Понял Змей, что приходит ему конец, и в страшной злобе решился на свое распоследнее злодейство. Он стал быстро надуваться, в его вспученном брюхе грозно забурлила мутная вода.

— Берегитесь! — закричала Красная Шапочка. — Он сейчас лопнет — и всех нас утопит.

Змей стремительно раздувался. И тут через пролом, с хрустом давя каменные обломки, в пещеру протиснулся самосвал МоАЗ. За рулем сидел Шуркин папа. В ребристом кузове грузовика был установлен мощный насос. Как дуло пушки у танка, вперед протянулась длинная труба. Она с ходу впилась в змеиное брюхо! Деловито захлопотал мотор, и насос втянул в себя воду.

Семиглав стал быстро убывать. Вот он уже ростом с крокодила… с ящерицу… вот и нет его совсем. Лишь последняя тонкая струйка, злобно шипя, скользнула под камень…

Все — и люди, и волшебники — облегченно вздохнули. Красная Шапочка подала руку Шурке, помогла ему подняться. Они направились к ледяной решетке, которую сердито сотрясал дядя Денежкин. Шурка утирал кровь с разбитых губ.

Вдруг затрещал потолок, с него посыпались мелкие камешки. Красная Шапочка ойкнула и присела. Шурка, заслоняя ее, резко обернулся, поднимая кулаки. И… пальцы разжались, руки радостно замахали, рот расплылся в улыбке. С потолка, прорвавшись сквозь камень, планировала Стрекотуха.

На спине у гигантской сороки сидела женщина красоты необычайной. Платье длинное малахитовой зеленью отливает, коса золотая до пят, глаза горят яркой синью, и черные брови собольи гневно нахмурены.

— Мамочка! — Красная Шапочка бросилась к ней. Рядом с матерью уже стоял Боксит и весело улыбался.

А сорока, бережно ту женщину на землю опустив и отдуваясь: «Ф-фух, ф-фух, из самой Австралии!..» — бочком, бочком придвинулась к решетке и вроде бы участливо, а и с усмешкой дядю Денежкина спросила:

— Чтой-то, старый, никак оплошал?

Богатырь конфузливо крякнул.

— Перехитрил меня водяной. Помоги, просит, младшенького из ямы вызволить. А как нагнулся я, он и кричит: «Ой, твой шлем с кудрей упадет! Ой, прибьет он моего змеёныша!» Я и дал ему шлем — подержи, мол. Он же лапой меня — толк! — и крышку набросил…

Дядя Денежкин выразительно потряс решетку. Спохватившись, Стрекотуха долбанула ее с размаху каменным клювом — ледяные прутья и рассыпались. Да они за последние минуты уж подтаяли… Стала верная птица, причитая, чистить своего старого соратника да прихорашивать… Рядом суетился Шубин, делал вид, что помогает, заглаживает свою вину. Он, дрожа, поклонился Хозяйке, выпрашивая прощение, но та резко щелкнула пальцами — и леший окаменел. Бросовой, пустой породой оказался.

— Подойди ко мне, добрый молодец, — позвала Шурку Хозяйка Медной горы. — Дочка всё про тебя рассказала — герой!.. И вам, добры люди, спасибо, — она поклонилась замершим у машин горнякам. — А ты, — Хозяйка ласково положила руку на Шуркины вихры, — проси теперь что хочешь в награду.

— Тетенька! — выпалил Шурка, не задумываясь ни на секунду. — Сделайте так, чтобы я сразу стал взрослым!

— Ты уже повзрослел, мои мальчик, — улыбнулась Хозяйка Медной горы. — Ты стал бесстрашным рыцарем, одолел презлое чудовище…

— Нет, не так, — настаивал Шурка. — Я хочу прямо сейчас стать высоким и сильным. Как они, — показал на притихших взрослых. — Я хочу сегодня же пойти работать в шахту!

— Что ж, — Хозяйка Медной горы задумчиво качнула головой. — Хотя счастье труда трудом же долгим добывается, а не мгновением боя, помогу я тебе. Отправлю тебя вперед на четверть века. Но не надолго, не навсегда. Как только ты почувствуешь, что прежде времени попал в те дальние дни, вернешься обратно домой.

Хозяйка Медной горы отступила к стене, развела немножечко руки, по белому камню их расправила.

— Подожди! — вскрикнула Красная Шапочка. Она подбежала к Шурке. — Помни о дедушке, о братце… И обо мне… — Положила ему на ладонь фиолетовый самоцвет, приподнялась на цыпочках и… поцеловала. А Шурка не смутился. Горькое чувство расставания охватило его. Невольные слезы навернулись на глаза, всё затуманили, и лишь расслышал он: «Готов?.. Три… Два… Один… Ноль. Старт!» Закрутилась, рассыпалась белыми искрами огненная карусель, и утер набежавшие слезы Шурка Черёмухин уже в будущем веке.

Шурка увидел себя за рулем легкового автомобиля. Автомобиль катился по широкому шоссе. Оно уходило на север. Впереди виднелась синяя громада Денежкиного Камня. Появился указатель: «Шахта «Красная Шапочка». Шурка-взрослый повернул руль. Новенький «жигулёнок», похожий на серебристую каплю, подъехал к большой группе диковинных строений. Не было среди них привычной высокой башни копра. Яркие кубы из разноцветного бетона и сверкающего стекла составляли замысловатую фигуру. Она закручивалась как водоворот вокруг одноэтажного дюралевого «блюда», поднятого в середине шатром. Будто инопланетный звездолет лежало «блюдо», посылая в разные стороны солнечных «зайцев». По его ободу протянулись сплошной цепью круглые большие люки, накрепко закрытые.

Взрослый Шурка — Александр Михайлович, так теперь будем его называть — подвел машину к одному из люков, над которым горел зеленый глазок светофора. Не выходя из кабины, он протянул руку в окно. Под окном стоял низенький красный столбик, на верхушке у него была прорезь как у телефона-автомата. Александр Михайлович вложил туда продолговатую полоску из пластмассы, похожую на номерок из раздевалки. На полоске был выдавлен табельный номер, а внутри запечатана магнитная пластинка, на нее записана шифрованная команда автоматическому сторожу: «Открыть люк!» Створки люка легко, бесшумно раздвинулись. «Доброго пути!» — проревел механический голос. Александр Михайлович поморщился, спрятал в нагрудный карман пластмассовый пропуск и осторожно зарулил внутрь «звездолета».

Дюралевое «блюдо» не было летающим. Но оно открывало вход в геокосмос — в недра земли. Это и есть копёр, который на старой шахте высился бы пятидесятиметровой башней. В такой башне раньше размещали сильные подъемные машины. С натужным ревом таскали они на толстых тросах тяжелые клети — шахтные лифты, поднимая и опуская их в ствол, словно ведро в колодец. Сегодня же, в 2009-м году, башня стала не нужна, потому что не было в копре подъемных механизмов. И лифта не было. И не было самого ствола, если считать стволом вертикальный шахтный колодец. Из-под круглого «блюда» крутой спиралью спускался вниз тоннель. В нем пролегло широкое, отличное бетонное шоссе. Спираль, развернув каждый виток на сотню метров в ширину, вела на горизонты; самый нижний строили уже на глубине более двух километров.

Под шатровой крышей копра была круглая площадь. На ней останавливались автобусы, легковушки, грузовики, ожидая — недолго — своей очереди, чтобы нырнуть в главный вход, за которым открывалось спиральное шоссе. У входа Александр Михайлович притормозил.

— Здорово, Ольга! — крикнул он. — Привет, племяшка!

В стеклянной будке, как регулировщица ГАИ, в мягком крутящемся кресле сидела девушка. Александр Михайлович озорно улыбнулся и ловко забросил пластмассовый номерок через открытое окно прямо ей на колени. Табельщица строго погрозила пальцем, указывая на лоток, куда следовало класть пропуска, но тоже улыбнулась.

— Счастливого пути, дядь Шура! — крикнула она. — Езжайте осторожно! Папа говорил, что вы гоняете по горизонтам, как на ралли…

Александр Михайлович хмыкнул. Отец Ольги, главный инженер, был еще нештатным автоинспектором и запросто мог запретить двоюродному брату самостоятельный спуск на личной машине. Скучай тогда в медлительном автобусе, вместо того чтобы вихрем слететь в забой.

— Ладно, ладно, племяшка, — примирительно проговорил Александр Михайлович, — ты же знаешь, что я везучий.