Интересы общего дела определяют каждый шаг, и совместная работа воспринимается как само собой разумеющееся. Возможно, один сделал больше, другой меньше. Какое это имеет значение?

«Святое семейство» – первая книга, написанная в соавторстве, вышла еще в 1845 году. Из 21,5 печатного листа 20 принадлежат Марксу и лишь полтора-два листа написаны Энгельсом. Между тем на титульном листе проставлены имена двух авторов: «К. Маркс, Ф. Энгельс».

Может быть, Энгельс претендовал на авторство и Маркс вынужден был согласиться? Может быть, об этом можно найти что-нибудь в их личной переписке? На последнем листке одного из первых писем, отосланных Марксу в Париж, юный Энгельс когда-то негодовал:

«Как видно из объяснения, ты мое имя поставил первым. Почему? Я ведь почти ничего не написал, и твой стиль все узнают».

Пройдет 34 года, и в газете германских социал-демократов «Форвертс» появится серия статей, разоблачающих некого Дюринга. Автор статей – Энгельс.

Маркс считает, что эти статьи следовало бы издать отдельной книгой – настолько ярко и доступно излагают они теорию научного социализма.

Рукопись книги готова к печати. Но по заведенному обычаю прежде ее должен одобрить друг. Текст будущей книги Энгельса лежит перед Марксом. Он задумчиво перелистывает его. Потом еще раз перечитывает оглавление и на чистом листе бумаги выводит своим характерным почерком: «Глава десятая».

Откройте книгу Энгельса «Анти-Дюринг», и в предисловии вы прочтете слова автора: «Замечу мимоходом, что так как излагаемое в настоящей книге мировоззрение в значительной своей части было обосновано и развито Марксом и только в самой незначительной части мной, то само собой разумелось, что это мое сочинение не могло появиться без его ведома. Я прочел ему всю рукопись перед тем, как отдать ее в печать, а 10-я глава отдела, трактующая о политической экономии („Из критической истории“), написана Марксом, и только по внешним соображениям мне пришлось, к сожалению, несколько сократить ее. Таков уж был издавна наш обычай: помогать друг другу в специальных областях».

Таков уж был их обычай!

…Не очень-то привычно звучат эти слова в применении к суровым революционерам, от которых жизнь и борьба часто требовали совсем иных качеств. Это Ленин так сказал об Энгельсе: «Он имел глубоко любящую душу…»

Любящие души… Может, нам никогда по-настоящему и не понять бы, что таят за собой эти два коротких слова, если бы не переписка друзей.

«Лондон… К. Марксу от Ф. Энгельса». «Манчестер… Ф. Энгельсу от К. Маркса». Двадцать лет письма с такими адресами следовали одно за другим. Их больше полутора тысяч.

Двадцать лет эти письма были почти единственным способом общения. Они – плод раздумий, и радости, и страдания.

Письма эти можно читать не отрываясь, ибо из-за строк, написанных мелким, неразборчивым почерком Маркса или четким, каллиграфическим – Энгельса, встают солдаты революции.

От даты к дате видно, в каких трудных поисках, в какой титанической борьбе создавалось и развивалось учение, называемое научным социализмом.

Письма иногда гневно, но чаще иронически рассказывают о подлостях противников, о провокациях и клевете.

И в каждом письме – личные заботы, трогательная привязанность и нежность.

…Взяв у Ленхен письмо, Маркс читает его сначала про себя. Забывшись, начинает говорить вслух:

– Ну, Фред, дело обстоит не совсем так…

– Вот в этом ты, пожалуй, прав!..

Несколько слов Фридриха об охоте, в которой он участвовал, заставляют Маркса нахмуриться. Он живо представил тот воскресный день.

Недалеко от Манчестера по полю карьером несутся всадники, преследуя мелькающую впереди лису. Это охотятся по приглашению одного из местных помещиков манчестерские фабриканты. Первое препятствие – и вперед вырывается всадник на поджаром красивом коне. Вот еще препятствие, еще… Лиса уже близко, но дорогу преграждает высокая изгородь. На всем скаку преследователи сворачивают в сторону.

И только один из них, прижавшись к шее коня, оказывается на другой стороне. Лиса, считавшая себя в безопасности, пытается скрыться, но поздно…

Тем же вечером, слегка иронизируя над собой, но и не скрывая удовлетворения, Энгельс расскажет об охоте в очередном письме другу.

– Знаешь, Женни, я боюсь, как бы не случилось какое-нибудь несчастье с Фредом. Надо ему написать…

«Поздравляю тебя с твоими наездническими подвигами. Не делай слишком опасных скачков, так как вскоре представятся более важные поводы рисковать головою. Ты, по-видимому, чересчур увлекаешься ездой на этой скаковой лошади…»

Мучительную тревогу вызывает у Маркса осторожное сообщение Энгельса о том, что он заболел.

В 1857 году дала себя знать та жизнь, которую Энгельс вынужден вести, жизнь удачливого коммерсанта и активного коммунистического пропагандиста.

Маркс требует, чтобы друг немедленно сообщил ему симптомы болезни и заключение врачей. Через некоторое время он появляется у известных лондонских врачей:

– Нет, в данную минуту речь не обо мне. Но не могли бы вы, доктор, посоветовать, как помочь другому больному?..

Он рассказывает все, что знает о болезни Энгельса. Ответы врачей его не удовлетворяют. И в течение нескольких дней Маркс читает в библиотеке Британского музея новейшие медицинские сочинения, справочники для врачей, фармацевтические учебники на всех известных ему языках.

Наконец удается найти наиболее целебное, по его мнению, средство против болезни Энгельса, и он пишет об этом.

Чтобы Фридрих не беспокоился об очередной статье для «Трибюн», Маркс хочет отвлечь внимание издателя, хотя, по совести говоря, пока не знает, как это сделать. Энгельс же, бросив все, должен немедленно ехать к морю.

«Если в этот решающий момент ты поступишь по-ребячески – прости мне это выражение – и снова запрешься в конторе, появятся новые рецидивы… Было бы непростительно с твоей стороны продолжать настаивать на своем».

Сам Маркс испытывает сильнейшие приступы физического недомогания. Работа над рукописями по ночам, нужда, страдания сломили его могучий организм. В 60-х годах у него развилась болезнь печени, временами перестает работать правая рука, карбункулы вызывают невыносимые боли…

И все же он продолжает работать. Его выдержка изумляет окружающих. Они настойчиво, но безрезультатно советуют ему отдохнуть.

– Доктор, что вы скажете по поводу лечения человека, больного карбункулезом? Что нужно, чтобы радикально излечить его?

Теперь уж Энгельс консультируется с известнейшими манчестерскими врачами. Он пересылает в Лондон рецепты, требует, чтобы Маркс приехал в Манчестер отдохнуть, уговаривает его всерьез подумать о себе. Ведь если все останется по-прежнему, болезнь будет прогрессировать!

«Что тогда будет с твоей книгой и с твоей семьей? – пишет Энгельс. – Ты знаешь, что я готов сделать все возможное, и в данном экстренном случае даже больше, чем я имел бы право рискнуть при других обстоятельствах. Но будь же и ты благоразумен и сделай мне и твоей семье единственное одолжение – позволь себя лечить. Что будет со всем движением, если с тобой что-нибудь случится? А если ты так будешь вести себя, ты неизбежно доведешь до этого. В самом деле, у меня нет покоя ни днем, ни ночью, пока я не выцарапаю тебя из этой истории, и каждый день, когда я от тебя ничего не получаю, я беспокоюсь и думаю, что тебе опять хуже».

Настойчивость двух самых близких людей – жены и друга – заставляет Маркса на время несколько упорядочить свой рабочий день и начать лечиться.

…У Женни был один проверенный способ заставить мужа отдохнуть. Она знала, что стоит только детям зайти к нему в комнату, немедленно начнется шумная и веселая возня.

А уж воскресенья старшие дочери – Женни и Лаура – ждали с понедельника. И начинался этот долгожданный день обычно с разведки. Если по коридору идти на цыпочках и дверь в его комнату не заскрипит…