- Я привык, чтобы ожидали меня,- сухо сказал он, сделав нажим на последнем слове.

Юнец заворочался, устраиваясь поудобнее, корзины трещали и скрипели под ним.

- Я очень торопился,- ухмыльнулся он,- но сегодня всюду разъезжают глашатаи и меня дважды задержала толпа. А потом,- продолжал юнец, пристраивая одну из корзин себе на кудлатую голову,- потом мне пришлось малость проучить палкой нахальных рабов, загородивших мост носилками. А потом, когда я вошел в мастерскую,- тут он запустил в Эзула корзиной,- я споткнулся о канаты. Твои рабы, Эзул, растянули там канаты, и я был вынужден вздуть одного или двух… Кстати, Миликон, не твои ли носилки были там, подле моста?

- Слушай, Тордул, я терпеливо сношу твои дерзости, потому что…

- Потому что побаиваешься моего грозного родителя.

Миликон выпрямил спину.

- Я никого не боюсь,- сказал он высокомерно.- Я столь же светозарен, сколь и твой отец. А ты, хоть и предпочел удел простого моряка, не должен забывать, что в твоих жилах течет кровь высокорожденного…

- Пополам с кровью рабыни,- вставил Тордул. - А ваши титулы для меня все равно что плевок.

- Я сношу твои дерзости только потому, что у нас с тобой одна цель.

- Да,- уже серьезно согласился Тордул.- С тех пор, как ты рассказал мне о несчастном Эхиаре, у меня одна только цель: восстановить справедливость, вернуть Тартессу законного царя.

- Этого хочу и я.

- Давно уже слышу. Но дальше разговоров дело не идет. Чего ты ждешь, Миликон? Я перестал тебе верить.

- Я ждал удобного часа. Теперь он настал.

Скрипнули корзины. Тордул вскочил, стал, широко расставив голенастые ноги, перед Миликоном, впился в него напряженным взглядом.

- Настал? Ты говоришь - настал наш час?

- Да. Не знаю только, готов ли ты со своими…

- Мы готовы! - крикнул Тордул. Он подскочил к двери, выглянул, потом заговорил свистящим шепотом:

- Тартесс пропах мертвечиной, вот что я тебе скажу! Великая Неизменяемость - ха! Да она только на кладбище и бывает, неизменяемость! Сидят в своих дворцах, провонявших кошками, жрут с серебряных блюд…

- Я сам ем с серебряного блюда, но это нисколько не вредит моему пищеварению, блистательный Тордул,-с тонкой усмешкой сказал Миликон.

- Хватит! - рявкнул Тордул.- Да, я - блистательный по рождению, а могу ли я носить этот титул, если он теперь продается за деньги?

- Деньги нужны казне, - спокойно возразил Миликон. - Это я тебе говорю как верховный казначей.

- А куда идут эти деньги? На новые дворцы, на кошек, на наложниц? Олово - вот богатство Тартесса, его сила. Возим мы его, возим с Касситерид, а кто его нынче у нас покупает? Все склады забиты слитками. Где фокейские корабли? Как можно было допустить, чтобы Карфаген стал на их пути?

- Оставим Карфаген, поговорим лучше о завтрашнем дне…

Но Тордул не унимался. Крупно шагал по каморке, выкрикивал хриплым матросским голосом:

- Нашли забаву - голубое серебро! Зачем оно нужно?

- Не кощунствуй,- Миликон сдвинул густые брови. - Ты прекрасно знаешь заветы предков.

- Заветы предков? Да я ставлю корабль олова против самой облезлой из твоих кошек, что наши почтенные предки и сами не знали…

- Довольно, Тордул! Голубое серебро - святыня Тартесса. Сядь и слушай. Завтра за час до восхода твои люди должны скопиться у западных ворот крепости. Пробирайтесь не по дороге, а левее, где густой кустарник, только без шума, чтобы на сторожевых башнях не услышали. Завтра - большая кошачья охота, и многие блистательные отправятся туда со стражниками; именно такого дня я и дожидался. Ты со своими людьми ворвешься во дворец и схватишь Аргантония…

- Я своими руками убью его! - закричал Тордул.

- Пошлешь по городу верных людей кричать на царство Эхиара, а про Аргантония пусть кричат… сам знаешь, что.

Тордул нетерпеливо дернул ногой.

- А Эхиар?

- Мои люди доставят его в город. Ты встретишь его с надлежащим почетом.

- За это не беспокойся! - восторженно вскричал Тордул.

- Я еще не кончил. Когда вы ворветесь в крепость, направь часть людей к дворцу своего родителя. Пусть они сомнут его стражу, а его самого возьмут под надежную охрану.

- Это я сделаю,- ответил Тордул, помолчав, Но… что с ним будет дальше?

- Посмотрим. Думаю, что его государственная мудрость пригодится Тартессу и в дальнейшем.

Они поговорили еще немного, обсудив подробности. предстоящего переворота, а затем юный мятежник покинул мастерскую купца Эзула: он торопился к своим людям.

Эзул проводил его за ворота, посмотрел вслед и вернулся в каморку. Отломил кусок сладкой лепешки, сунул в редкозубую щель под вислыми усами, пожевал, исподлобья взглянул на верховного казначея.

- А что, светозарный Миликон, если этот сумасшедший и впрямь захватит власть и провозгласит царем этого… Эхиара?

- В Тартессе будет править наместник Карфагена,- сказал Миликон, поднимаясь.- Только Карфаген может покончить с царствованием Аргантония. А мы,- он дернул Эзула за бородку,- мы дадим для этого Карфагену оружие из черной бронзы. Падрубал терпеливо поджидает в Столбах нашего греческого гостя.

Эзул довольно засмеялся, с бороды его посыпались крошки.

- То-то обрадуется греческий простофиля,- сказал он.- И оружие увезет, и старого дружка Падрубала повидает. Хи-хи-хи, придется бедным фокейцам с персами палками воевать…

- Не нравится мне это, Горгий, - сказал кормчий и сплюнул в грязную воду между судном и причалом.- Томили нас, томили, а теперь - кха! Давай в восточную гавань, выгружай наждак, бери черную бронзу и убирайся в море…

- Что тебе не нравится, Неокл? - рассеянно отозвался Горгий.- Чего хотели, то и получаем.

Они сидели на корме под жарким солнцем Тартесса, полуголые, распаренные. Из-за мешков, сваленных возле мачты, доносились рассыпчатый стук костей, ленивая матросская перебранка.

- Эй, Лепрей, довольно трясти!

- Все равно больше двух шестерок не выкинешь.

- Мое дело. Сколько хочу, столько и трясу.

Покатились кости, раздался взрыв хохота.

- Опять один и один! Подставляй лоб, Лепрей!

- Жаль, Диомеда нет, он мастер щелкать…

- Что ж мы, братья, так и прощелкаем всю стоянку? Чего хозяин нас держит, как собак на цепи?

- Правильно делает,- отозвался рассудительный голос.- Диомед вот сходил себе на берег да и пропал.

- А скучно, братья, без Диомеда… Ну, чья очередь выкидывать?

Да, пропал Диомед, тоскливо подумал Горгий. Обещал разузнать Миликон, куда он задевался, и молчит. Смутно все, тревожно… Велит корабль ставить под погрузку, а самого меня на кошачью охоту тащит. Мне ихние кошки поперек горла, тьфу!.. И как же завтра без меня грузить станут?! На первой волне груз разболтается, еще трюм разнесет… Неокл, он, конечно, дело знает, да все не свой глаз…

- Не нравится мне,- продолжал зудить кормчий, потирая слезящиеся глаза.- Груз дорогой, а как его через Столбы провезешь? Карфагеняне там.

- Что делается в Столбах, о том здешние правители знают лучше нас. Не пошлют же они такое оружие прямо в лапы врагам.

А сам думал с нехорошим холодком в животе: Миликон сухой путь запретил, в море выталкивает. А от Миликона кто приходил с повелением? Канатный купец… Эзул, тот самый… Сидит в Тартессе, а о нем в Столбах Падрубал-карфагенянин заботится, ремешок с письменами шлет. Темное это дело… Может, рассказать Ми-ликону про ремешок?

Новый взрыв смеха прервал его смятенные мысли.

- Эй вы, потише!-крикнул Горгий.

Потянулся к ведру, плеснул на себя воды: хоть и теплая, а все-таки полегче, когда мокрый.

Рассказать Миликону про ремешок, конечно, можно, но вот вопрос: в новинку ли ему это будет? Уж если Эзул у него ходит в доверенных людях, то, может, и сам Миликон стакнулся с Падрубалом?

Горгий тихонько поцокал языком.