- Ты ему скажи, что корабль неисправен - кха! И спроси дозволения отправиться сухим путем,- будто сквозь туман слышал он нудную речь кормчего.

Не ответил. Снова и снова перебирал в памяти слова Эзула, с час назад приходившего на судно. Хорошо начал купец, обрадовал: завтра, мол, с утра выгружай наждак, получишь черно-бронзовое оружие. Была понятна и просьба перевести корабль к восточному причалу - для удобства погрузки. А дальше началось непонятное: желает-де светозарный Миликон показать тебе кошачью охоту… Высокая, мол, это честь для приезжего купца, еще никто из греков не удостаивался.

Вдруг пришла догадка: не опасается ли Миликон, что он, Горгий, заполучив оружие, перегрузит его на повозки и, нарушив запрет, уйдет из Тартесса сушей? Не потому ли желает держать его, Горгия, при себе вплоть до того часа, когда закончится погрузка и можно будет выпроводить корабль в море? В море, прямиком в загребущие Падрубаловы лапы…

Ну нет, любезнейший, не «а такого ты наскочил!

Горгий поднялся, взглянул на клепсидру: сколько вытекло воды с полудня. О, уже четыре часа… Пока не поздно, надо идти к купцу Амбону. Пусть Амбон забирает наждак, а заодно и корабль. И пусть грузит олово в слитках прямо на повозки, и пусть лошадей дает, а не быков, так-то поскорее до Майнаки доберемся. Сегодня же вечером и пустимся в дорогу. Уж лучше олово в Фокее, чем рабство в Карфагене…

Да, и еще не забыть попросить у Амбона провожатых и охрану до перевала, а то нарвемся еще на гадирский отряд. Этот Амбон, по всему видно, в чести у Павлидия, уж десяточек стражников выпросит у него… А Миликон - что ж, пусть везет на охоту свою кошачью стаю, он, Горгий, ему не попутчик…

Повеселев от принятого решения, Горгий велел кормчему приготовить все для выгрузки наждака, а сам прошел к себе в каюту. Вытащил из-под койки сундучок, облачился в серый, обшитый по подолу красным меандром гиматий.

Только ступил на сходню - глядь, из тучи пыли, вечно висевшей над портовыми закоулками, выскочили два всадника. Гулко простучав копытами по доскам причала, осадили у сходни коней, заорали сытыми голосами:

- Эй, фокейский купец, собирайся! Светозарный Миликон ожидает тебя в носилках!

И Горгий понял, что нельзя противиться судьбе.

Когда завязывал в каюте сандалии, бросился ему в глаза воткнутый в стенку кинжал из черной бронзы - подарок Павлидия.

Хоть и кошачья, а все-таки охота, подумал он, мало ли что может случиться.

И сунул кинжал за пазуху.

Неслыханную честь оказал иноземному купцу светозарный Миликон: пригласил в свои носилки. Велел греку сесть на ковер, сам же покойно расположился на вышитых серебром подушках.

Дорога, что шла вдоль крепостной стены на север, была хорошая, лошади - одна впереди, другая сзади - бежали розно, носилки чуть покачивались. За носилками ехал особый возок, разгороженный внутри так, чтобы охотничьи кошки не задирали друг друга. Было их там десятка два, злых, длинноногих, двое суток не кормленных. За возком пылил конный отряд - личная стража верховного казначея.

Заговаривать первым с высокорожденным не полагалось, и Горгий томился за закрытыми занавесками. Миликон жевал сушеные плоды смоковницы, щурился на Горгия, поигрывал серебряным нагрудным украшением.

И чего он едет занавесившись, подумал Горгий, экая духотища… Он украдкой зевнул, прикрыл рот рукой. Глаза его слипались.

Лошадиные копыта загрохотали по мосту. Горгий очнулся от дремоты.

- Откинь занавески,- сказал Миликон.

Дышать стало легче. Далеко позади остался

Тартесс - крепостные стены, дымные кварталы ремесленников, сторожевые башни. Бетис медленно катил под длинным мостом желтые воды. А там, впереди, расстилались зеленые поля, в предвечерней дымке чуть лиловели горы.

Дорога пошла похуже. Носилки тряхнуло. Миликон, глядя на Горгия, посоветовал:

- Скрести под собой ноги.

- Далеко ли еще, светозарный?-осведомился Горгий.

- Туда,- вяло махнул рукой Миликон.- Видишь ли, очень много кроликов развелось на полях Тартессиды, рабы не поспевают сберегать от них посевы. Тут-то и пригодились наши охотничьи коты.

И он принялся рассказывать Горгию, как кот поднимает кролика с кормовища, как настигает его и перекусывает шею.

Мне бы твои заботы, думал Горгий, а сам кивал в знак почтительного внимания. Но и собственные заботы, от которых последние дни голова трещала, теперь, как ни странно, отодвинулись от Горгия. Он сам дивился охватившему его безразличию ко всему на свете. В голове было легко и пусто…

- Почему ты не слушаешь? - услышал он вдруг голос Миликона.

- Извини, светозарный…

- Я тебе толкую, что вся сила у них не в лапах, а в зубах. Но если круглый год их кормить сырым мясом…

Пусть они подавятся, все как есть, подумал Горгий, а вслух сказал:

- Такими котами надо дорожить.

Смеркалось. Слева проплыли глинобитные домики, рощица смоковниц. Донесся надсадный скрип гончарного круга. Крик осла. Дорога запетляла меж бурых холмов и побежала вниз, к мелькнувшей среди трав реке. Быстро падала, сгущаясь, темнота, впереди засветилась группка неярких огней.

Копыта притомившихся лошадей зацокали по каменистой улочке, и носилки остановились подле невзрачного заезжего двора. Из ворот вышли двое с чадящими факелами: увидев Миликона, согнулись и замерли в поклоне.

- Приехали,- сказал Миликон и неспешно слез с носилок.- Здесь переночуем, а перед восходом выедем на охоту. Напоишь котов водой,- бросил он хозяину заезжего двора, плешивому вольноотпущеннику,- а кормить не вздумай. Нам же приготовь еду. Пожирнее.

- Светозарный! - вскричал хозяин.- Мне ли не знать твоих вкусов! А кроликов нынче развелось… Будет забава твоим кошечкам, да пошлют им боги хорошего здоровья…

Миликон не дослушал, пригнувшись, шагнул в низкую дверь. Горгий последовал за ним. Телохранители спешились, лениво потянулись с кожаными ведрами к колодцу.

В комнате тускло горел масляный светильник. За нечистым столом, склонив косматую голову над недопитой чашей, дремал человек. Он поднял осовелые глаза на вошедших, уставился на Горгия. Их Горгий узнал в нем того купца из Массалии, с которым по пути в Тартесс повстречался в Майнаке.

- Здравствуй, массалиот, - приветливо сказал Горгий.- Сухим путем, значит, дошел сюда от Майнаки?

Массалиот помотал головой, пытаясь стряхнуть тяжкое опьянение.

- Ага, это ты, горбоносый фокеец,- просипел он.- Не утопили тебя кар-рфагеняне в Столбах?

- Как видишь, я цел. И товар мой тоже.

Горгию хотелось толком расспросить массалиота о сухом пути, но при Миликоне, само собой, лучше было помалкивать. Да и пьян купец не по-хорошему. Авось, до утра протрезвится, подумал Горгий, тогда и расспрошу.

- Вижу, ви-ижу… Я все вижу! - сказал массалиот.- И кар-рфагенский нос твой вижу… С таким носом можно через Столбы…

- Пьяный дурак,-устало сказал Горгий, отворачиваясь.

Миликон, вздернув бровь, пристально смотрел на массалиота, потом перевел взгляд на Горгия.

- Четвертый день здесь сидит,- объяснил хозяин, почесывая плешь.- Привез товар, но все выжидает чего-то. Проезжих расспрашивает - какие цены в Тартессе, да нет ли там беспорядков. Я ему толкую: в Тартессе беспорядков отродясь не бывало, не то что в других местах,- так ведь не верит. Сомневается… С утра до ночи вино хлещет. Упрямее не видывал постояльца…

- Не верю! - рявкнул массалиот, уронил голову в объедки и сразу захрапел.

- Скажи моим людям, чтоб унесли его во двор,- велел Миликон.- Да прибери здесь и свету прибавь.

Ужинали вдвоем. Миликон молча обгладывал баранью ногу, косил на Горгия черным проницательным глазом. Со двора доносились фырканье лошадей, мычание быков, истошные кошачьи вопли. От всего этого, от пьяных слов массалиота. Опять стало Горгию тревожно. Кусок в горло не лез. Хотелось спать.

- Скучно с тобой, грек,- сказал Миликон.- Или о корабле своем думаешь? Не бойся, погрузят все как надо. Эзул смышлен в таких делах. Или не доверяешь ты ему?