Можно поддаться панике или ярости, либо погрязнуть в страданиях, но надо вести себя как обычно. И когда сумеет взять себя в руки, поговорит с детьми.

Есть и другие дела, которыми необходимо заняться. Неважно, что хочет показать Холт, визит к нему отвлечет настолько, что поможет вернуть самообладание и утихомирить бушующие эмоции.

Сворачивая к дому Брэдфорда, Сюзанна решила, что вполне пришла в себя. Выходя из пикапа, пригладила взлохмаченные ветром волосы. Осознав, что слишком крепко стиснула ключи, специально расслабила пальцы, потом сунула связку в карман и постучала.

Залаяла собака, Холт открыл дверь, держа животное за загривок.

— Все-таки пришла. А я уж собрался ехать за тобой.

— Я же обещала.

Гостья ступила внутрь.

— Что ты хотел показать?

Удостоверившись, что Сади только обнюхает и поскулит, привлекая внимание, освободил псину.

— Твоя тетя проявила гораздо больший интерес к моему дому.

— У меня не так много времени.

Рассеянно погладив собаку, Сюзанна сунула руки в карманы мешковатых хлопковых штанов.

— Здесь очень мило.

Оглядела все вокруг, ни к чему не прикасаясь.

— Наверное, тебе тут довольно удобно.

— Вполне, — протянул Холт, не сводя с нее пронзительного взора.

Щеки без следа румянца. Слишком темные глаза. Он жаждал заняться именно тем, что она — возможно, с неловкостью — и подозревала, но уж точно не хотел видеть ее больной от страха при мысли о новой встрече с ним.

— Расслабься, Сюзанна.

Голос звучал холодно и пренебрежительно.

— Не собираюсь набрасываться на тебя.

Ее самообладание висело на тоненькой ниточке.

— Мы можем просто посмотреть?

— Да, можем, как только перестанешь стоять с таким видом, словно тебя должны приковать цепями и побить палками. Я ничего не предпринял — пока, — чтобы вызвать у тебя такой взгляд.

— Я вообще никак на тебя не смотрю.

— Черта с два, не смотришь. Проклятье, да у тебя руки дрожат.

Разгневанный, Холт схватил трясущиеся пальцы и рявкнул:

— Прекрати! Ничего плохого я с тобой не сделаю.

— К тебе это не имеет никакого отношения.

Сюзанна отдернула ладони, ненавидя тот факт, что не может остановить трепет.

— С чего ты решил, что мои переживания или взгляды касаются тебя? У меня имеются собственная жизнь и собственные чувства. Я тебе не какая-нибудь слабая запуганная женщина, разваливающаяся на куски только потому, что мужчина повысил голос. Ты и правда вообразил, будто я боюсь тебя? Неужели думаешь, что можешь причинить мне боль после того…

Сюзанна прервалась, потрясенная тем, что кричит. Слезы ярости все еще жгли глаза. В животе завязался узел, она едва могла дышать. Сади попятилась и, трясясь, забилась в угол. Холт стоял на расстоянии в один фут, уставившись на гостью суженными внимательными глазами.

— Мне пора, — произнесла Сюзанна и поспешила к выходу.

Твердая рука хлопнула по деревянной створке, не давая сбежать.

— Позволь мне уйти.

Услышав, что голос надломился, Сюзанна прикусила нижнюю губу, подергала дверь, потом развернулась к Холту с горящим взором:

— Прошу тебя, дай мне уйти.

— Вперед, — разрешил Холт с удивительным спокойствием, — можешь ударить меня, но никуда не пойдешь, пока находишься в таком смятении.

— Если я и в смятении, это мое личное дело. Я уже сказала, к тебе это не имеет никакого отношения.

— Отлично, стало быть, бить меня не собираешься. Значит, попробуем другой способ выпустить пар.

Холт решительно обхватил ладонями бледное лицо и накрыл манящий рот губами.

Поцелуй не предназначался для успокоения или утешения, поэтому не принес ни того, ни другого — напряжение и водоворот эмоций в нем полностью соответствовали чувствам Сюзанны.

Тонкие руки, сжатые в кулаки, оказались в ловушке между ними, тело трепетало, кожа горела. При первой вспышке ответа Холт нырнул в грубый отчаянный поцелуй, удостоверяясь, что полностью завладел ее мыслями.

Потом еще минуту потворствовал себе. Сюзанна являла собой вулкан, готовый взорваться, шторм, готовый грянуть. Запрятанная внутри страсть обладала мощностью более ошеломляющей, чем удар кувалдой. Брэдфорд жаждал оказаться в центре взрыва, но мог и подождать.

Когда он освободил ее, Сюзанна бессильно оперлась на дверь и закрыла глаза, пытаясь восстановить дыхание. Наблюдая за ней, Холт понял, что никогда не видел человека, так старательно бьющегося за обретение самообладания.

— Сядь.

Сюзанна покачала головой.

— Ладно, стой.

Небрежно пожав плечами, Холт отошел в сторону и закурил сигарету:

— В любом случае, придется рассказать, что тебя терзает.

— Не хочу говорить с тобой.

Холт присел на подлокотник кресла и выдохнул струйку дыма:

— Многие не хотят говорить со мной, но обычно я выпытываю все, что меня интересует.

Сюзанна открыла уже сухие глаза, что значительно успокоило Брэдфорда.

— Это допрос?

Еще раз пожав плечами, Холт снова поднес сигарету к губам. Не будет никакого толка, если отступить или подобрать сочувственные нежные слова. Да он и сомневался, что знает такие.

— Может быть.

Сюзанна подумывала распахнуть дверь и сбежать. Но он просто не позволит. А она прошла слишком трудный путь, изобилующий сражениями, в которых женщина не могла победить, чтобы теперь спасовать.

— Не стоит, — устало промолвила Сюзанна. — Не следовало приезжать в таких расстроенных чувствах, но я надеялась, что смогу взять себя в руки.

— Расстроенных из-за чего?

— Неважно.

— Ну, раз это неважно, значит, нет проблем рассказать мне.

— Бакс звонил. Мой бывший муж.

Чтобы успокоиться, Сюзанна начала бродить по комнате.

Холт изучал кончик сигареты, внушая себе, что ревность абсолютно неуместна.

— Похоже, он все еще волнует тебя.

— Один звонок по телефону. Один! И я вернулась под его власть.

Она произнесла это с горечью, какую Холт не ожидал, но он промолчал.

— Ничего не могу сделать. Ничего. Он собирается на две недели забрать детей. А я не в состоянии помешать ему.

Холт нетерпеливо фыркнул:

— Ради Бога, вся эта истерика только из-за этого? Из-за того, что дети пару недель проведут с отцом?

И с отвращением отбросил сигарету. «Подумать только, а я так о ней волновался».

— Перестань изображать злопамятную жену, детка. Он имеет право.

— О да, имеет.

В голосе слышалось такое отчаяние, что Холт вздернул голову.

— Что и написано в бумагах. Он сам сочинял их, чтобы гарантировать себе отцовские права. Конечно, в документе нет ни слова о том, что он должен любить их, или заботиться о них, или изо всех сил стараться вырастить без злобы. Что должен поздравлять их с Рождеством или с днем рождения. Именно это Бакс и сказал мне по телефону. В соглашении не говорится о его обязанности посылать сыну и дочери поздравительные открытки. Зато там зафиксирована моя обязанность отдавать детей, как только ему в голову придет такая блажь.

Слезы снова угрожающе подступили к глазам, но Сюзанна решительно сморгнула. Плач в присутствии мужчины никогда не приносил ничего, кроме оскорблений.

— Думаешь, я расстроена из-за себя самой? Меня-то Бакс больше не сможет ранить. Но мои малыши не заслуживают того, чтобы стать орудием мести, раз уж, по его понятиям, я заплатила гораздо меньше того, что он хотел.

Холт почувствовал, как убийственный холод запылал в душе.

— Он здорово поиздевался над тобой, не так ли?

— Не в этом дело. Алекс и Дженни — вот главное. И теперь я должна как-то умудриться убедить их, что отец, который месяцами не снисходил до общения с ними, который с трудом переносил их присутствие, когда мы жили под одной крышей, вдруг вознамерился забрать их на замечательные двухнедельные каникулы.

Внезапно обессилев, Сюзанна пригладила волосы.

— Я пришла сюда не для того, чтобы откровенничать об этом.

— Да, не для этого.

Немного успокоившись, Холт закурил новую сигарету.