Как-то утром молодой оборванец остановил меня у парадных дверей Чека и протянул конверт:
— Гражданин начальник, письмо!..
Он хотел убежать, но я успел схватить его за шиворот и затащил в комендатуру. Внимательно присмотревшись, я узнал в оборванце… Мишку Телёнка! Он вырос, на левой щеке у него появился глубокий, синеватый шрам, но был он такой же худой, оборванный, жалкий.
— А, старый знакомый! Не узнаёшь меня? — спросил я его.
— Сперва не узнал, а теперь узнал… Значит, в начальниках ходишь? Здорово! Думаешь, я тогда не догадался, какой ты беспризорник? Помнишь, у белых?
— Помню, как же!.. Рассказывай, как ты попал сюда, как живёшь?
— Сам понимаешь, рыба ищет где глубже, человек где лучше… Здесь тепло, но жратвы мало…
— А где твои друзья?
— Двое со мной, остальные разбрелись кто куда. Бугая, атамана нашего, порешили.
— Кто?
— Свои пацаны. Я тогда не был с ними…
— Так и будешь шататься по улицам?
— Нет, к царю в зятья пойду!.. Я, может, в Москву подамся. Говорят, в Москве хорошо, только мильтоны тамошние больно уж прытки — хватают нашего брата и отправляют в какую-то коммуну.
— Ну, ладно, пошли со мной! Поговорим о деле, — предложил я ему.
— В коммуну не отправишь?
— Что ты, за кого меня принимаешь?
Старший комендант, следивший за нашей беседой, остановил меня.
— Тут одна любопытная записка, она заинтересует тебя, — сказал он и дал мне узкий клочок папиросной бумаги. — Мы нашли её в передаче к твоей приятельнице Ольге Шульц. Передачи приносит одна старуха, но установлено, что они от сердобольной попадьи. Она это делает якобы из чисто гуманных соображений.
— Спасибо!
Я прочитал записку. Мелким, чётким почерком написана всего одна строчка: «Оснований для большой тревоги нет».
Новая загадка — кто автор записки?
Я спрятал записку в карман гимнастёрки и повёл Телёнка через внутренний двор к себе. В кабинете посадил его около письменного стола и вскрыл конверт. Там была новая анонимка такого же содержания, как и предыдущая.
«Подлец!
Я тебя предупреждал, но ты не захотел внять голосу разума. Предупреждаю в последний раз: оставь девушку в покое, иначе расправимся с тобой.
Сличил обе анонимки, — почерк один и тот же.
— Давай, приятель, поговорим по душам! — сказал я Телёнку, спрятав анонимки в стол.
— Давай, — с готовностью согласился он.
— Помнишь, в тылу у белых ты говорил, что подался бы к красным, да боишься, что не возьмут? И ещё: ты догадался, кто я, и не выдал. Значит, и тогда ты был за нас.
— Факт! Я же не буржуй какой…
— Правильно, и батька твой не буржуй, — рыбак, трудовой человек. Его, как и моего отца, погнали на бойню буржуи. Был бы твой батька жив, обязательно пошёл бы с нами.
— Факт!
— Вот видишь, — значит, ты свой!
— В этом можешь не сомневаться!.. Я только мильтонов не люблю, а в остальном — свой в доску…
— Скажи, хочешь помочь нам?
— Смотря в чём… Я лягавым не буду, корешей не выдам.
— Никто не собирается трогать твоих друзей! Тут дело посерьёзнее… Ты знаешь содержание письма, которое принёс?
— Нет, оно ж было запечатано.
— Хочешь, прочту?
— Прочти! — Он пожал плечами, как бы говоря: «Меня это не очень-то интересует».
Я прочёл ему анонимку.
— Это пишет один из заядлых врагов Советской власти. На днях они хотели убить нашего председателя. Не думай, девушка тут ни при чём.
— Про председателя слыхал, что его пришить хотели…
— Хотели, да не вышло, — сказал я. — Руки оказались коротки. Вот это письмо тоже написал один из них.
— Нет… Не может этого быть! — Телёнок беспокойно заёрзал на стуле.
— Не не может быть, а факт! Кто дал тебе это письмо?
— Один парень… Одет форсисто, курит дорогие папиросы… А вот имени его я не знаю.
— Где вы встретились с ним, что он сказал?
— Утром, на базаре… Подошёл и спрашивает: «Парень, хочешь заработать?» — «Хочу, — отвечаю я, — если, конечно, работа не очень пыльная». — «Совсем не пыльная», — говорит. Повёл меня в сторонку и по секрету сказал: «Одному человеку нужно вручить письмецо, — он, подлец, ударяет за моей девушкой, хочу его предупредить. Получишь сто тысяч советскими. Половину сейчас, половину после. Не бойся, не обману». Я сразу согласился передать письмо, — дело-то плёвое, а сто тысяч хоть и небольшие деньги, но всё же на них дня три с братвой жить можно.
— Дальше, дальше рассказывай, — торопил я его.
— Дал он, как мы условились, полёта. Вот они. — Телёнок вытащил из кармана пачку кредиток и сейчас же спрятал обратно. — Повёл на эту улицу. Встали мы с ним за углом, ждали. Издали показался ты, — в этом костюме я тебя не узнал. Он говорит: «Это он, вручи ему письмо и — ходу». Остальное ты знаешь. Закурить можно?
— Кури. — Я протянул ему пачку.
— Дешёвые куришь, а ещё начальник!.. Хочешь, достану хороших?
— Нет, спасибо. Я к этим привык… Послушай, Миша, буду говорить с тобой по-честному. Захочешь помочь нам — скажи. Нет так нет, насиловать не стану.
— Давай говори…
— Я уже сказал тебе, что письмо это написал один из буржуйских сынков. Они, понимаешь, не хотят, чтобы была Советская власть…
— Вот сволочь! А говорил про девушку…
— Девушка здесь только ширма!.. Понимаешь? Когда пойдёшь за остальной половиной денег, попроси прибавки — скажи, что тебя забрали в Чека, чуть не посадили. Знай, мол, такое дело, не согласился бы и за миллион!.. О знакомстве со мной ни слова. Понятно?
— Ещё как!
— Он, конечно, поинтересуется, кто и о чём спрашивал тебя в Чека. Отвечай: человек, которого ты не знаешь. Мытарил долго, но ты ничего не сказал, потом заплакал, и тебя выпустили. Если он поверит, — ты увидишь это по его лицу, — закинь удочку: не будет ли ещё работёнки? Самое главное — узнай, где он живёт. Сам за ним не ходи — уговори одного из своих друзей незаметно проследить за ним.
— Я и сам могу!
— Нет, так не годится, — он знает тебя в лицо и сразу догадается, что дело нечисто. Не думай, они тоже не дураки. Ну как, сумеешь наладить дружка?
— Запросто даже!
— Я дам тебе один адрес, — завтра, в четыре часа, придёшь туда и всё мне расскажешь. Сюда ходить тебе нельзя. Договорились?
— Вполне!
— А теперь иди. За помощь наградим тебя.
— Я не из-за денег, — хмуро сказал Телёнок.
— Ладно, знаю, что ты не такой парень!
Я объяснил, по какому адресу он найдёт меня, и отпустил его.
Чтобы оградить себя от возможных случайностей, я тут же договорился с товарищами не выпускать из виду Мишку Телёнка.
Пошёл с докладом к Челнокову. Выслушав меня, он поморщился.
— Мальчишки, сопляки!.. Анонимками балуются, своих девушек от чекистов оберегают… Несерьёзно всё это, но вредить могут, если дать им волю. А твой Телёнок не подведёт, не станет двойником?
— Нет, он парень хороший! Его можно наставить на путь истинный, и я займусь этим, — заверил я своего начальника.
— Ты прав, — продолжал Челноков развивать свои мысли. — Этот молодой, что прислал письмо, — мелкая сошка, вроде связного у них. Ты пока его не тронь… В остальном план твой одобряю. Нужно взять их всех вместе, отсортировать — одних приструнить и выпустить, а наиболее заядлых врагов изолировать… Есть тут ещё одно обстоятельство: как бы не пришлось выпустить твою эсерку!..
Я опешил.
— Ольгу Шульц?! Не может быть!
— Из центра получена директива провести соответствующую работу среди бывших меньшевиков, эсеров, анархистов, дашнаков и членов прочих политических партий. Если они осознают свои заблуждения и подпишут декларацию, оставить их в покое. Арестованных на тех же условиях выпустить.
— Неправильно это! — вырвалось у меня.
— Партия и Ленин лучше нас с тобой знают, что правильно, что нет, — сухо сказал Челноков.
В тот же день вечером я уже имел некоторые сведения об авторе анонимок: бывший гимназист, сын пекаря, зовут Жоржем, фамилия Зурабов. Родители имеют собственный дом и сад. Проживает недалеко от базара. Бильярдист и танцор. До установления Советской власти в националистской организации молодёжи формально не состоял. Узнал также, что Белла действительно исчезла из города, — кажется, уехала в деревню к дяде…