свои мертвые легионы, в которых иные и впрямь были мертвецами, поднятыми из могил исполнять ее поручения, а другие находились на волосок от мира иного, такие, как Беспалый, владелец «Распутного Единорога», он же Ластел; или Зип, изворотливый руководитель НФОС (Народного Фронта Освобождения Санктуария), чьи повстанцы не могли обойтись без ее помощи.

Ну и, конечно, был еще Снэппер Джо, единственный подвластный ей демон — огромный монстр с серой кожей, тупыми глазами, острыми клыками и оранжевыми волосами, которого Роксана извлекла из глубин Ада и определила себе на службу. Джо по-прежнему был в ее распоряжении, хотя последнее время служил барменом и вышибалой в «Распутном Единороге» и забивал себе башку идиотскими мыслями о дружбе с людьми (скорее пасынки признают Роксану, чем завсегдатаи таверны примут демона как своего).

А еще были змеи из последней партии с Севера, которых Роксана на время могла обращать в людей: городские змеи не способны к перемене обличий, в холодную погоду они становились малоподвижными и сонными и были куда глупее своих северных товарок.