Фридрих нахмурился: он уже знал о приказе прусского правительства от 16 апреля 1844 года, в котором Маркс заочно обвинен в государственной измене и оскорблении его величества.

Но тот уже перевел разговор.

– Ну, понравился вам Гейне?

– Обаятельный человек. И поэт прекрасный. Пожалуй, из современных наших поэтов – крупнейший.

Разговор о поэзии для обоих так интересен, что они продолжают его всю дорогу.

Маркс увлекает своего гостя к Сен-Жерменскому предместью. Высокие дома сжали мостовую. И здесь в этот поздний час многолюдно. Идут мужчины в блузах, бедно одетые девушки. Глухо стучат их деревянные башмаки по панели. Возвращаются с работы парижские мастеровые.

Внезапно где-то впереди послышался шум. На мостовую из окна второго этажа полетела табуретка, потом деревянный ящик с тряпьем. А двое дюжих полицейских поволокли за собой рабочего. Какой-то господин, видимо домовладелец, грозил ему вслед тростью. Арестованный упирался:

– Несправедливо! Я задолжал только за неделю. Куда я денусь с детьми?

Маркс бросился вслед за полицейскими. Энгельс схватил его за руку.

– Бесполезно, я однажды пытался вмешаться в Манчестере. Закон на его стороне. – Он кивнул в сторону домовладельца.

По улице Вано неторопливо шагает пожилой господин. Остановившись у дома № 38, он по-хозяйски отворяет дверь. Привратница почтительно кланяется:

– Добрый день, господин комиссар.

– Что нового?

– Госпожа Маркс с ребеночком уехала к матери. А сам пятый день не расстается с каким-то приезжим.

– Француз?

– Не знаю. Разговаривают вроде по-немецки.

Полицейский комиссар тоскливо разглядывает окна квартиры Марксов: как жаль, что отсюда ничего не слышно!

А там беседа в самом разгаре.

– Кто, в сущности, правит в Англии? Собственность. Есть там такая пословица: «Закон притесняет бедняка, а богачи управляют законом».

– Не только там, мой дорогой. И в Париже и в Кельне. «Один закон – для бедняка, другой – для богача».

Энгельс продолжает рассказ об Англии. На какое-то мгновение задумывается: вправе ли он рассказать все? Ему доверились, и он обязан соблюдать тайну. Ее можно открыть только самым верным. И он решительно продолжает.

И вновь Маркс видит Энгельса в Лондоне. Таверна. За столом против Энгельса сидят трое: богатырь, бывший наборщик Карл Шаппер, веселый маленький сапожник Генрих Бауэр и замкнутый решительный часовщик Иосиф Молль.

Это руководители тайной организации немецких рабочих – «Союза справедливых».

– Знаете, Карл, эти трое… Они меня поразили. Нет, пролетарии не только страдают. Они начинают бороться!

Маркс шагает по комнате из угла в угол.

Прав ли Энгельс? Да, тысячу раз!

Внезапно он останавливается перед гостем.

– А ведь наши друзья – господин Бруно Бауэр и его братец – придерживаются совсем иных взглядов. И заметьте, не считают нужным их скрывать.

Маркс достает с полки кипу газет.

– Вот, полюбуйтесь! Это Юнг прислал недавно из Берлина.

Энгельс перелистывает страницы «Литературной газеты», издаваемой братьями Бауэрами. Старая песня!

«Идеи, рассчитанные на одобрение масс, обречены на провал… Историю творят не массы, а лишь избранные».

– Какая чепуха!

Маркс поворачивается к гостю.

– Согласен. Но чепуха весьма опасная… – Подумал и решительно добавил: – Собираюсь напечатать о братьях Бауэрах статью. Предисловие уже готово.

Помолчали: речь ведь идет о тех, кто считался их друзьями. Но если те сейчас помогают врагам?

Первым заговорил Энгельс:

– Верно, черт возьми! Идеи господ из кафе Штехели нужно разбить так, чтобы с ними было покончено раз и навсегда. Тут мало статьи. Надо книгу! Памфлет – вот что нужно! Это же акробаты от философии! Памфлет можно было бы назвать…

– «Критика критической критики», – задумчиво роняет Маркс.

– Великолепно! А в скобках – «Против Бруно Бауэра и K^o».

И вот уже они обсуждают план будущей книги. Впоследствии книга эта выйдет под названием «Святое семейство». Они напишут ее вдвоем и вложат в нее всю страстность и веру в свою правоту.

А сейчас можно выпить по стакану доброго вина за то, чтобы первый совместный труд достиг цели.

Уже написаны вчерне разделы, которые взял на себя Энгельс. Закончено предисловие. Под ним две подписи: К. Маркс и Ф. Энгельс. Сентябрь 1844 года, Париж.

Всего десять дней провели они тогда вместе и, расставаясь, не говорили о дружбе, не давали друг другу торжественных клятв.

…Февраль 1845 года. Третий час ночи. Только что в зале ресторана госпожи Обермейстер закончился вечер интеллигенции города Эльберфельда. Сдвинув шляпу на затылок, Фридрих весело шагает по темной улице. Все, что он говорил на собрании против монархии, вызывало шумное одобрение интеллигентов. Правда, стоило ему напомнить о нищете пролетариев, и все они как-то скисли…

Вот и дом. Дверь открывает отец. Лицо у него мрачное, молчит.

Наутро не выдерживает:

– Что за общество ты выбираешь? Долго ли это будет продолжаться?

Сын хмурится. И уныние на лице старого Энгельса сменяется гневом:

– Так вот! Я больше не намерен терпеть твои безбожные выходки. Согласен еще давать тебе деньги на «научные занятия». Но если ты будешь заниматься красной пропагандой, тогда сам добывай деньги на жизнь. Клянусь богом, от меня не получишь даже пфеннига!

Сын молчит. Молчит потому, что видит умоляющие глаза матери, ладонями сжавшей виски. От волнения у нее опять будет приступ жестокой головной боли. Не слышать бы Фридриху ничего этого, не видеть. Но куда денешься?

У себя в комнате он задумывается. Ах, как славно было в Париже у Маркса! Надо ему написать, отвести душу.

Но как быть дальше?

Вот уже две недели, уступая настояниям семьи, Фридрих ходит в контору, пытается заниматься коммерцией, делами фабрики. Будущий хозяин. И это в то время, когда он пишет книгу о гнусном отношении английских фабрикантов к рабочим…

Все опротивело до предела: и коммерция, и Бармен, и бесцельная трата времени. Уехать бы в Париж!

Уехать… Это значит порвать с семьей. Лишиться материальной поддержки. А мать?

Решится ли Энгельс на это? Какой выход он изберет?

Ловкие руки сортировщицы парижского почтамта быстро разбрасывают конверты международной почты: Лондон, Петербург, Нью-Йорк, Берлин, Киль. На мгновение глаза задерживаются на адресе: «Эльберфельд. Ф.В. Штрюкеру и K^o».

Коммерческое письмо. И, минуя цензора, оно отправляется в мешок с этикеткой «Королевство Прусское».

А в мелко исписанных листках, вложенных в конверт, – ответ от Маркса, которого с таким нетерпением ждал Энгельс: «Критика критической критики», наконец, окончена. Теперь Карл сумеет уделять больше внимания газете «Форвертс».

В «Форвертс» появляются его гневные статьи против насилия королевской власти, в защиту пролетариев.

Но длится это недолго.

1 января 1845 года в дверь парижской квартиры, где проживает Маркс, требовательно постучал полицейский комиссар.

– Карл Маркс, сотрудник газеты «Форвертс»?

– Да.

– По приказу правительства его величества короля Франции вы должны покинуть пределы страны в двадцать четыре часа. Вот приказ. Распишитесь.

Комиссар ушел. На плечо Маркса мягко легла рука Женни. Рассчитывая поселиться в Париже надолго, молодожены истратили на устройство квартиры все свои небольшие средства. Женни нездорова. На родину путь закрыт. А через двадцать четыре часа надо уезжать.

Часы идут… Что же делать? Иногда высылаемые подают прошение: обещают вести себя мирно, только бы им разрешили остаться. Карл не пойдет просить! Семья уедет в Бельгию, в Брюссель. Женни поймет его. Женни простит…

Простит? Сочувственно наблюдают знакомые, как привыкшая к обеспеченности молодая женщина после отъезда мужа, почти больная, пытается продать домашние вещи, чтобы раздобыть денег на переезд. Мебель, белье – все идет за бесценок. Так ведь всегда бывает, когда срочно нужны деньги. Но знакомые только наблюдают и сочувствуют. А помощи ждать не от кого.